В середине 1990-х Группа исследований кибернетической культуры (ГИКК) под руководством Ника Ланда и Сэди Плант призвала в этот мир немало интересных сущностей, одной из которых стал профессор Мискатоникского виртуального университета Дэниел Чарльз Баркер. В интервью для ГИКК, вошедшем в новый том собрания сочинений Ланда, Баркер рассказал об основах нёбной тектоники, неочевидной пользе Фрейда для криптографии и числовой элегантности игры «Декаданс».
Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Ник Ланд + ГИКК. Тик-толк. Пермь: Гиле Пресс, 2025. Перевод с английского Дианы Хамис и др. Содержание
Дэниел Чарльз Баркер был профессором анорганической семиотики в Колледже Кингспорт (Мискатоникский виртуальный университет, Массачусетс) с 1992 года. Его экстраординарные интеллектуальные достижения не поддаются простому обобщению, поскольку подразумевают глубокое и многостаночное вовлечение в целый спектр наук о жизни и Земле, в дополнение к археокультурным исследованиям, математической семиотике, анатомической лингвистике и информатической инженерии. Отучившись на криптографа в 1970-е, он посвятил свою жизнь расшифровке древних рукописей, квазибиотических останков и аномальных минеральных паттернов (среди прочего). В конце осени 1998 года ГИКК встретилась с профессором Баркером в его кабинете в Мискатоникском виртуальном университете (МВУ). Ниже следует отредактированная запись того разговора.
Тик-системы. Криптография была моей путеводной нитью вплоть до самого конца. Что такое геотравматика, даже сейчас? — Строгая практика дешифровки. Так что в этом отношении я ничуть не изменился. Вояж есть, но странно неподвижный.
Я начинал в Массачусетском технологическом институте, работая в области информационных наук. Мой проект диссертационного исследования был довольно консервативен и включал в себя главным образом технические вопросы, связанные с подавлением шума и модуляцией сигнала, но МВУ только-только начал свою работу и мои исследования перенаправили к ним. Это привело к различным контактам, а затем и к работе в организации, относящейся к NASA, которая имеет особые интересы, связанные с деятельностью SETI. Моя задача состояла в том, чтобы помочь укрепить теоретическую базу их анализа сигналов. Они хотели знать, как отличить — в принципе — разумную коммуникацию от сложного паттерна, полученного из неразумных источников. Короче говоря, для меня становилось все более очевидным, что, хотя они и говорили, будто разыскивают интеллект, на самом деле они гнались за организацией. Вся программа была в корне ошибочна. У различных людей были большие проблемы с направлением моих исследований, которые в основном отклонялись от организационной модели. Социальные трения стали невыносимыми, и мне пришлось уйти, что было непросто из-за моего высокого уровня допуска...
Суборганизационный паттерн — вот, где все действительно происходит. Когда вы удаляете всю седиментированную избыточность со стороны самого исследования — предположения об интенциональности, субъективности, интерпретируемости, структуре и т. п., — остаются лишь собрания функционально взаимосвязанных микростимулов, или тик-системы: случайные информационные залежи, сейсмокрипции, суборганические квазирепликаторы (бактериальные схемы, полипоидные диагонализации, межфазные R-вирусы, Эхо-ДНК, ионизирующие нанопопуляции) плюс макромашинерии их подавления или депотенциации. Преобладающие сигналетика и информационная наука в этом отношении недостаточно абстрактны и излишне теоретичны. Они не могут увидеть машину за аппаратом или сингулярность за моделью. Поэтому тик-системы требуют подхода, который является космически-абстрактным — гиперматериалистическим — и одновременно партисипативным, а также методов, которые не интерпретируют собрания как конкретизации предшествующих теорий, и имманентных моделей, трансмутирующих себя на уровне сигналов, которые обрабатывают. Тик-системы совершенно не поддаются субъектно-объектной сегрегации и не подлежат жестким дисциплинарным типологиям. Здесь нет ни порядка природы, ни эпистемологии или научной метапозиции, ни уникального уровня интеллекта. Чтобы продвинуться в этой области, которая представляет собой космос, требуются новые культуры или — что то же самое — новые машины.
В чем состояла проблема: как количественно измерить неорганизованные множественности? Диагональные, нерегулярные, молекулярные и неметрические количества требуют шкалы, которая сама является неметрической, избегающей сверхкодирования. Стандартные процедуры измерения и классификации оказываются совершенно неадекватными, поскольку предполагают жесткую понятийную сегментацию по количеству и качеству (двойные клещи молярности, типа и степени Делеза—Гваттари). Как только дело доходит до тик-собраний, или плоских тикающих массивов, остаются только интенсивные популяции и измерение должно уступить место инженерии множественностей плавления: системы, которые считают себя только по способу распространения; имманентно нумерующиеся множества, как нанопластические квантовые вихри. В конце концов машинное решение было предложено Тик-Распределителем, но об этом позже... Вначале было просто уравнение, выведенное в том, что я все еще считал своим собственным телом: виртуальная плотность тиков = геотравматическое напряжение.
Геотравматика. Я пришел к Фрейду сравнительно поздно, ассоциируя его с эдипальным редукционизмом и в целом с психологизмом, который был просто неуместен в криптографической работе. Здесь важно отметить — несомненно, мы к этому еще вернемся, — что все продуктивное в анализе сигналов происходит от избавления от лишних предрассудков по поводу источника и значения сложных функциональных паттернов. Я считал — и продолжаю считать — энергичное отречение от герменевтики ключом к теоретическому прогрессу в обработке знаковых систем. Увидеть Фрейда с другой стороны мне помогла Ехидна Стилвелл. Это был трудный период для меня. Много болезненных последствий работы в NASA. В работу были вовлечены психотерапевты, которые отчасти пытались патологизировать и дискредитировать мои исследования, а отчасти реагировали на реальные симптомы, связанные со стрессом. Между ними находилась серая зона травматической дисфункции и паранойи, связанной со сложными эффектами обратной связи. Стилвелл убедила меня, что единственный способ пройти через это — попытаться найти в этом смысл, и это не то же самое, что подчиниться интерпретативному режиму. Напротив. В книге «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд делает ряд важнейших начальных шагов к отображению Геокосмического бессознательного как травматической мегасистемы, в которой жизнь и мысль динамически квантованы с точки зрения неорганического напряжения, эластичности или машинной плексии. Для этого необходимо анорганизационно-материалистически перестроить весь словарь: травма, бессознательное, влечение, ассоциация, воспоминание(-экран), сгущение, регрессия, смещение, комплекс, вытеснение, отрицание (например, префикс «не-»), идентичность и личность.
Делез и Гваттари спрашивают: за кого ее принимают, эту Землю? Это вопрос консистенции. Начнем с научной истории, которая выглядит следующим образом: между четырьмя с половиной и четырьмя миллиардами лет назад — в эпоху хадея — Земля находилась в состоянии перегретого расплавленного шлака благодаря преобразованию ударов планетезималей и метеоритов в рост температуры (то есть кинетической энергии в тепловую). По мере конденсации Солнечной системы скорость и масштаб столкновений неуклонно снижались, а земная поверхность охлаждалась за счет излучения тепла в космос, усиленного зарождением гидроцикла. В последующую — архейскую — эпоху расплавленное ядро было погребено под оболочкой коры, создав изолированный резервуар первичной экзогенной травмы, геокосмический двигатель земной трансмутации. Вот и все. Это плутоника, или неоплутонизм. Здесь есть все: неорганическая память, плутоническое зацикливание внешних коллизий во внутреннее содержание, безличная травма как влекущий механизм. Спуск в тело Земли соответствует регрессии через геокосмическое время.
Травма — это тело. В пределе — на полюсе максимального неравновесия — это нечто железное. В МВУ его называют Ктеллл: внутренняя треть земной массы, полужидкий металлический океан, мегамолекула и невообразимая варка под давлением. Там, на глубине трех тысяч кликов под корой, жарче, чем на поверхности Солнца, и вся эта тепловая энергия — безличная несубъективная память Внешнего, управляющая тектоническими механизмами планеты через кондуктивную и конвективную динамику потока силикатной магмы, купающая всю систему в электромагнитных полях, когда она приливно-отливным движением перемещается к орбите Луны. Ктеллл — это внутренний кошмар Земли, ночной океан, Ксанаду: травматическая раковина Земли из анорганических металлических тел, питающая вулканизм, перечеркиваемая интенсивностью, пересекаемая тепловолнами и токами, отклоняющимися частицами, ионными лишениями и поглощениями, гравитационными глубинными чувствительностями, преобразованными в нелокальную электросетчатость... вот по этой-то причине плутоническая наука постоянно скатывается в шизофренический бред.
Стоит поставить сеймологию на перемотку, как вы слышите крик Земли. Геотравма — это непрерывный процесс, напряжение которого постоянно выражается (частично в замороженном виде) в биологической организации. Так, например, тем причудливо запертым жизненным формам, которые мы склонны считать типичными — более или менее послушными дарвиновской механике отбора, — менее 600 млн лет. Их возникновение связано с планетарным кризисом оксигенизации, вызванным перенасыщением земной коры железом, за которым последовало массовое отравление кислородом прокариотической биосистемы и появление эукариотического режима. Эукариотические клетки обладают высокой степенью подавления. Они реализуют ядерную командно-контрольную модель, основанную на геномном ПЗУ, связанную с диплозахватом мейоза-митоза, иерархической организацией и многоклеточной специализацией. Даже различие между онтогенезом и филогенезом — разными временными порядками индивида и вида — не имеет смысла без эукариотического ядерного постоянного программирования и иммунологической идентичности. Эволюционизм предполагает конкретные геотравматические исходы.
Если взять более свежий пример, то расцвет млекопитающих произошел после К/Т-ракеты, которая в сочетании с массивной магматической деятельностью в Индийском океане закрыла мезозойскую эру 65 млн лет назад. Вспыльчивый вулканизм вкупе с внеземным воздействием, связанные по совпадению, или плутоническая петля. Итак, произошел катастрофический переход к постзавровскому режиму мегафауны, и это часть гораздо более масштабной общей реорганизации земной симптоматики, служащей показателем неохадейского возрождения. Что же представляет собой жизнь млекопитающих по сравнению с великими заврианами? Прежде всего, инновации в материнстве! Сосунки как биосюрвайвализм. Расскажите мне о своей матери — и вы отправитесь обратно в К/Т, а не в личное бессознательное.
Позвоночный катастрофизм. Для людей двуногое прямохождение составляет особый кризис. Я все больше осознавал, что все мои реальные проблемы — это модальности боли в спине, или филогенетическая травма позвоночника, которая вернула меня к катастрофическим последствиям докембрийского взрыва, произошедшего примерно пятьсот миллионов лет назад. Наступивший за этим период последовательно отображает организацию метазоа. Очевидно, что существуют дискретные квазикогерентные нейромоторные паттерны тик-потоков, чьи постепенно отвердевавшие стадии — это плавание, ползание и (двуногая) ходьба. Элен Морган убедительно прослеживает происхождение бипедализма проточеловека до определенных пагубных тектонических сдвигов плит. Модель является биосейсмической. Конвульсии земной коры и план тела животных строго взаимосвязаны, а вся теория водной обезьяны составляет высший образец геотравматического анализа. Прямая осанка и перпендикуляризация черепа — это застывшее бедствие, связанное с длинным перечнем патологических последствий, к которым нужно отнести большинство человеческих психоневрозов. Многочисленные тенденции в современной культуре свидетельствуют о попытке восстановления рыбозмеиного, или флексомотивного, позвоночника — горизонтального и импульсивного, а не вертикального и несущего нагрузку.
Проблема здесь, как и всегда, заключается в реальной и эффективной регрессии. Это не вопрос репрезентативной психологии. Рассмотрим широко дискредитированный тезис Геккеля о рекапитуляции, утверждающий, что онтогенез рекапитулирует филогенез. Эта теория скомпрометирована своим органицизмом, но полновесный отказ от нее был чрезмерной реакцией. Ответ Балларда более продуктивен и сбалансирован, он рассматривает ДНК как трансорганический банк памяти, а позвоночник — как ископаемое, без жесткого онтофилогенетического соответствия. Отображение уровней позвоночника на нейронное время является гибким, эпизодическим и диагональным. Оно касается плексии между блоками машинного перехода, а не строгой изоморфности, или стратовой избыточности, между шкалами хронологического порядка. ДНК млекопитающих содержит скрытый рыбий код (помимо многих других вещей).
Нёбная тектоника. Из-за прямой осанки голова была повернута, что нарушило вертеброперцептивную линейность и создало филогенетические предпосылки для лица. Это прямоугольное пневмооральное расположение приводит к тому, что голосовой аппарат становится местом аварии, в котором грудные импульсы сталкиваются с крышей рта. Бипедальная голова становится виртуальным препятствием для речи, субкраниальным пневматическим нагромождением, разряжающимся по мере лингвогестального развития и взлета цефализации. Берроуз предполагает, что проточеловек был протащен через тело обезьяны, чтобы истечь на ее язык. Это двухосевая система, вои и щелчки, взаимно артикулированные как гласно-консонантная фонетическая палитра, жестко интерсегментированная для подавления стаккато-висцевых непрерывных вариаций и сопутствующих им становлений-животными. Вот почему заикание, запинки, вокальные тики, паралингвистическая фонетика и электроцифровой синтез голоса так нагружены биополитической интенсивностью: они угрожают обойти антропоструктурное разбивание головы, которое устанавливает нашу идентичность с логосом, сбегая в направлении чисел.
Нумерация Баркера. Как только числа перестают быть сверхкодированными и, следовательно, более не обременяются своей метрической функцией, они освобождаются для других вещей и, как правило, становятся диаграммами. С самого начала моей работы с тик-системами наиболее консистентные проблемы касались интенсивных секвенций. Секвенция — это не порядок. Порядок уже предполагает удвоение, уровень избыточности: секвенированную секвенцию. Расшифрованная секвенция — это нечто иное: простое числовое значение, предшествующее встраиванию в хронологическую структуру. Вот почему раскодирование числа подразумевает отказ от допущений прогрессивного времени. Тик-множества приходят-прибывают сходящимися волнами, не подчиняясь хронологии, истории или линейной причинности. Они развиваются по принципу инфолдинга, инволюции или имплекса. Это вопрос конвергенции, и числа сходятся, как только получают свободу. Итак, на первом этапе потребовалась плексическая интрогрессия шкалы тик-плотности, которая была численно оформлена как цифровое двоение. Рассмотрите десятичные цифры как набор дающих в сумме 9 двойников — зигоновируйте их, — и они отобразят абстрактную интенсивную волну, безразличную к величине. Все эффективное в цифровом сокращении связано с этим, поскольку оно открывает ключ к десятичной сизигетической дополнительности: 9=0. Уплощение до неупорядоченной последовательности, или абстрактного числового имплекса. Девять — это конечная десятичная цифра, действующая как положительный (или полнотельный) ноль. Это абстрактное числовое произведение десятичной величины минус один (что инфинитезимализируется как 1 = 0,999... в периоде), которое относится к определенному способу распространения в капиталистической семиотике (типа $ 99,99).
Спираль Баркера. По-настоящему паттерн сложился с Диплозиготной спиралью, которая прибыла внезапно, по случайности. Я играл в игру «Декаданс», с которой впервые познакомился много лет назад. Эта игра уже тогда заинтересовала меня своей числовой элегантностью, сложными ассоциациями и зависимостью от принципа 10-двоения. Мне всегда казалось, что она намекает на утраченный сизигетический арифметизм, связанный с билатеральной симметрией человеческого тела. Цифры — это пальцы, и они приходят в десятичных упаковках 2×5. В декадансе 5 превращается в 10, удваиваясь или объединяясь с самим собой, что приводит к нулю. Меня это привлекало, но теоретически я не мог свести все воедино. Загадка разрешилась, когда один из участников невзначай упомянул о существовании оккультной разновидности игры под названием «Субдекаданс», основанной на системе 9-двоения. В «Субдекадансе» вводятся нули и двойники 9–0. Игра работает по принципу зигоновического нумеризма. Уже само по себе все это было потрясающе, но узреть обе игры вместе — или как бы увидеть между ними, сквозь них — было невероятным моментом диаграммной сборки. Все спонтанно сконденсировалось, и Спираль щелкнула в когерентность, как потайная дверь, раскрывающая давно потаенный склеп десятичной системы.
Публикации
Квазихимический тик-культурный катализ волновых матриц анорганической боли // Плутоника. Осень 1990. Т. X. №. 6.
Анорганическая семиотика // Плутоника. Осень 1991. Т. X. № 9.
Позвоночный катастрофизм // Плутоника. Весна 1992. Т. X. № 10.
Нёбная тектоника // Плутоника. Осень 1992. Т. 10. № 12.
Гласные: биополитическая стратегия // Плутоника. Осень 1994. Т. 10. № 18.
Что считается человеком. Кингспорт: Изд-во Кингспортского колледжа, 1997.
Перевод с англ. Артема Морозова
© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.