У большинства людей знания о мхе ограничиваются тем, что он якобы всегда растет на северной стороне дерева. «Жизнь в пограничном слое» Робин Уолл Киммерер призвана расширить представления читателя об этом вроде бы непримечательном растении, которое на деле не так просто, как кажется. Предлагаем прочитать отрывок из главы «Сеть, основанная на взаимности: как используют мох коренные жители».

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Робин Уолл Киммерер. Жизнь в пограничном слое. Естественная и культурная история мхов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2023. Перевод с английского Владимира Петрова. Содержание

Мне страшно нравилось собирать растения, набивать свою корзину корнями и листьями. Обычно мне нужно что-либо определенное: я собираю ягоды бузины, когда те созревают, плоды бергамота — когда они полны масла. Но самое важное — это прогулка сама по себе, приносящая неожиданные открытия в тот момент, когда ты ищешь что-нибудь другое. Такое же чувство я испытывала в библиотеке. Занятия в ней напоминают сбор ягод — мирное поле с книгами, сосредоточенное внимание во время поиска, знание, что в дебрях таится что-то стоящее.

Я листала словари индейских языков: нет ли там особых слов для видов мха? Ведь если мох — часть ежедневного словаря, значит, он используется ежедневно. В давно забытых трудах разных научных обществ я нашла даже не одно слово, а много. «Мох», «древесный мох», «ягодный мох», «скальный мох», «водяной мох», «ольховый мох». А в словаре английского языка, лежащем на моем столе, — всего одно слово для двадцати двух тысяч видов.

Мхи встречаются в любой среде обитания и получают от людей имена. Но я обнаружила лишь отрывочные сведения о них в рассказах, записанных антропологами. Может, они играли совсем небольшую роль, и их не считали достойными упоминания. Или же спрашивающие знали слишком мало. Я нашла, например, данные о сооружении построек, от больших общих домов до вигвамов, полные подробностей: как обтесывали доски, как покрывали крышу берестой. Но почти ничего не говорилось о том, что мхом законопачивали щели между бревнами. Это не стоит внимания — до тех пор, пока в жилище не врывается зимний воздух. Порывы ледяного ветра, хлещущие в шею, заставляют подумать о них.

Мох с его изоляционными свойствами хорошо подходит и для защиты кистей и ступней в зимнее время. Роясь в источниках, я выяснила, что северные народы всегда подбивали зимние башмаки и рукавицы мягким мхом для дополнительного утепления. У «Тирольского ледяного человека» — тела возрастом 5200 лет, найденного в тающем леднике, — обувь была выстлана мхом разных видов, в том числе Neckera complanata. Именно мох дал важный ключ к решению загадки его происхождения — Neckera встречается только в горных долинах, которые начинаются в шестидесяти милях от места находки. В северном лесу, где перистые мхи устилают почву под елями, они широко применялись для изготовления постельных принадлежностей и подушек, так как способны хранить тепло. Линней, «отец современной таксономии растений», сообщает, что спал на переносной подстилке из мха Polytrichum, путешествуя по Лапландии. Подушка из мха Hypnum, как утверждают, навевала особые сны (само родовое название Hypnum отсылает к трансу).

Я узнала из некоторых записок, что мох вплетают в корзины для красоты, что его используют как фитили в лампах и для мытья посуды. И с радостью отметила для себя, что люди не забыли о мхе, что мох нужен им в быту. Но одновременно я испытала разочарование. Нигде не говорилось об особом даре Создателя, той единственной роли, которую не может исполнить ни одно другое растение. В конце концов, подбить обувь можно и сухой травой, а на подстилку годятся сосновые иглы. Я надеялась наткнуться на упоминания о таком использовании, которое отражало бы суть «мшистости». Я надеялась узнать о том, что в те далекие времена люди открывали для себя мох тем же способом, что и я.

Штудии в библиотеке позволили мне продвинуться чуть дальше, но интуиция подсказывала, что собранные там сведения неполны. У каждого способа познания есть плюсы и минусы. Сидя за стопкой книг, я прервала чтение и вспомнила, как мы с Джинни ходили на поиски растений, стоило растаять снегу — сквозь тусклые листья, оставшиеся с осени, уже пробивались первые побеги. Одним из первых растений, которые уже были в цвету, оказалась мать-и-мачеха, росшая на каменистых берегах речки Онондага. Ботаник мог бы объяснить это предпочтение — март, берега водного потока — физиологическими особенностями или непереносимостью конкуренции. Может, и так. Но в племени Онондага считают, что мать-и-мачеха растет близ места, где используется: лекарство встречается недалеко от больных. После долгой зимы, когда сходит лед, бегущая вода неумолимо притягивает детей: они бродят и плещутся в ручьях, пускают палки по течению, промокают насквозь, не обращая внимания на сильный холод, а потом возвращаются домой и ночью просыпаются от кашля. Отвар мать-и-мачехи хорошо справляется с кашлем именно этого вида — когда ребенок замочит ноги. Вот еще один принцип индейского знания о природе: мы можем узнать об использовании растения, посмотрев на место его произрастания. Известно, например, что лекарственные растения часто встречаются неподалеку от источника болезни. Рассказы Джинни никоим образом не отрицают научных объяснений, но вопрос ставится шире: не только «как» мать-и-мачеха растет по берегам речки, но и «почему». Это знание уходит в те области, куда за ним не может последовать физиология растений.

Назначение растения можно определить по месту его обитания. Я вспоминаю об этом, когда пробираюсь через лес и по ошибке хватаюсь за стебель ядовитого плюща, чтобы забраться на крутой берег. После этого я сразу же смотрю, что растет рядом. Вот пример выдающейся верности: бальзамин двухцветковый растет на таких же влажных почвах, что и ядовитый плющ. Я раздавливаю сочный стебель ладонями, удовлетворенно слушая хруст и наблюдая за тем, как брызжет сок, затем втираю себе в руки эту жидкость-противоядие. Теперь у меня не появится сыпи.

Итак, зная, где водится растение, можно узнать о его использовании. Что же говорит нам мох? Я размышляю о том, где он живет: в трясинах, по берегам рек, у водопадов, там, куда долетают брызги воды и где резвится лосось. Если этих признаков недостаточно, то мох раскрывает свой дар каждый раз во время дождя. Мох по своей природе тянется к воде. Поглядите, каким становится сухой и жесткий мох, распухая от воды после грозы. Он рассказывает о своей роли таким откровенным и замечательным языком, какого я не находила в библиотечных книгах.

Возможно, антропологи XIX века собрали так мало информации о мхе по той причине, что большинство наблюдавших за жизнью туземцев принадлежали к верхушке общества. В своих исследованиях они сосредотачивались на том, что могли видеть. А то, что они могли видеть, обуславливалось миром, из которого они явились. Оставленные ими блокноты полны сведений о мужчинах — охотниках, рыболовах, изготовителях орудий труда. Если мох использовался в оружии — например, в качестве прокладки между древком и наконечником гарпуна, — он описывался довольно-таки подробно. И вот, когда я уже была готова сдаться, нашлось то самое, одна-единственная запись. Запись в своей краткости выглядит почти стыдливой: «Мхи широко применялись для изготовления пеленок и гигиенических салфеток».

Можно представить себе, какие сложные отношения кроются за этой единственной записью, урезанной до одного предложения. Главные способы применения мха, раскрывающие его самый яркий дар, были уделом женщин, которые пускали мох на вещи каждодневного пользования. Я почему-то не удивляюсь тому, что этнографы-джентльмены не уделяли особого внимания уходу за ребенком, особенно неблагодарной, но необходимой процедуре смены пеленок. А что может быть важнее для выживания семейства, чем благополучие ребенка? Сегодня у нас есть одноразовые памперсы и антисептические влажные салфетки для малышей, мы не представляем, как справлялись бы без них. Я попыталась представить, как целый день ношу ребенка на спине без благословенных памперсов, и эта картина мне не понравилась. Я знаю наверняка: наши прапрапрапрабабки нашли бы остроумное решение. Мхи продемонстрировали свою полезность для этого важнейшего аспекта семейной жизни. Не говоря уже о смирении. Внутри колыбели для младенца сооружали уютное гнездышко из сухого мха. Нам известно, что мох вида Sphagnum способен впитывать воду, в двадцать, тридцать, сорок раз превышающую его собственный вес, — достойный соперник памперса! Так выглядели первые одноразовые пеленки. Мешочек, набитый мхом, был для тогдашних матерей, пожалуй, так же необходим, как для сегодняшних — вездесущая сумка с подгузниками. В сухом Sphagnum много заполненных воздухом пустот, поэтому он всасывает мочу с кожи малыша точно так же, как влагу с болота. Более того, вяжущая способность — имеющаяся благодаря кислоте — и легкие антисептические свойства предотвращают появление опрелостей. Губчатые мхи всегда под рукой, как и мать-и-мачеха, они растут по краям мелких водоемов, над которыми склоняются женщины, чтобы помыть ребенка. Они приходят тогда, когда в них есть надобность. Как мать на пороге нового тысячелетия, я чувствую некоторое сожаление: мои дети никогда не ощущали прикосновения мягкого мха, а памперсы неспособны наладить для них такую же связь с окружающим миром.

Жизнь женщины тесно связана со мхом также во время месячных — во многих традиционных культурах они называются «лунным временем». Сухой мох часто использовался в качестве гигиенических салфеток. И вновь сведения, собранные этнографами, выглядят отрывочно: мужчин не знакомили с тем, чем занимаются женщины на протяжении своего ежемесячного заключения в особых хижинах. Как мне представляется, в этих хижинах собирались женщины, у которых месячные наступали в одно и то же время: так бывает в сообществах, привычных к ночной темноте, не нарушаемой искусственным светом. Антропологи обычно утверждают, что во время месячных женщин исключали из повседневной жизни как «нечистых». Но этот постулат основан на допущениях ученых, а не рассказах самих туземных женщин, которые гласят нечто совсем иное. Женщины из племени юрок говорят, что это время отведено для медитации, что в горах есть особые водоемы, где имеют право омывать свои тела только женщины, у которых наступило «лунное время». По словам ирокезок, запреты на те или иные действия в «лунное время» связаны с тем, что женщины в эти дни достигают вершин духовной мощи, и могучий поток энергии может нарушить энергетическое равновесие, сложившееся вокруг них. В некоторых племенах менструальное заключение используется женщинами для духовного очищения и совершенствования — аналог очищения при помощи пара, практикуемого мужчинами. Среди прочих предметов в хижинах явно были и корзины со мхом, тщательно отобранным, чтобы служить этой цели. Мы неизбежно приходим к выводу, что женский взгляд был натренирован на различение мхов, что женщины знали их текстуру и создали свою таксономию задолго до Линнея. Благочестивые миссионерки, должно быть, кривились от ужаса, узнавая о таких практиках, но я думаю, что при переходе к прокипяченным белым тряпкам кое-что было утрачено.

Я обнаружила альтернативный труд по этнографии, написанный женщиной — Эрной Гунтер. Он содержит множество замечаний относительно женской работы, особенно приготовления пищи. Сам мох не шел в пищу. Я пробовала его: резкий, горький вкус способен прогнать любую мысль о блюде из этого растения. Однако у племен, обитавших на дождливом тихоокеанском побережье нынешних северо-западных штатов, мох был важным компонентом готовки. Два основных продукта питания в бассейне реки Колумбия — лосось и подземный побег камассии, которые ценятся за их способность поддерживать силы. При этом оба связаны со мхом.

Добыча лосося обычно требует участия всех членов семейства. Ловлей как таковой занимаются мужчины, женщины подготавливают рыбу к вялению на костре из ольховых поленьев. Вяленый копченый лосось будет кормить племя целый год, но все следует делать тщательно, чтобы продукт вышел качественным и безопасным. Прежде чем приступить к вялению, свежепойманную рыбу надо очистить от скользкой чешуи. Тем самым удаляются потенциально ядовитые вещества, и, кроме того, рыба не сморщивается при вялении. Некогда лосося протирали мхом. Этнографы, которые изучали племена, говорящие на языке чинук, указывают, что женщины держат большие запасы мха в коробках и корзинах — он должен быть всегда под рукой, когда у лосося начинается нерест.

Мхи играют вспомогательную роль в приготовлении другого основного продукта питания на северо-западе — камассии (Camassia quamash). Это растение, которое относится к семейству спаржевых, весной дает ярко-синие цветы. Влажные луга, на которых оно произрастает, были предметом тщательной заботы индейских племен, в частности таких, как Не-Персе, Калапуйя и Уматилла. Индейцы проделывали кропотливую работу — сжигали лишнюю растительность, пропалывали поля, вскапывали их; результатом становились обширные пространства, засаженные камассией. Льюис и Кларк сообщают о таких протяженных долинах с посевами камассии, что издалека они казались сверкающими синими озерами. После тяжелого перехода через горы Биттеррут члены их экспедиции оказались на грани голода. Индейцы Не-Персе поделились с ними зимними запасами камассии и тем спасли им жизнь.

Растущая под землей луковица, крахмалистая и хрустящая, по вкусу напоминает сырой картофель. Обычно камассию не едят свежей, ее готовят таким образом, что получается густая паста, сладкая, как патока. Для этого роют ямы, где камассия запекается на пару. Яма выстилается изнутри горячими камнями, в нее кладут луковицы и укрывают их ковром из влажного мха. Затем в яму помещают следующую партию луковиц. Так образуется несколько слоев мха и камассии. Поверх всего этого набрасывают папоротники и над ямой разводят костер, который горит всю ночь. Влажный мох дает пар, который проникает в луковицы, и те запекаются, пока не становятся темно-коричневыми. Потом печь открывают и остужают, распаренной камассии придают форму буханки или кирпича, удобную для хранения. Камассию употребляли в пищу круглый год и широко продавали по всему западу в упаковке из мха и папоротника.

Камассия и сегодня остается почитаемой церемониальной едой у западных племен. У индейцев Онондага, живущих на севере штата Нью-Йорк, круглый год совершаются благодарственные церемонии в адрес тех или иных растений, по мере того как появляются их плоды: сначала клен, затем клубника, бобы, кукуруза. Калифорнийские Большие Медведи каждый октябрь устраивают празднество в честь желудей. Насколько мне известно, для мхов не существует особых церемоний. Возможно, эти скромные растения уместнее прославлять в ходе повседневных действий. Они помогают нам укачивать детей, останавливать кровь, исцелять раны, защищаться от холода — разве не благодаря этому мы находим свое место во Вселенной и чувствуем сопричастность к живым существам во всем мире?

Люди собираются вместе, чтобы отблагодарить растения, яркие и малозаметные, ведь те выполнили свои обязанности перед людьми, позаботившись о них. В честь них жгут табак. Для моего племени табак — носитель знания. Мне кажется, следует уважать различные пути, ведущие к знанию, наставников, вразумляющих нас устно и письменно, — и наставников из числа растений. Пора обратиться мыслями к нашим собственным обязанностям. Каков наш дар внутри сети, основанной на взаимности, какова наша обязанность по отношению к растениям?

Наставники былых времен говорили, что задача людей — в том, чтобы проявлять уважение и осуществлять разумное руководство. Наша обязанность — заботиться о растениях и о земле таким образом, чтобы почитать все живое. Как нас учили, использовать растение — значит проявлять уважение к его природе, и мы используем их так, чтобы они по-прежнему приносили нам дары. Задача нашего священного мудреца — делать мысли видимыми для Создателя. Мы можем учиться у этого наставника и жить так, чтобы наши мысли, полные уважения и признательности, стали видимы всему миру.