Книга социолога Леонида Ионина — не столько об идеях Макса Вебера, сколько о самом патриархе социологической науки. Впрочем, в биографии нашлось место разговору о судьбах веберовского наследия. Как «Протестантскую этику и дух капитализма» переводили в США и как ее читают сегодня — в этом отрывке.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Леонид Ионин. Драма жизни Макса Вебера. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2022. Содержание

Американский перевод

Сочинение Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» было опубликовано в «Архиве социальной науки и социальной политики» в номерах за 1904 и 1905 гг., а в 1905 г. издано отдельной книгой. Оно сразу было с огромным интересом воспринято в Германии, где шла активная дискуссия о капитализме как не только экономическом, но и прежде всего культурном явлении, его природе и возникновении, и существенно повлияло на труды ученых, что называется, первого ряда, таких как Э. Трёльч, В. Зомбарт и др., уже в первое десятилетие после своего выхода в свет. Но авторитет Вебера в мировом масштабе начал складываться лишь после того, как «Протестантская этика» была открыта и, можно сказать, широко разрекламирована в американской научной среде молодым социологом (а впоследствии классиком американской социологии) Толкотом Парсонсом. В предисловии к первому тому русского издания «Хозяйства и общества» сказано, что молодой Парсонс открыл Вебера, продолжив в 1926 г. после года в Лондонской школе экономики академические занятия в Германии. В Гейдельберге он познакомился с наследием Вебера. При чтении «Протестантской этики» его настолько захватила мощь веберовской аргументации, что он решил добиваться у вдовы и издательницы Вебера прав на английский перевод. В результате трудных переговоров с лондонским издателем Стенли Анвином (Unwin), который возражал против непрофессионального переводчика, к тому же американца, в конце концов появилось во многом спорное, но имевшее несомненный успех первое американское издание ПЭ [«Протестантская этика». — Прим. «Горького»]. Успех этого издания среди социологической публики повлек за собой новые переводы статей и фрагментов больших работ, в связи с чем возник своего рода миф о Вебере как о единственном классике немецкой социологии. Кроме собственных неоспоримых достоинств труда Вебера успех «Протестантской этики» в Америке был предопределен еще тем, что в центре внимания автора стоит фигура Франклина, представлявшего собой в определенном смысле икону американской предпринимательской идеологии. В результате после Второй мировой войны интерес к работам Вебера вернулся в Германию и вообще в Европу вместе с волной хлынувшей туда американской социологической литературы. Уже к тому времени сложилась существующая уже более века ситуация: подлинно значимо в мире то, что значимо в Америке. Тем более что в самой Германии признание Вебера и осознание его роли, начавшееся в 20-е гг. уже посмертно, когда Марианна издавала обширные тома «Хозяйства и общества» и «Хозяйственной этики мировых религий», затормозилось и почти остановилось во время господства нацизма. Поэтому, когда после войны происходило возрождение науки в Германии и Европе вообще, Макс Вебер вернулся (разумеется, не лично, а своим творческим наследием) из Америки в родную страну и уже в роли классика социологии.

Так выглядит ситуация, представленная в общих чертах в предисловии к русскому изданию первого тома «Хозяйства и общества». На самом деле все было гораздо сложнее. Во-первых, относительно того, что освоение Вебера почти остановилось во время нацизма. Конечно, такие слова, как «социология», «социум», «социальная система» и пр., не укладывались в рамки национал-социалистической идеологии. Термин «общество» как Gesellschaft не приветствовался, но «общность» как Gemeinschaft оказалась просто даже очень ко двору. Человек — не винтик в механическом обществе, а неотъемлемый член общности как живого целого. Ну и конечно, социологические исследования разного рода велись, хотя часто в альтернативном, так сказать, лексическом оформлении.

(Кое в чем похожей была ситуация в позднем Советском Союзе, когда, например, под руководством поставленного партией руководить социологией профессора М. Н. Руткевича развернулась борьба против иностранных терминов в отечественной социологии. Было указано писать социальное расслоение вместо социальной стратификации или социальные перемещения вместо социальной мобильности и т. п. Под раздачу попала, как легко видеть, в основном общенаучная латынь. На реальные исследования это лингвистическое насилие повлияло не очень сильно.)

Что же касается имени и наследия самого Вебера, то он при национал-социалистах отнюдь не был проклят и забыт. Как говорит Радкау, указаний по партийной линии насчет Вебера не имелось, его книги не сжигались, его имя ниоткуда не вымарывалось. Многие крупные ученые — среди них Карл Шмит, считавшийся одним из ведущих философов права как в нацистской Германии, так и после нее, — развивали идеи Вебера, не в последнюю очередь его социологию господства. В правильном или как с точки зрения сегодняшнего либерализма неправильном направлении они их развивали, это другой вопрос, для нас важно, что освоение Вебера двигалось вперед не только в Америке, но и в Германии.

Теперь об американском Вебере. Здесь все тоже выглядит не так просто: Парсонс увидел, ему понравилось, начал переводить, и мысль была только о том, чтобы Марианна разрешила и договориться с издателем. Перед тем как «пришел, увидел, победил», была огромная исследовательская работа, да и после выхода английского издания победа не казалась такой однозначной. Парсонс был в Гейдельберге не мимоходом на манер научного туриста — в 1925—1926 гг. он работал в Гейдельберге над докторской диссертацией «Капитализм у Зомбарта и Макса Вебера», представленной на немецком языке и защищенной в 1926 г. Затем в 1928—1929 гг. в американском Journal of Political Economy были опубликованы две его большие статьи, воспроизводящие принципиальное содержание английского варианта диссертации, защищенного в 1929 г. в Амхерст-колледже в Кембридже, Массачусетс. Но о переводе ПЭ на английский язык до поры до времени речь не заходила. Согласно материалам У. Герхард, Парсонс начал работу над переводом, когда в 1926 г. готовил учебные материалы в Амхерсте для студентов, не знающих немецкого, по своему курсу социологии с упором на новейших европейских авторов. Для уточнения имеющихся собственных переводов он попросил профессора Бергштрассера в Гейдельберге выслать ему почтой оригинал его собственной хранящейся в Гейдельберге диссертации. Считается, что профессор отправил, но пакет так и не прибыл в Кембридж. Так или иначе, прибыв в 1927 г. в Гейдельберг на диспут по защите диссертации, Парсонс попросил у Марианны Вебер разрешение на перевод ПЭ, которое, несомненно, и получил.

Во-вторых, приход Вебера на американский «научный рынок» отнюдь не был ознаменован триумфом. Его там, грубо говоря, не ждали. Основой развития социологии в то время был позитивистско-натуралистический подход. Вот для примера перечень направлений, представленный Питиримом Сорокиным в его почти тысячестраничном обзоре современных социологических теорий: механистическая школа, географическая школа, биоорганизмическая школа, расовая, наследственная и селекционистская ветви, социологический дарвинизм и теории борьбы за существование, биосоциальная школа, демографическая социология, биопсихологическая школа, инстинктивистская социология, социологистическая школа, неопозитивистская ветвь, формальная социология, экономическая интерпретация истории, психологическая школа, бихевиористы, инстинктивисты, психосоциальная школа. Мимо Макса Вебера Питирим Сорокин не прошел. Хотелось бы предложить читателю угадать, в какую группу он включил Вебера. Правильно, в психосоциальную школу. Это такая сборная группа, ее содержание описывается так: «Различные интерпретации социальных явлений в терминах культуры, религии, права, общественного мнения, обычаев и прочих психосоциальных факторов». Сорокин достаточно детально анализирует ПЭ и другие работы Вебера (в частности, ХИО [«Хозяйство и общество». — Прим. «Горького»]) наряду с трудами других представителей психосоциальной школы, например У. Самнера, У. Росса и других ученых, которые сегодня представляются фигурами из далекого прошлого социологии. Он приходит к выводу: «…анализ Вебера не показывает, какова доля религиозного фактора в формировании хозяйственной этики и, соответственно, степень его участия в определении ее влияний в сфере экономических явлений. Таким образом, после работы М. Вебера мы так же мало знаем о степени эффективности религиозного фактора, как и прежде. В этом отношении работа Вебера имеет те же самые недостатки, что и остальные теории». Я не буду комментировать вывод Сорокина, каждый может, если есть желание, ознакомиться с ходом его аргументации. Важно, что Вебер не мог быть правильно понят, поскольку не мог быть даже правильно классифицирован в тогдашней социологической систематике. В Америке тогда и сам Сорокин был в определенном смысле фигурой из прошлого, а фигурой на следующие 30 с лишним лет был Парсонс, на научное становление которого Вебер оказал едва ли не решающее влияние.

О возвращении Вебера в Германию после войны в цитированном отрывке из предисловия к ХИО было сказано правильно.

Поп-социология

К настоящему времени ПЭ постигла удивительная судьба — она стала одним из центральных элементов того, что можно назвать поп-социологией. Поп-социология — это когда из сложных отношений и мыслей извлекают некую примитивную схему чаще всего идеологического содержания и используют ее для обоснования собственных целей и интересов. Примером такой поп-социологии является, например, основанная на идеях Карла Поппера схема «социализм равно тоталитаризм». Ну и Макс Вебер пал жертвой такого же «короткого замыкания» в мозгах людей, которые не заинтересованы в том, чтобы думать, но ищут самый короткий путь для обоснования или подтверждения собственной позиции. Им ясно, что на Западе хороший капитализм, потому что там хорошие, усердно трудящиеся люди, каковы суть протестанты с их особенной этикой, а на Востоке нет протестантской этики, и потому ничего хорошего там быть не может. Об этом говорят журналисты, телеведущие и даже светские львицы (все это в общем одного поля ягоды). Эта схема представлена в разного рода научных, публицистических, пропагандистских трудах, давно уже превратившись в идеологическую формулу. Замечательный пример: цитата из книги небезызвестного Дональда Трампа, экс-президента США, задуманной как консультационная книга по бизнесу и опубликованной еще до того, как он стал президентом: «Многие, возможно, считают, что нельзя на одном дыхании говорить о Боге и о профите, но Бог всегда играл центральную роль в том, что мы думали о капитализме. Протестантская трудовая мораль веками была основой успеха… Стремление к благосостоянию— неотъемлемая часть нашей религиозной культуры». В нашем случае то, что доступно Юпитеру Трампу, в силу интеллектуальной простоты доступно и быку, то есть практически каждому студенту. Студенты иногда даже удивляются: как это просто — и Макс Вебер, и вообще природа современного капитализма! Если бы сейчас провести опрос в среде интеллигенции и гуманитарного студенчества относительно факторов возникновения современного мироустройства, думаю, оказалось бы, что тезис Вебера о том, что протестантская этика породила капитализм, был бы на первом месте в обоснование представлений о современном мире. Или его обогнал бы тезис Поппера о соотношении социализма и тоталитаризма? Надо только, сравнивая оба этих тезиса, учитывать, что в случае с Поппером мы имеем дело с удавшейся пропагандистской акцией, а в случае с Вебером — с вульгарно-упрощенной интерпретацией серьезного исследования. Книга Поппера писалась как боевой памфлет, как пропагандистское оружие в борьбе с фашизмом, и в этом смысле она своей цели достигла. Более того, она стала орудием и против марксизма, особенно в его советской интерпретации, заложив на мощном фундаменте тезис о том, что социализм — это тоталитаризм. С Вебером история совсем иная. Мы имеем, таким образом, поп-вебера и поп-социологию как составные части широко распространенной поп-культуры. На Западе, прежде всего в США, это популярное объяснение того, почему мы (то есть Запад) такие богатые и успешные, а у нас в стране (то есть в России) это проникнутое фатализмом обоснование безнадежности усилий автохтонов.