Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Ульрих Херберт. История Германии в ХХ веке. В двух томах. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Перевод с немецкого К. Левинсона. Содержание: том 1, том 2
В период с 1950 по 1973 год экономика европейских стран пережила невиданный в истории скачок роста. В течение примерно двадцати лет валовой национальный продукт, реальная заработная плата, производительность труда, объемы промышленного производства и торговли росли без серьезных перерывов и беспрецедентными темпами. Если в период с 1913 по 1950 год ежегодный рост валового национального продукта европейских стран составлял в среднем 1,4 процента, то в период с 1950 по 1973 год он составил 5,6 процента. Конечно, бум не везде и не в одно и то же время произвел одинаковый эффект. Но он достиг почти всех европейских стран — а также стран Северной Америки, некоторых стран Южной Америки и Японии. Самые высокие темпы роста в Европе были зафиксированы в Испании (6,2), Германии (6,0), Франции, Италии и Португалии (5,4), Австрии (5,3), Финляндии (5,1) и Нидерландах (5,0). Только Великобритания (2,8) долгое время оставалась значительно ниже среднеевропейского уровня. Данные по социалистическим государствам, вероятно, не столь достоверны из-за ненадежности статистики (Польша — 6,7; Югославия — 6,6; ГДР — 6,2; Чехословакия — 5,8 процента). Но нет сомнений в том, что экономики стран Восточной и Центральной Европы также достигли значительного экономического роста.
Наряду с политическим противостоянием между блоками этот длительный экономический подъем стал определяющим признаком послевоенной эпохи. Он навсегда изменил социальную структуру, уровень жизни и социальную культуру в европейских странах. Он также был связан со значительной интенсификацией международных торговых отношений, всплеском глобализации, который по своим последствиям был, возможно, даже более значимым, чем в 1900 и 1985 годах.
Часто причиной подобного бума называется либеральная экономическая политика европейских послевоенных правительств. Однако экономическая политика правительств европейских стран в течение этих двух десятилетий была очень разной. Даже если рассматривать только страны Западной Европы, сразу бросаются в глаза различия между, например, политикой послевоенных правительств Италии, которая была направлена на развитие крупных государственных корпораций, акцентом на государственное экономическое планирование во Франции и корпоративной и социально-политически смягченной рыночной экономикой в Западной Германии. Экономическая политика могла сдерживать или стимулировать динамику роста в отдельных странах, но ее нельзя считать единственной или основной причиной экономического подъема.
Одним из важных факторов, несомненно, был существующий экономический потенциал, который не мог быть использован в течение многих лет из-за сбоев, вызванных Великой депрессией и Второй мировой войной. Однако восстановление связи с долгосрочными тенденциями роста не объясняет необычайно высокое увеличение темпов роста после 1950 года, которое не происходило подобным образом после других крупных кризисов, например после 1918 года или после 1929–1933 годов.
Фаза экономического подъема между 1950 и 1973 годом, которая более отчетливо видна с исторической дистанции, чем с современной точки зрения, была скорее исключительным историческим случаем, за который отвечали несколько факторов, возникших одновременно и взаимно усиливших друг друга из-за особой политической ситуации после войны: всплески демографического роста в течение двадцати пяти лет после окончания войны, огромный отложенный спрос на потребительские товары и средства производства, либерализация международной торговли и платежей, уверенность в превосходстве экономической мощи США, которая сыграла решающую роль в инвестиционном климате, и, наконец, война в Корее, которая вызвала бурный рост военного производства с лета 1950 года.
Экономический бум сопровождался глубокими структурными изменениями. В 1950 году Европа в целом все еще была преимущественно аграрной: из примерно 180 миллионов работающих людей 36 процентов были заняты в сельском хозяйстве и примерно треть — в промышленности и сфере услуг. В последующие годы ситуация коренным образом изменилась. К 1980 году доля людей, занятых в сельском хозяйстве, сократилась с 42 до 14 процентов в Италии, с 36 до 8 процентов во Франции и с 12 до 5 процентов в ФРГ.
Как и в период бума перед Первой мировой войной, люди из сельскохозяйственных регионов все чаще стекались в промышленные города и находили здесь работу — сначала в своей стране, а с 1960 года все чаще и за границей. Результатом стали прогрессивная индустриализация, урбанизация и, начиная примерно с 1960 года, быстрый рост сферы услуг, но прежде всего реальное повышение заработной платы и рост благосостояния, которые жители промышленно развитых регионов Западной и Северной Европы действительно ощутили, хотя в большинстве стран только с 1960-х годов.
В отличие от этого, темпы роста экономик стран Восточно-Центральной Европы, включая ГДР, не оказали сопоставимого влияния на потребление и уровень жизни. Здесь также наблюдался значительный рост валового национального продукта, промышленного производства, степени индустриализации и урбанизации, но односторонний акцент на тяжелой промышленности и машиностроении сопровождался десятилетиями игнорирования сектора потребительских товаров. Недостаточное обеспечение населения потребительскими товарами было одним из самых серьезных недостатков экономики социалистических государств с самого начала и оставалось таковым до их конца.
Поэтому «экономическое чудо» было европейским или, по крайней мере, западноевропейским явлением. Однако в отдельных странах оно преподносилось преимущественно как национальное достижение, что было справедливо и для Западной Германии. Здесь экономический подъем воспринимался особым образом, как подтверждение собственной силы и компенсация за понесенные поражения и потери. Однако экономический подъем здесь был особенно впечатляющим: в первые пять лет существования новообразованной ФРГ среднегодовые темпы роста валового внутреннего продукта составили 8,8 процента, что почти в два раза превысило среднеевропейский показатель, а в 1955 году они достигли невероятных 12 процентов. В 1955–1958 годах он составлял 7,2 процента, в последующие четыре года — 5,7 процента, в 1964–1967 годах — 3,6.
Такого развития событий нельзя было предвидеть ни для Западной Европы, ни для ФРГ. В данном случае кризис, последовавший за денежной реформой и проведением либеральной экономической политики в начале лета 1948 года, привел сначала к росту цен, затем к росту безработицы, и поэтому неудивительно, что избирательная кампания перед первыми федеральными выборами в октябре 1949 года была полностью посвящена экономической политике.
Начало Корейской войны в июне 1950 года сначала усугубило экономический кризис: вызванный ею бурный рост производства вооружений привел к росту цен, особенно на уголь и сталь, и ФРГ пришлось закупать больше угля за рубежом, что привело к дефициту платежного баланса, нехватке иностранной валюты, нормированию электроэнергии и одно время даже к угрозе банкротства. Однако затем война в Корее вызвала перелом и в экономике Западной Германии. Поскольку тяжелая промышленность западных держав в значительной степени переключилась на производство вооружений, чего западногерманским компаниям делать не разрешалось, они сосредоточились на производстве потребительских товаров длительного пользования — и они продавались как горячие пирожки на европейских рынках, а также за океаном. Результатом стал беспрецедентный экспортный бум, который с лета 1951 года способствовал росту прежде всего классических экспортных отраслей Германии — машиностроения, электротехники, химической промышленности, оптики и точной механики. В 1950 году коэффициент экспорта, то есть доля экспорта в чистом национальном продукте, составлял еще 0,9 процента, а в 1960 году он достиг 19 процентов. Внутренняя экономика также оживилась, поскольку были удовлетворены потребительские нужды населения Западной Германии, которые накапливались годами, а зачастую и десятилетиями. Промышленность потребительских товаров теперь развивалась так быстро, что «Закон об инвестиционной помощи» 1952 года наложил на нее обязательный кредит в размере миллиарда марок для субсидирования промышленности, производящей средства производства.
Важный вклад в этот взрывной подъем западногерманской экономики внесла политика жилищного строительства. Во время первого правительства Аденауэра она также была основным направлением государственного экономического стимулирования. Потребность в жилье была огромной из-за военных разрушений и более чем десяти миллионов беженцев и перемещенных лиц. К 1960 году удалось построить почти пять миллионов новых квартир, из которых около трех миллионов были субсидированы государственной программой строительства социального жилья. Частное жилищное строительство, а с 1956 года и строительство частных домов, также в значительной степени субсидировалось государством, и экономический эффект от этого вышел далеко за пределы строительного сектора.
Таким образом, сильная внутренняя конъюнктура, жилищное строительство и высокий иностранный спрос стали основой подъема. С 1950 по 1960 год промышленное производство в Западной Германии выросло на 150 процентов, безработица снизилась с 10,3 до 1,2 процента, число работающих увеличилось почти на шесть миллионов человек, а объем общей заработной платы удвоился. С 1951 по 1958 год положительное сальдо внешней торговли составило 44,5 миллиарда немецких марок. Уже в 1954 году ФРГ вышла на третье место среди крупнейших торговых держав (после США и Великобритании); в 1956 году она имела самые высокие золотовалютные резервы в мире — факт, вызвавший большое удивление даже у экспертов-экономистов.
Если теперь попытаться назвать причины такого особенно сильного экономического роста в Западной Германии по сравнению с остальной Европой, то можно выделить пять моментов. Во-первых, условия для быстрой реконструкции экономики в Западной Германии были исключительно хорошими: с начала века Германия имела самую эффективную промышленность на континенте. Промышленные предприятия, как уже говорилось, были значительно расширены во время войны, частично также модернизированы, и разрушения оказались не такими серьезными, как опасались. То же самое относится и к последствиям демонтажа промышленного оборудования.
Во-вторых, приток беженцев и перемещенных лиц означал, что источник рабочей силы был особенно велик. Это были квалифицированные и мобильные работники, и, что более важно, у них была особенная мотивация и способность к росту. Это относилось и к примерно 2,7 миллиона беженцев из ГДР к 1961 году, среди которых большинство были высококвалифицированные специалисты.
В-третьих, новый экономический и валютный порядок, установленный в Бреттон-Вудсе в 1944 году, создал условия для стабильных обменных курсов и в значительной степени либерализованной торговли. С появлением Всемирного банка и Международного валютного фонда (МВФ) возникли два института, обеспечивающие международные расчеты и фиксацию валют в соотношении твердого обменного курса к доллару. Кроме того, Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), подписанное в 1947 году, позволило снизить таможенные тарифы во всем мире. Однако почти ни одна из развитых индустриальных стран не имела свободно конвертируемой валюты. Поскольку уверенности в стабильности валют других стран не было, многие поначалу прибегали к прямому бартеру товаров, аналогичному процедуре клиринга довоенного периода. Разница в объемах торговли, однако, должна была быть оплачена в твердой валюте, в основном в долларах — таким образом не удавалось достичь устойчивого подъема в международных торговых отношениях. Здесь решающий шаг был сделан с созданием Европейского платежного союза. Он функционировал как многосторонний платежный механизм, который урегулировал баланс в торговых отношениях, привел европейские валюты в соответствие друг с другом и постепенно приблизил их к конвертируемости. Вынужденная либерализация мировой торговли, таким образом, принесла пользу всем западноевропейским государствам, но, учитывая чрезвычайный объем экспорта западногерманской экономики, этот фактор был особенно выгоден ФРГ.
Важную роль здесь сыграла реструктуризация внешних долгов Германии в Лондоне в 1953 году. Для погашения требований иностранных кредиторов, особенно американских фирм, которые требовали выплаты коммерческих долгов, накопившихся за предвоенный и послевоенный период, ФРГ должна была выплачивать 567 миллионов марок в год в течение пяти лет, затем 765 миллионов марок в год до 1988 года, всего около 15 миллиардов марок. Это имело огромное значение для западногерманской экономики, поскольку удовлетворение этих требований было связано с восстановлением кредитоспособности Германии. Ввиду благоприятного экономического развития это бремя оказалось легче, чем ожидалось. Это соглашение не только позволило ФРГ вернуться на международные рынки, но и обеспечило полную конвертируемость немецкой марки. В то же время ФРГ тем самым добилась отсрочки всех репарационных требований к Германии до заключения мирного договора в отдаленном будущем.
И наконец, в-четвертых, либеральная экономическая политика Эрхарда обеспечила немецким компаниям огромные прибыли. Решающим фактором здесь стало благоприятное налогообложение формирования предпринимательского капитала. Уже при составлении начального баланса летом 1949 года компаниям была предоставлена возможность оценить свои деловые активы настолько высоко, что впоследствии стало возможным начисление крупномасштабной амортизации. Таким образом, доля самофинансирования предприятий и коэффициент чистых инвестиций были выше, чем во всех других европейских странах. Этому также способствовало изменение уровня заработной платы. Хотя номинальная заработная плата выросла в среднем на восемь процентов, высокий рост производительности труда означал, что нормы прибыли были значительно выше, поэтому квота заработной платы оставалось стабильной или даже снижалась.
Пятый момент, который необходимо подчеркнуть, — это сцепка государства, экономики, финансового сектора и профсоюзов, которая уже была специфичной в Германской империи и во времена Веймарской республики. С одной стороны, это касалось согласования основных решений в области экономической и социальной политики между государством, предпринимателями и профсоюзами, что нашло особое отражение в системе немецкого «тарифного партнерства». С другой стороны, выплаты пособий были связаны с заработной платой и соответствующими взносами — основной принцип социальной политики Германии, в то время как, например, в Скандинавии или Великобритании единые социальные пособия финансировались за счет налогов. Наконец, центральная роль банков в финансировании корпоративных инвестиций была также важна, тесно связывая промышленность и финансы. Эта система отличалась от принципа привлечения денег путем размещения акций на бирже, которому отдавали предпочтение в англосаксонских странах, ориентацией на долгосрочную перспективу, в то время как акционеры, как правило, надеялись на краткосрочную прибыль. Корпоративный принцип того, что позже стало известно как «рейнский капитализм», имел сильную национальную экономическую составляющую и строился в основном на консенсусе. Особенно хорошо он проявил себя на этапе восстановления с преобладанием национальной экономики. Он столкнулся с трудностями, когда западногерманская экономика, а вместе с ней и крупные компании, начали постепенно выходить на международный рынок.
Если рассматривать эти факторы в их взаимосвязи, то интеграция в функционирующую мировую торговлю была, вероятно, самой важной предпосылкой для быстрого подъема западногерманской экономики. Однако это еще раз указывает на политические предпосылки данного процесса: чтобы вновь запустить международные, особенно внутриевропейские экономические отношения и сделать их более динамичными, требовались не только американские гарантии, но, прежде всего, огромные мощности западногерманской промышленности. С другой стороны, промышленный потенциал Германии был бы в значительной степени бесполезен без его встраивания в интегрированную европейскую экономику. «План Маршалла», денежная реформа и создание западногерманского государства, то есть основные этапы интеграции Западной Германии в формирующийся западный лагерь, оказались решающими предпосылками для экономического подъема ФРГ — несомненно, удача, потому что, учитывая начальные условия 1945 года, повторение катастрофы 1919–1923 годов, несомненно, было вполне возможно.
Подъем западногерманской экономики, однако, происходил в условиях, отличающихся от общеевропейских. Ведь если в шести крупнейших западноевропейских странах сектор услуг уже к 1975 году достиг наибольшей доли в валовом национальном продукте — 53 процента (при 41 проценте вторичного сектора), то в ФРГ промышленный сектор в 1975 году все еще значительно (48,8 процента) опережал сферу услуг, которая стала здесь ведущей лишь значительно позже, чем в большинстве других европейских стран. В то же время промышленная структура Западной Германии лишь в меньшей степени характеризовалась крупными компаниями. Две трети работников были заняты в компаниях с численностью сотрудников менее 500 человек, а большинство из них — с численностью сотрудников менее 100 человек. Компании такого размера были более гибкими и могли быстрее реагировать на изменение потребностей рынка, чем крупные компании с огромными производственными мощностями. В ходе экономического бума 1950-х и 1960-х годов продолжилось смещение акцентов, прерванное только во время войны: от угля, стали и железа в сторону инновационных отраслей, таких как машиностроение, электротехника, химическая и пластмассовая промышленность, нефтепереработка и автомобилестроение. Именно здесь было создано больше всего новых рабочих мест: только в пластмассовой промышленности к 1960 году рост составил 285 процентов.
Степень индустриализации достигла своего пика в 1965–1970 годах, когда занятость составляла почти 50 процентов. В то время ФРГ была, вероятно, самой индустриально развитой страной в западном мире. Ни одна из крупных европейских стран не зависела от развития промышленности больше и дольше, чем ФРГ. Помимо очевидного положительного влияния на занятость, уровень жизни и — в связи с обильными налоговыми поступлениями — на возможности государства, это имело и негативные последствия, например в отношении экологии. Но ни это слово не было известно в 1960 году, ни долгосрочные последствия гипериндустриализации для окружающей среды не рассматривались в те годы. Почти невероятный успех немецкой промышленности, особенно в области экспорта, также заставлял закрывать глаза на некоторые негативные стороны. Например, немецкие компании сильно отставали в исследованиях и разработке новых высоких технологий — например, в атомной энергетике или в авиации. Сектора услуг также часто были устаревшими и не очень инновационными, что также связано с более низким конкурентным давлением со стороны иностранных компаний, например в сфере финансов или транспорта. Однако поначалу такая отраслевая отсталость была так же незаметна, как и стагнация уровня образования среди немецких работников.
Как и во всех европейских странах, рост промышленного сектора и сектора услуг был связан со снижением значимости сельского хозяйства. Однако в годы до и после окончания войны массовое переселение из сельских районов в города временно сменилось переселением из городов в село, поскольку в трудные времена легче было найти еду и кров в сельской местности, чем в разрушенных городах. С 1950 года эта тенденция изменилась на противоположную. В то время упадок сельского хозяйства достиг исторически беспрецедентных темпов: с 1950 по 1970 год доля людей, занятых в сельском хозяйстве, сократилась с 23 до 7 процентов; 35 лет назад, на закате Германской империи, треть всех работников все еще трудились в сельском хозяйстве. Доля сельскохозяйственного сектора в валовом национальном продукте снизилась с 24 (1950) до 13,3 (1960), а затем до 7 процентов (1973). За эти два десятилетия сельское хозяйство потеряло более трех миллионов работников, две трети всех тех, кто был занят в нем изначально. В то же время изменилась структура сельского хозяйства: мелкие крестьянские хозяйства постепенно исчезали; крупные, более производительные хозяйства все больше выходили на первый план. В 1949 году насчитывалось еще 1,9 миллиона крестьянских хозяйств, а 25 лет спустя их осталось только около 900 тысяч. Оставшиеся хозяйства укрупнялись и все более рационализировались. Производительность сельского хозяйства значительно возросла; в 1949 году в Баварии насчитывалось около 24 тысяч тракторов, в 1960 году — почти 300 тысяч. «Комбайны на подходе! — провозглашал в своей рекламе один завод по производству сельскохозяйственной техники. — Хочешь быть последним?» Повышение производительности труда, достигнутое благодаря механизации сельскохозяйственного сектора, уже с середины 1960-х годов, как и почти во всех странах Западной Европы, привело к образованию излишков продукции, которые затем пришлось компенсировать за счет государственных субсидий.
Экономическое развитие в 1950-х и 1960-х годах чрезвычайно усилило одобрение западногерманским населением этой новой, первоначально лишь временной государственной системы, фактически это было причиной ее возникновения. После полувека катастроф и с учетом ситуации после 8 мая 1945 года этот взрывной бум стал полной неожиданностью, и его назвали «экономическим чудом». В 1951 году целых два процента западных немцев заявили, что они живут лучше, чем когда-либо прежде. Десять лет спустя доля довольных жизнью немцев составляла почти половину. Но в 1960 году каждый пятый западный немец по-прежнему считал, что в 1938 году им жилось лучше, чем сегодня. Однако к этому времени, помимо экономической стабилизации, была достигнута политическая стабилизация, и ее достижение было не менее удивительным, чем экономическая стабилизация.