Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Антонио Катифоро. Жизнь Петра Великого. М.: Новое литературное обозрение, 2022. Перевод с итальянского М. Талалая. Содержание
Начался уже 1709 год, всей Европе запомнившийся сильнейшими морозами, из-за которых даже в теплой Италии покрылись льдом реки и лагуны. Несмотря на это, король Карл, упорствовавший в намерении проникнуть в самое сердце России, не обращая внимания на мороз, продолжил путь к Москве, однако, как только он достиг Ворсклы [Olca], границы Московии, его встретил генерал Рённе, яростно его атаковал и учинил страшное побоище шведских солдат. Сам Карл с трудом избежал гибели или, по меньшей мере, плена, однако известно, что под ним пал израненный конь и рядом с ним были убиты двенадцать его гвардейцев. Это событие побудило казаков оставить шведского короля и молить о милости царя, который с радостью ее оказал. Карл поэтому был вынужден снова отказаться от продвижения к Москве и вернуться на Украину, надеясь получить подмогу из Польши. Однако царские войска перерезали все пути, по которым врагу могла доставляться помощь, и поэтому шведам пришлось оставаться в окрестностях Будищ [Budizin] весь апрель и значительную часть мая. После этого, устав так долго пребывать в бездействии, Карл собрал военный совет, на котором было решено предпринять осаду Полтавы [Pultava], так как Мазепа уверял шведов в том, что они найдут там все необходимые припасы, а также значительные суммы денег, лично им припрятанные после решения присоединиться к шведам. Полтава сама по себе в военном отношении имеет совершенно ничтожное значение, однако царь Петр считал ее удобной для размещения складов и поэтому снабдил укреплениями и гарнизоном в пять тысяч человек из числа отборных солдат под командованием генерала Алларда, по происхождению шотландца, который не только имел основания верно служить государю, осыпавшему его тысячами благодеяний, но и имел зуб на шведов, которые дурно обошлись с ним, когда он был у них в плену.
Петр Великий, видя, сколь благосклонна к нему была до той поры фортуна, но понимая, сколь она непостоянна и как легко может обратиться на сторону короля Карла, военные достоинства которого уважал, решил выдвинуть ряд выгодных предложений, долженствовавших побудить Карла к заключению мира, которого мудрые государи ищут даже тогда, когда могут рассчитывать на победу в войне: Pacem volunt etiam qui vincere hostem possunt. Поэтому он отправил к Карлу посольство с предложением мира на условиях возвращения шведам всех земель в Ингрии и Ливонии, за исключением двух городов, Петербурга и Шлиссельбурга, которые желал сохранить для развития торговли своей страны. Сколь бы умеренными ни были эти требования, король Швеции высокомерно их отверг, ответив переговорщикам, что «примет капитуляцию царя в Москве и заставит московитов выплатить тридцать тысяч рублей в качестве компенсации за расходы, понесенные шведами в этой войне», которые в действительности понесли несчастные саксонцы и поляки. Тогда только царь, нахлобучив поглубже шляпу, сказал: «Хорошо же: брат мой Карл во всем хочет быть Александром, но надеюсь, во мне он не найдет Дария».
От армии Карла оставалось немногим более двадцати тысяч человек, когда он приказал генералу Розену захватить Полтаву. Чтобы отразить натиск шведов на город, князь Меншиков с крупными силами кавалерии и пехоты выступил им навстречу. Так как у шведов почти не было артиллерии, им пришлось атаковать городские форты со шпагами в руках. Им удалось захватить три из этих фортов, но это им стоило почти трех тысяч солдат. Несмотря на это, они так храбро рвались вперед, что Меншиков начал опасаться за положение города, однако, собравшись с духом, он позаботился о том, чтобы доставить в город необходимые подкрепления. И здесь он оказал своему царю и благодетелю, пожалуй, самую важную из множества прежде уже оказанных им услуг. Он отрядил два подразделения из состоявших под его командованием войск: одно из них он отправил к верхней части города, другое — к нижней, приказав обоим в установленное время открыть сильный огонь, под прикрытием которого подкрепление смогло бы по мосту проникнуть в город. Этот приказ был исполнен в ночное время. Было ни зги не видно, а огонь, ведшийся московитами, учинил немалый переполох в рядах шведов. Карл, уверенный в том, что его войска подверглись атаке, поспешил прийти на помощь полку своей гвардии, дислоцированному в нижней части города, и одновременно послал войска на помощь солдатам, державшим оборону в верхней. Между тем российские подкрепления, несшие с собой фашины, навели понтонный мост и, войдя в город, подготовили там артиллерию для защиты моста и соединений с основными силами армии.
После того как князь Меншиков предохранил таким образом Полтаву, царь принял решение положить конец этой столь бедственной войне. Он уже нанес значительный урон армии шведского короля в небольших боях, в каждом из которых погибала то тысяча, то две тысячи его солдат, а то еще больше: на сей раз он решил окончательно ее уничтожить. Его войска утратили страх перед шведами, напротив — привыкли их побеждать. Численное превосходство было, без сомнения, на стороне царя: можно сказать, что они превосходили шведов и мужеством, — шведы же были изрядно потрепаны и пали духом. Одновременно с тем, как Петр Великий отдал приказ переправиться через Ворсклу, маленькую речку, чтобы дать противнику решающее сражение и изгнать его из Полтавы и со всей Украины, Карл XII принял отчаянное решение атаковать московитов, надеясь лишь на то, что ему удастся испугать их столь дерзким нападением. Преисполнившись решимости претворить в жизнь свой замысел, он с отрядом всего в тридцать гвардейцев бросился в воду, чтобы вплавь преодолеть узкий рукав реки и разведать, что происходит у врага. Когда он был на середине реки, ружейная пуля, выпущенная кем-то из московитов, охранявших реку, попала королю Карлу в ногу, пробила сапог и раздробила пяточную кость. Он, не произнеся ни звука, а быть может, в пылу схватки ничего не заметив, продолжил путь, однако потом, уже вернувшись в стан и увидев кровь, обильно лившуюся из сапога, осознал грозившую ему опасность. Люди короля умоляли его лечиться, но он и слышать не хотел об этом до тех пор, пока нога его не распухла так, что он от боли не мог ею двигать: лишь тогда он позволил разрезать на себе сапоги и начать лечение. Хирурги с ужасом увидели, что рана начала уже давать гангрену, поэтому на консилиуме было решено отрезать королю ногу, чтобы спасти ему жизнь. Однако среди них нашелся один более опытный или, по крайней мере, более смелый хирург, который предложил вылечить его при помощи нескольких глубоких надрезов. «Лечи меня, — сказал обрадованный король Карл, — режь, не думая, как предписывают тебе правила твоего искусства. Я не боюсь: не бойся и ты». И, с готовностью протянув ему ногу, король с большим спокойствием, чем даже окружающие, смотрел, как из разрезов течет свинцово-черная кровь, с такой твердостью духа, как будто это была кровь его врагов. Эта решительная операция, дополненная использованием сильных лекарств, остановила гангрену, и Карл через несколько дней был уже в состоянии, лежа на носилках, воодушевлять своих солдат на битву.
Карл получил ранение 23 июня. На следующий день царь переправил через Ворсклу все свои силы и, подойдя к стану шведов, приказал построиться кавалерии и пехоте, а также приказал как следует окопаться, чтобы не быть застигнутым врасплох. 27-го числа перед рассветом шведы попытались упредить россиян и, выйдя из строя, атаковали их кавалерию с неожиданной силой. Российская кавалерия исполнила свой долг, хотя ей и пришлось отступить под защиту шанцев, пока им на подмогу не пришла пехота. Московиты стали вести непрерывный огонь по противнику, опрокинув их правый фланг и захватив в плен генерала Шлиппенбаха. На левом фланге князь Меншиков атаковал шанцы, которые оборонял генерал Розен, с такой яростью, что последний был вынужден сдаться на милость московитов. Так закончилась первая сцена того памятного дня: это было 8 июля 1709 года по григорианскому календарю.
Шведская кавалерия, отступив, присоединилась к пехоте: те и другие построились в боевые порядки на расстоянии мили от стана московитов. Царь тотчас приказал двум шеренгам своей инфантерии выйти из лагеря, оставшегося под охраной третьей: пехота заняла место в центре, а кавалерия на флангах. Так, за три часа до полудня, начался второй акт. Россияне так храбро сражались, что за полчаса вражеская армия была полностью разбита: те, кому удалось избежать смерти на поле боя, бежали; московиты преследовали их со шпагами и пиками до ближайшего леса, где среди прочего им удалось пленить фельдмаршала Реншильда и герцога Вюртембергского, кузена короля Швеции. Царь, неутомимо объезжавший поле боя и лично следивший за всем, увидев бегство неприятеля, приказал не убивать пленных и особенно проследить за тем, чтобы была сохранена жизнь его «брату королю Карлу». Когда несколько минут спустя ему сообщили, что на поле боя были найдены носилки короля Швеции, разрубленные на куски, царь выразил глубокую скорбь и крайнее беспокойство, оплакивая судьбу этого великого государя, которого ценил и которым восхищался в силу свойственной людям склонности чтить доблесть даже у врагов. Петр велел искать тело Карла среди убитых, одновременно приказав своим генералам со всем возможным рвением преследовать остатки неприятельской армии. К этим генералам присоединился князь Меншиков. Он допросил шведского интенданта, захваченного в плен, и тот поведал, что остатки армии находятся на берегу Борисфена в ужасном состоянии, без хлеба и пороха: король с ними, и они собираются переправиться через реку.
На самом деле король, несмотря на свою незажившую рану, приказал носить себя в носилках в самые опасные места сражения со шпагой в одной руке и пистолетом в другой, чтобы самим своим присутствием воодушевлять солдат и побуждать их храбро сражаться до последнего. Однако, когда генералы поняли, что силы оставляют их короля, они так усердно стали его упрашивать покинуть поле боя, что он в конце концов уступил их мольбам и согласился положить себя на коня. Но не успели они это сделать, как конь пал замертво, убитый выстрелом из ружья московитов. Тогда решили положить его в коляску генерала Мейерфельда: ее запрягли шестью парами лошадей, и король приказал отвезти себя на берег Борисфена для переправы. Носилки короля несколько раз роняли в переполохе боя, и его рана так разбередилась, а боль так усилилась, что на протяжении нескольких часов он не мог произнести ни слова. Как только он немного пришел в себя, он сразу же вспомнил о графе Пипере, своем самом доверенном министре, и стал повсюду его искать, однако граф, застигнутый врасплох московитами в окрестностях Полтавы в тот момент, когда сжигал документы канцелярии, попал в плен вместе со всей документацией и двумя миллионами рейхсталеров, частично саксонской чеканки.
В этих столь тяжелых обстоятельствах король Карл решил прибегнуть к переговорам и послал генерала Мейерфельда с горнистом к царю Петру, чтобы сообщить ему о том, что «он наконец согласен принять мир на условиях, которые многократно ему предлагались. И если царь не пожелает ему этого позволить, пусть он по крайней мере не препятствует ему вернуться в Польшу». Царь удивился, сколько высокомерия осталось в этом государе после столь страшного поражения, и ответил, что «король Швеции слишком поздно решился согласиться на мир и первоначальные его условия, прежде предлагавшиеся царем, уже не могут быть приняты, потому что ситуация изменилась». Горнисту было поручено передать ответ Карлу, а генерала Мейерфельда царь приказал арестовать, не столько потому, что тот осмелился явиться к нему без грамоты, сколько по другой причине. Когда Мейерфельд попал в плен к русским в битве под Калишем, он был отпущен на условии, что король Карл в ответ отпустит генерала московитов: так как это условие не было выполнено, генерал должен остаться пленным. Карл, узнав о случившемся от горниста, познал на опыте истинность того, о чем писал Саллюстий: начать войну в нашей власти, но не всегда в нашей власти ее прекратить — Bellum ex arbitrio sumitur, non ponitur. Утратив последние надежды, Карл поручил командование своими поредевшими войсками графу Левенгаупту и, взяв с собой несколько офицеров, направился в Бендеры [Bender], город, находящийся на территории Османской империи в Тартарии, объявив, что «предпочитает лучше попасть в руки турок, нежели московитов». Не буду говорить о том, что происходило с этим несчастным государем во время его длительного пребывания в Бендерах: об этом можно прочитать в его биографии, составленной искусным писателем. Скажу только, что после этого поражения из «Северного Александра», как его сначала называли, он превратился в «Неистового Орландо», а из великодушного Ахилла выродился в свирепого и безумного Аякса.
Пока Карл был на пути в Тартарию, князь Меншиков настиг жалкие остатки шведской армии, которыми командовал генерал Левенгаупт, и объявил им, что «они должны немедленно сложить оружие, иначе им не будет пощады». Левенгаупт, видя, что не может выдержать бой с победоносным противником, попытался по крайней мере добиться от Меншикова как можно более мягких условий капитуляции. Было условлено, что «все солдаты и офицеры будут рассматриваться как военнопленные: с солдатами будут обходиться уважительно, а офицерам будет позволено на некоторое время вернуться в дома под честное слово; царю будет передана вся шведская артиллерия со всей амуницией, знаменами, штандартами, музыкальными инструментами и военной казной». Так в плену оказались сам Левенгаупт с двадцатью тремя полками кавалеристов и драгун, а также шестнадцатью полками пехоты. Вместе с теми, кто был захвачен раньше, в плену у московитов оказались шестнадцать тысяч двести восемьдесят семь человек. Московиты провели смотр своих войск и обнаружили, что потеряли за время всего сражения четыре тысячи сто сорок шесть человек.