При удачном стечении обстоятельств тайга может подарить не только полное ведро ягод или грибов, медведя на охоте или жирного тайменя, но и олигарха. Эта тайга не сказочная, а реальная: авторы книги «Жизнь в пустоте: антропологические очерки социального пространства за пределами властного регулирования» (совместное издание Фонда поддержки социальных исследований «Хамовники» и издательства Common Place) с 2018 по 2023 год совершили несколько экспедиций в районе Верхней Лены, чтобы разобраться, кто и зачем живет там, в социальной «пустоте» — особых территориях, весьма удаленных от больших городов и селений, где жизнь сообществ протекает не замеченной радарами власти. «Горький» публикует фрагмент о том, какими промыслами занимаются люди, для которых «пустота» — дом родной.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Леонид Бляхер, Константин Григорович, Андрей Ковалевский. Жизнь в пустоте. Антропологические очерки социального пространства за пределами властного регулирования. М.: Фонд поддержки социальных исследований «Хамовники»; Common Place, 2024. Содержание

Итак, есть огромное пространство, которое представляет собой десоциализированную территорию для центральной и областной власти. На этой территории находятся какие-то — более или менее видимые — люди. Пожалуй, наиболее видимыми, хотя и с оговорками, выступают «местные» — люди, официально проживающие (зарегистрированные) на этих территориях. Оговорки же связаны с тем, что регистрация не во всех случаях означает постоянное проживание здесь. Так, один из респондентов сообщает:

Летом я всегда здесь, в поселке. Летом здесь благодать. Ягоды, грибы, рыбалка. Все что хочешь есть. А вот зимой тяжко одному. Раньше мы с братом тут жили. В позатом году он помер. Вот я и остался один. Теперь под осень в райцентр уезжаю. Там живу до лета. Здесь только числюсь.

Мужчина, 72 года, житель села на реке

Тем не менее многие «местные» постоянно проживают в «пустоте». Несмотря на то что некоторые респонденты отмечали, что «мы не живем, а выживаем», большая часть придерживается другой точки зрения.

А по мне, так мы все лучше и лучше живем. Сам посмотри. Раньше один телефон был на весь поселок, в леспромхозе. Теперь вот в каждом доме тарелка (спутниковая антенна. — Л. Б.) есть, по интернету куда хотим, туда и звоним. Только у Сереги нет. Так он алкаш, ему и звонить некуда. Раньше свет был только днем, и то не все время. А теперь свой дизель есть. Круглые сутки жги сколько захочешь. Хоть всю ночь порнуху смотри (смеется). А то, что контора загнулась, — так, по мне, только хорошо. Без начальства, своими мозгами, жить сподручнее.

Мужчина, 62 года, бывший работник леспромхоза, житель поселка на Лене

Промыслы «местных» разнообразны. Мы уже упоминали выше о неформальной рекреации для «гостей». Вариантов такой рекреации много. На Киренге встречались благоустроенные домики, возведенные на берегу реки, с дорожками возле них, причалом для моторных лодок и т. д. На Лене такие «базы» имелись только близ Усть-Кута.

Несколько чаще встречались «зимовья» и «заимки», выстроенные с ориентацией на «гостей». Здесь удобств было гораздо меньше, чем на «базах». Есть возможность подвести лодку к берегу. Иногда есть мостки для причаливания. Сам дом существенно скромнее, нежели на «базах». Еще более скромными условиями отличаются «дома», предназначенные для «сдачи» приезжим.

Я ж тут, считай, один живу. Типа всего тут наследник. Вон там у соседей банька была небольшая. Я ее переделал, окна прорубил, внутри маленько подремонтировал. Теперь вот сдаю. Ко мне уже который год парни из Иркутска приезжают. Я им места показал, где рыбку хорошую можно поймать. Даже таймень попадается. Раньше-то тайменя было столько... Теперь вот места знать надо. Ну и дома им сдаю для проживания. И им хорошо: тепло, сухо, печка есть, дрова. И мне. Денежка капает каждое лето. На нее зиму и живу.

Мужчина, 72 года, житель деревни

Но такая рекреация не единственный промысел местного жителя. Все же охота и рыбалка остаются основными занятиями. Конечно, в большинстве случаев эта работа, как и сбор дикоросов, необходима для самообеспечения. Ягоды сушат и заваривают как чай, варят варенье. Орехи являются важной частью рациона, как и грибы. Мясо сохатого — значимый ингредиент таежной кухни, как и свежая, сушеная и соленая рыба. Некоторые коренья используются в качестве специй. Сбор валежника — это тоже важная статья в самообеспечении. Хотя само понятие «валежник» здесь весьма расплывчатое.

Ну мы же не без понятия. Конечно, лесника к каждому за плечо не приставишь. Но и наглеть мы стараемся не особо. Вот если ты дерево свежее несешь в поселок, то, ясное дело, только что срубил. А если срубил, оно же уже лежит. Правильно? То есть оно — валежник. А валежник — законные дрова. Так и живем.

Мужчина, 42 года, житель поселка

Способы добывания дров значительно варьируются и не сводятся только к вырубке, да и деятельность «местных» не ограничивается организацией рекреации для «гостей» и самообеспечения. Продукты охоты (мясо, шкуры) и рыбалки (соленая и копченая рыба), ягоды, орехи, коренья и т. п. представляют собой востребованные товары, причем их потребители не обязательно живут в больших городах — все, что удается добыть благодаря промыслу, можно продать уже в ближайшем райцентре.

Отметим, что в разных кейсах различались и продукты, и формы доставки. Пожалуй, самый простой вариант использовался в первом кейсе, относящемся к межселенным территориям в Жигаловском и Усть-Кутском районах. Расстояние в 100–120 километров до райцентра не является по сибирским масштабам особенно большим, и для большей части населенных пунктов оно меньше. Поэтому продукт промысла (рыба, мясо и т. п.) доставляется на лодке до потребителя, где сбывается (чаще через «бывших местных») и превращается во что-нибудь необходимое в «настоящей жизни» (мука, заряды для ружей, рыболовные снасти, новый мотор для лодки или что-то еще, вплоть до мини-трактора).

Впрочем, в Усть-Кутском районе респондент описывал и чуть более сложную модель. Местный «предприниматель» (из Усть-Кута) скупал продукты промыслов жителей межселенных территорий, поставляя необходимые им товары. Потребность в таком посреднике в случае Усть-Кута связана с тем, что основные природоохранные структуры всей территории базируются именно в этом городе. При этом местных они, как правило, «не замечают». Это подтверждалось не только респондентами, но и опытом участников экспедиции. На подходе к Усть-Куту именно наши лодки (одни из многих) были остановлены инспекторами. Поскольку все разрешительные документы были, инспектор был вынужден с видимой неохотой ретироваться. В то же время очевидно груженые лодки местных жителей проходили мимо без проблем. Последнее обстоятельств имело рациональное обоснование, по крайней мере по словам одного из респондентов, жителя Усть-Кута.

Свои-то знают, сколько и кого можно взять, чтобы не навредить. Мы же здесь живем. Земля-то наша. Мы ее губить не станем. А вот ваши, ну те, кто браконьерить приезжают, — те жрут в два горла. Все выметают. Да и брать со своих... не очень у нас это любят.

Мужчина, 30+ лет, предприниматель из Усть-Кута

Занятия (промыслы) «бывших местных» от собственно «местных» здесь отличаются мало. Они промышляют тем же и так же, как и зарегистрированные жители. Отношение же к ним различается в зависимости от степени родства (своим можно то же, что и «местным»), от того, насколько их деятельность входит в противоречие с местными.

Стоит отметить еще один промысел, свойственный больше «местным», хотя возможный и для «бывших местных». Едва ли не в каждом населенном пункте, где число жителей переваливало за десяток-полтора, имелся «магазин». Понятно, что легальные магазины присутствовали весьма эпизодически — в селениях, примыкающих к территории райцентров.

В оживленном по местным меркам селе Коршунове невозможно определить «магазин» с улицы без помощи местных жителей.
 

Обычный «магазин» представлял собой деревянный сруб, где одна из комнат была переоборудована в «торговый зал», а остальные — в подсобные помещения. Продавец (владелец «магазина» или супруга владельца) «открывал магазин» исключительно по просьбам покупателей. Важным элементом «торгового предприятия» чаще всего была скоростная моторная лодка, на которой «продавец» или «хозяин» добирались до ближайшего райцентра или крупного поселения, чтобы приобрести и доставить до «магазина» нужные товары.

Ассортимент в таких магазинах не самый широкий, главным образом это алкоголь и «закуска», также имеются чай, конфеты, печенье. «Магазин» рассчитан на менее мобильных «местных» и «чужих», оказавшихся в этих краях. Так, участники экспедиции два раза обращались в такие магазины на Лене и один раз на Киренге. Каждый раз сначала предлагалось «пойти в тот дом, позвать продавца». Продавец (во всех случаях женщины) открывала «магазин и первым делом предлагала водку. То, что водка была не на первом месте в списке необходимых нам покупок, потрясло продавца. Видимо, обычно обращались именно за ней. Стоит отметить, что легальный магазин по ассортименту и технологии работы отличался от неформальных «торговых точек» только чуть большей приспособленностью помещения и наличием вывески. Здесь тоже приходилось идти и звать продавца.

Правда, есть одна роль, которую могут играть только официально зарегистрированные на территории «местные». Об этой роли — легитимизаторов присутствия «чужих» в пустоте — мы говорили выше. Жалобы и доносы «местных» могут стать существенной проблемой для районных властей. В свою очередь, любому «чужому», для того чтобы укорениться на территории, необходимо прийти к согласию с «местными». В противном случае «чужие» становятся источником напряжения для местной власти. Легитимные в «пустом пространстве» бывшие местные, «олигархи», гости и иные «предприниматели», в отличие от «бандитов» и «браконьеров», тоже договариваются с местными. Формы такого согласия различны.

Местным могут доплачивать за то, что они «сторожат», могут помогать в промыслах и реализации продуктов этих промыслов. При этом то, как понимают собственную роль «местные», и то, как ее интерпретируют «чужие», не всегда совпадает. Так, в одном из селений на единственном доме, где проживала официально зарегистрированная семья (остальные были «дачи» и «заимки» «чужих»), висел российский флаг. Сам хозяин представлялся как «мэр», «староста», то есть в качестве власти, в то время как «чужие» считали его «сторожем». Показательно, что различие между трактовками здесь не порождает конфликт. Сохраняется базовый подход: с «местными» нужно договариваться.