Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Андрей Аксенов. Поп Гапон и японские винтовки: 15 поразительных историй времен дореволюционной России. М.: Альпина Паблишер, 2023. Содержание
По материалам дела Зосимы можно более-менее достоверно установить обстоятельства его жизни.
Залман Мордухаевич Рашин действительно родился в 1840 году в Черниговской губернии и был незаконнорожденным сыном еврейки. Конечно, он не был цесаревичем и не имел никакого отношения к императорской семье, да и с императрицей не встречался никогда: этому нет ни малейших подтверждений. Жиркевич в своих выводах полагался только на слова самого Зосимы.
В 12 лет маленький Залман попал в рекруты: при Николае I евреев брали в солдаты с 12 лет, это было одно из проявлений антисемитской политики Российской империи. Рекрутская повинность велась по очередности семей, по сложным правилам. Но евреи, «кагальная» жизнь которых плохо контролировалась властями, на все эти правила плевали и сдавали в рекруты, нагло подделывая бумаги, детей бедняков, в том числе незаконнорожденных. Кто там будет разбираться в этих Мойшах и Залманах? Так что Рашин с большой долей вероятности попал в армию не в свой черед.
Отправили Залмана в кантонистский батальон — специальную военную школу для детей солдат и малолетних призывников. Николай I вообще, по-видимому, считал, что идеальные подданные государства — солдаты, послушные, исполнительные и одинаково одетые. Но вместо порядка и исполнительности в кантонистских школах была бесконечная муштра, дедовщина и постоянные унижения.
Евреям приходилось особенно плохо. На них давили, чтобы они приняли крещение. Никаких преимуществ вроде продвижения по службе оно не давало. Более того, переход в православие ухудшал положение еврея-кантониста: выкресты теряли поддержку бывших единоверцев и после армии не могли вернуться в семью. Это был путь в полное одиночество. Но Залман в какой-то момент крестился и стал Дмитрием Александровичем Рашиным.
В 18 лет Дмитрий Рашин был зачислен на действительную военную службу и попал на интендантский склад в Тамбове, где стал вахтером.
Ни в каком Главном военно-инженерном училище Санкт-Петербурга он не учился: это чистый вымысел Зосимы, призванный подтвердить его легенду. Однако Дмитрий Рашин, безусловно, был выдающимся человеком, упорным и способным влиять на людей. Если бы не ограничения по рождению, он бы, возможно, сделал министерскую карьеру.
Служить Дмитрию предстояло 20 лет, но в 29-летнем возрасте он совершил первый прорыв: договорился с полтавским архиереем и военным начальством о том, что его уволят из армии для поступления в монастырь. Невозможно представить, чтó именно он для этого сделал, но это фантастическое достижение. Служить оставалось еще восемь лет, просто так в монастырь не отпустят, не то вся армия разбежится. Да и обители не сказать чтобы страдали от нехватки людей.
Дмитрий, безусловно, был крайне обаятелен и умел управлять окружающими. Тем более удивительно, что он умудрился устроить все это только по переписке, без личных встреч, которые были, понятное дело, невозможны: он же служил в армии!
Его действительно рукоположили в иеродиаконы, затем в иеромонахи, и он был экономом у двух епископов по очереди. Как бедный еврей без образования, начавший говорить по-русски только после 12 лет, выучил все, что полагается знать и уметь иеромонаху, — причем речь идет не только о языке и богослужебных навыках, но и об общем стиле поведения и культуре? Если вы думаете, что Зосима получил свое положение «через черный ход» (если вы понимаете, о чем я), вы ошибаетесь: в то время это было совершенно невозможно.
Очевидно, что наш герой оказался просто суперспособным.
В Красноярске Зосима действительно успел основать монастырь и найти спонсоров, но в этом монастыре не все было благополучно. Вот цитата из письма енисейского губернатора Лохвицкого:
«В короткое время уже многие из завербованных и поступивших в обитель, по распродаже всего своего имущества и по отдаче денег в монастырь, теперь по разным причинам вышедшие из него, остались совершенно без средств к существованию».
Так что Зосима не просто был убедителен: он умел комфортно устроить свою жизнь за чужой счет. Поклонники молодого монаха буквально переписывали на него имущество и жилье. Но это еще не все! Помимо этого, монах начал устраивать личную жизнь. Для этого, кроме мужской, он устроил еще и женскую общежительную обитель.
Подробностей мало, но, судя по дальнейшей жизни и интересам «святого старца», его деятельность в отношении неграмотных малолетних деревенских девочек очевидна. Если уж он сумел по переписке убедить архиерея забрать его из армии, то уговорить деревенскую девку приобщиться к каким-нибудь «таинствам» мог тем более.
О новой обители пошли разные слухи: монашки-де посещают мужской монастырь и ночуют там. С Зосимой то и дело замечали какую-то девушку Наташу. Тот же губернатор Лохвицкий в своем письме владыке Антонию упоминал, что в мужском монастыре «оказываются и женщины под видом услуг, в том числе девушка с небольшим 20 лет, что положительно воспрещено монастырским уставом. То же делается и в женской обители, где собранные сестры ведут жизнь, приличную проституткам».
С епископом Антонием и его заместителем Зосимой начал бороться местный жандармский полковник Банин. Началось расследование, в монастыре проходили проверки. Обнаружилось, что в мужском монастыре прямо живут женщины — что было, очевидно, против правил. Антоний защищался, дело дошло до Синода, и в результате обоих — его и Зосиму — для предотвращения шумихи перевели из Сибири в Пензу.
Тут показательны действия православной церкви и Синода времен Победоносцева. Сор из избы не выносился, о грехах Зосимы никому не докладывали, главное — соблюсти приличия. Иеромонах и эконом монастыря спят с монахинями? Да быть такого не может! Но скитания Зосимы по разным монастырям были обусловлены именно тем, что при его наклонностях он едва ли мог удержаться на одном месте.
В Пензе Зосима перешел на следующий уровень: опыта-то прибавилось. Он и правда стал настоятелем мужского монастыря и духовником женского. Очень удачно!
В это время он и получил чин архимандрита. На пензенское начальство Рашин произвел прекрасное впечатление, его регулярно принимал губернатор и даже называл «куколкой» — одевался инок с шиком, в самые лучшие шелковые рясы.
Привольная жизнь духовника женского монастыря под Пензой тоже в какой-то момент закончилась. Зосиму сослали в Соловецкий монастырь под личный надзор настоятеля. Конечно, он не сам решил принять скромный монашеский подвиг: вся его предыдущая жизнь говорит нам о том, что иноческая жизнь и Зосима — довольно далекие друг от друга явления.
В указе Синода от 8 апреля не упомянута причина немилости, но в некоторых других документах есть туманный намек на то, что этот и последующие переводы Зосимы сделаны за его «склонность к знакомству с женским полом и другие болезненные поступки».
Зосима умел бороться с судьбой. Он затеял обширную переписку, тем более что у него были сочувствующие и покровители. Он писал и обер-прокурору Победоносцеву, и его помощнику Саблеру множество жалоб на игумена Соловецкого монастыря. Более того, с первых же дней своего пребывания здесь он повел среди монахов агитацию против настоятеля, чтобы самому занять его место. Вместе с братией Зосима отослал донос Синоду о коррупции, царящей в обители. Провели ревизию. Настоятель, архимандрит Мелентий отправился на покой, епископу Архангельскому Александру сделали строгое замечание...
Зосиме это, впрочем, успеха не принесло: его репутация, судя по всему, была полностью испорчена. Его, как порочного скандалиста, перевели с Соловков в глушь, под Великий Устюг, но и там он не скучал. Например, вот что пишет епископ Великоустюжский Варсонофий 14 августа 1892 года в письме:
«Арх. Зосима ведет своеобразную жизнь, не правит своей чреды служения, а вместо того только самовольно исповедует богомольцев, и преимущественно женского пола, самовольно отлучается в соседние села, в которых живут состоятельные лица, искусственно притворяется необычайно благочестивым, и через все это производит соблазн и расстройство в церковной жизни».
В результате архимандрита перевели в Спасо-Евфимиевский монастырь в Суздале — действительно самый суровый в России, что неудивительно: здесь было что-то вроде штрафного батальона православной церкви. Только в этой обители имелась тюрьма для священников и монахов, куда церковное начальство могло упечь инока или попа безо всякого суда, на любой срок. В Суздале возможности общаться с женщинами не было, Зосима непрерывно жаловался на начальство, надоедал всем по всей вертикали православной иерархии — и для него придумали наказание похуже: сослали в Пермскую губернию, из Перми — в Красноуфимск, в глушь, а оттуда — за 150 километров, в марийское село Сарсы. Это было, как сейчас говорят, дно дна.
В Пермской губернии у Зосимы не было прихода и, следовательно, денег от прихожан за требы и таинства. Кроме того, требовалось миссионерствовать. Но шансов обратить язычников-марийцев в христианство почти не было: удача, если десять человек в год уговоришь подарками. Но Зосима был не таков, чтоб сдаваться. В этом положении даже нашлись плюсы: в Красноуфимском уезде никто не знает о грехах архимандрита.
Зосима собрал волю в кулак и начал все сначала. Он использовал все свое обаяние, красноречие, способности, нашел новых почитателей и спонсоров, разослал всем старым знакомым письма с просьбами о пожертвованиях на основание монастыря в землях язычников. В совершеннейшей глуши Зосима построил этот монастырь — естественно, женский. Однако он, накопив опыт, не повторял старых ошибок: по бумагам это был не монастырь, а просто обитель, то есть частное поместье самого Зосимы. Все постройки и хозяйство принадлежали ему лично.
Девушки, которые толпами приходили служить в обитель, поддавшись обаянию и харизме основателя, по документам были не послушницами монастыря, а просто гостьями Зосимы. Для спонсоров же и посетителей это был самый настоящий монастырь — с колокольней, цветником, храмом, покоями и трапезной.
Зосима построил для себя шестикомнатную квартиру, обставив ее со всем доступным шиком, и хвастался, что даже пермский епископ живет хуже. Одевался он только в шелковые рясы на светлой подкладке, а в холодную погоду носил дорогой подрясник на гагачьем пуху.
Слава монастыря росла, и необычайные духовные способности Зосимы привлекали множество паломников и новых послушниц. Он лечил наложением рук, изгонял бесов и пророчествовал, к этому времени полностью перевоплотившись из безграмотного молодого человека в архетипического старца.
Формально во главе обители стояла, конечно, женщина — игуменья Евгения, женщина довольно молодая и безвольная, старая знакомая Зосимы. Она приехала по его зову из Великого Устюга. Каждое слово Зосимы для нее было законом, так что фактически всем управлял он сам. Сестры и послушницы монастыря должны были обязательно называть его «папочка».
Зосима организовал настоящую тоталитарную секту. Женщин из монастыря не выпускали, встречаться с родными можно было только в присутствии духовника. Сестрам и приютанкам он внушал постоянно, что «личного „я“ у них не существует, что они безраздельно принадлежат только ему, что он для них все, что над ним особый промысел Божий и что он сосуд помазанный, но с ароматами, и что ароматы эти все-таки пробиваются через этот сосуд».
Отправляясь по делам, он обязательно брал хор певчих из тех же молодых сестер, причем некоторых возил с собой в одном экипаже. Все перед ним благоговели и были полностью подчинены его воле. Еще одна цитата из дела:
«Когда он — Зосима рассердится на кого-либо и не встанет обедать, то все приходило в уныние: сестры ходили в слезах и только и слышно было: „папочка рассердился, папочка не обедал“».
Сестры прислуживали Зосиме в его квартире и оставались на ночь дежурить у него. Девушек на дежурства Зосима (тогда ему было около шестидесяти) выбирал лично. Один из свидетелей рассказывал, что как-то он попенял старцу, что у того ночуют молодые девушки. В ответ на это Зосима сказал, что тут нет ничего страшного: вот если бы ночевали мальчики, это было бы подозрительно. А вот молодые девушки старого монаха интересовать никак не могут. Да, кстати, что там с оскоплением? Конечно, Зосима не был евнухом: это он тоже сочинил.
Естественно, Зосима очень убедительно изображал святого человека:
«Он постоянно говорил, что он находится под влиянием Св. Духа; иногда за обедом или чаем засыпал в кресле и говорил с Божией Матерью, или ловил руками Христа, то есть протягивал руки вперед и двигал ими таким образом, как будто хотел поймать что-то. Обыкновенно после таких случаев о. Зосима спрашивал, было ли над ним сияние, было ли „тепленько“, и к этому добавлял: „Христос ко мне явился, Христа я видел“».
Еще он любил играть с гостьями в доктора. Вот пример лечения женщины, жаловавшейся на боли «в нутре»: «он осмотрел сначала у нее груди, а потом брюхо, и высказал, что пьяный муж или другой мужик свернул у нее матку и что он — Зосима — поправит это; что далее происходило, женщина не сказала, а только объяснила, что убежала из комнаты».
Как-то Зосиму застали целующимся с послушницей, и он объяснял, что лечил ее от лихорадки. Одна из сестер попыталась занять место старшей любовницы архимандрита, ревновала, устраивала сцены другим девушкам, и ее выгнали из монастыря. Некоторые сестры странно «заболевали»: у них прекращались менструации и полнела фигура. Но Зосима «лечил» их — давал выпить какой-то белой жидкости, и «болезнь» уходила.
Епископ Пермский Петр как-то сказал одному монастырскому священнику, который жил в этой обители: «Ваш архимандрит живет с монашками, как турецкий паша». Почему епископ был так равнодушен к ситуации? Потому что монашки по бумагам были никакие не монашки, а просто частные гостьи в частном доме Зосимы. Церковным властям не было до них дела.
В конце концов разгульная жизнь Зосимы даже в такой глуши не смогла не привлечь внимания властей. В конце 1901 года несколько насельниц Боголюбской обители подали новому архиерею жалобы, в которых обвинили духовника в изнасилованиях и растлении. В 1902 году умер епископ Петр, и его сменил епископ Иоанн. Как вы думаете, что сделал новый епископ, узнав, что архимандрит устроил, как теперь говорят, тоталитарную секту и спит с девушками? Расследовал его деятельность? Нет, конечно: опять перевел его в другой монастырь, но — это было особенное издевательство — в Почаевскую лавру на Волыни, центр черносотенного православия в России. Конечно, еврею там было несладко.
В Сарсах же послушницы лишились своего обожаемого «папочки», плакали и страдали. Во главе обители осталась Евгения, а саму обитель забрали из собственности Зосимы, перевели в ведение церкви и организовали обычный монастырь — теперь уже и по бумагам.
Но пострадавших перевод Зосимы не удовлетворил. Через год, в конце 1902-го, они подали жалобу прокурору. Это немедленно изменило все. Провели короткое предварительное следствие, пострадавшие повторили обвинения, открылось следственное производство.
Следствие шло целых два с половиной года, постепенно картина прояснялась. Никто не хотел, чтобы высокопоставленное духовное лицо пало жертвой оговора со стороны двух-трех женщин. Опросили очень много свидетелей, подробно изучили всю обстановку в монастыре. Свидетели разделились: одни продолжали считать Зосиму духовным отцом, другие откровенно рассказывали о его сексуальных похождениях — кто по собственному опыту, кто по пересказам. Набралось так много материала, что следователю пришлось выбирать эпизоды, чтобы составить обвинение. Естественно, отбрасывались все случаи половых отношений с совершеннолетними по согласию. Доказательств подпольных абортов не нашли. Следователь решил не приобщать к делу даже неудавшиеся покушения на изнасилование.
Таким образом, остались два эпизода — изнасилования двух девочек, воспитанниц монастырского приюта, 12 и 14 лет. Обстоятельства преступления были просты: старец выбрал девочек на дежурство, напал на них и изнасиловал, не вдаваясь в какие-либо объяснения.
Суд пришелся на сентябрь 1905 года, революция была в самом разгаре. Заседание проходило за закрытыми дверями, поскольку рассматривались сексуальные преступления против несовершеннолетних. Уложились в один день: Зосима отказался от услуг адвоката и вообще никак не защищал себя. Присяжные (а вовсе не «немцы-лютеране») признали его виновным, и суд приговорил старца к 11 годам каторжных работ. Так как Зосима уже был стар и слаб для каторги, по закону наказание ему заменили на 16,5 лет тюремного заключения. Так он и попал в Виленскую тюрьму, а через несколько лет познакомился с Жиркевичем.
Одна из жительниц монастыря в Сарсах вспоминала: «Зосима предсказывал день своей кончины. Он говорил, что умрет через 10 лет, и приготовил себе могилу около алтаря. Раз на слова, обращенные к Зосиме, что же будет с нами, если не станет его — „папочки“, о. Зосима ответил: „Берегите мои косточки, к вам будут ходить, как к Симеону Праведному (Верхотурскому), и будет вам чем жить“».
Он оказался прав: его тело и поныне хранится в селе Сарсы Вторые в Боголюбовском монастыре, по праздникам рака открывается и можно даже приложиться к мощам «цесаревича» Залмана Мордухаевича Рашина.