«Местные идиллии» — двадцать третья глава из книги британского журналиста и писателя Луиса Трейси «Что я увидел в Индии. Приключения кругосветного путешественника». Трейси прожил в Аллахабаде три года, работал в местной газете «Морнинг пост» (Morning Post) и вел в ней собственную колонку, в которой развенчивал (или подтверждал) расхожие мифы о жизни англичан в экзотической Индии. «Что я увидел в Индии» — это сборник тех самых текстов из «Морнинг пост», а «Местные идиллии» — рассказ о том, в какой манере индийцы общаются друг с другом и какие легенды передают из уст в уста.
Луис Трейси
Местные идиллииПоэтические, часто сентиментальные произведения, которые изображают сцены из жизни и быта простого народа, иногда — семьи. — Здесь и далее примечания переводчиков.
Перевод, вступление и комментарии: Дина Ключарева, Андрей Белеванцев, Яна Гомбоева
Редактор — Анна Гайденко
Перевод выполнен по изданию: «What I Saw in India. The adventures of a globetrotter» by Louis Tracy. Allahabad, 1892. Digitized by The British Library
Однажды вечером я разговорился с профессором из местного университетаУниверситет Аллахабада был основан на базе Колледжа имени Вильяма Мьюра в 1887 году., который, как оказалось, остановился в той же гостинице. Облокотившись на перила верхнего балкона, мы курили трубку мира и наблюдали, как разрастается необычная сизая дымка, затянувшая индийский город с приходом ночной прохлады. Такой туман не поднимается выше пятнадцати футов от земли, и кроны деревьев и дома отчетливо возвышаются над его верхним краем, так что их очертания в горизонтальном освещении создают удивительный эффект миража. Не знаю научного объяснения этому весьма живописному явлению, которое встречается исключительно в тропических странах в сезон холодов, но полагаю, что происходит это из-за быстрой конденсации, когда туман достигает верхнего пласта холодного воздуха. Проезжать в автомобиле сквозь эту дымку, прямо скажем, неприятно, поскольку обитатели местного базара используют весьма неэстетичное топливо, дым от которого едко пахнет и с непривычки режет глаза.
Аллахабадский университе
Внизу носильщик (то же самое, что камердинер в Англии) чистил сапоги своего господина, когда к нему подошла женщина, которая, как выяснилось позже, приходилась ему женой. Пока он сопровождал своего сахиба в поездках по округе, женщине пришлось остаться в Аллахабаде, и она, похоже, была вынуждена собственными силами добывать еду для себя и своих детей. Чтобы позабавить меня, профессор перевел их беседу, и, хотя моя версия подверглась тщательной цензуре, она тем не менее способна дать несведущим читателям некоторое представление об индийской манере пререкаться, напоминающей уайтчепелскуюУайтчепел — один из центральных районов Лондона с этнически разнообразным населением. В XIX веке считался одним из самых маргинальных: местные обитатели, преимущественно выходцы из Индии и Бангладеш, жили в нищете, а еще именно здесь происходили убийства, приписываемые Джеку Потрошителю..
Мужчина не замечал присутствия жены, пока она не произнесла:
— Поди сюда, отец сына моего.
Он резко поднял голову и всем своим видом выказал недовольство ее визитом.
— Уходи, — сказал он, — я занят.
— Нет, цветок души моей, позволь поговорить с тобою.
— Чего ты хочешь? — проворчал он. — Торчишь тут, как ослиные уши.
— Чего хочу? — Тут ее тон слегка повысился. — Где те рупии, что ты мне обещал? У меня нет ни пайсыМелкая разменная монета, 1/100 часть рупии. на еду, и не думаешь же ты, что баньяКаста торговцев. будут давать мне зерно за просто так?
— Уходи, — сказал он. — Я бедный человек, нет у меня рупий.
Жена, разумеется, вышла из себя.
— Сын раба, — закричала она, — к кому мне идти?
— Мне все равно. К Хамиду Али, если ты еще не надоела ему.
Продавец зерна и покупательница
Упоминание бывшего возлюбленного — так, по крайней мере, счел профессор, а у меня нет ни малейшего желания очернять имя Хамида Али, который вполне может быть уважаемым отцом семейства, — так рассердило женщину, что она ответила:
— Не смей говорить со мной таким тоном, ты, потомок деда с опаленной бородойДревняя индийская традиция — мужчинам, уличенным в измене, обрезали или опаляли бороды.. У тебя много пайс, и ты спускаешь их на выпивку на базаре.
— Оставь меня в покое, женщина с сотней любовников! — заорал он. — Ступай в свой свинарник и не тревожь меня, иначе я сделаю тебя собственной тещей.
— Нет, не оставлю. Вот сын свиноматки! Я поговорю с его честью сахибом, и он прикажет выпороть тебя, отпрыск обезьяны. Мой брат придет и всыплет тебе, псина!
— Сумасшедшая, ослица, базарная грязь! Если не уберешься, я прогоню тебя кнутом сахиба.
— Попробуй только замахнись! — крикнула она. — Придержи свой язык, треклятый ублюдок гарема.
В этот момент в поле нашего зрения возник коричневый ботинок, принадлежавший ноге в твидовой брючине, и спихнул носильщика на середину дороги, а грубый голос поинтересовался:
— Какого черта вы тут расшумелись? (Версия с купюрами, подходящая для школьного или семейного чтения.)
Внезапное вмешательство сахиба на время прекратило ссору, а я не мог отделаться от мысли, что ровно тем же манером мы захватили эту страну. Сначала давали пинка всем, кто сеял смуту, а потом уже разбирались, в чем причина беспорядков.
После ужина мы вышли прогуляться по территории и услышали там-там, стучавший в унисон пронзительному голосу, который с причудливыми переливами распевал песню, звучавшую отнюдь не музыкально. Однако мой компаньон уверил меня, что это первоклассное произведение на урду, а поскольку песня доносится со стороны обиталища слуг, то певец родом из Дели или Лахора: язык уроженцев Северо-западных провинцийРегион Британской Индии, во времена правления Ост-Индской компании носивший название «Уступленные и завоеванные провинции». Его территория включала практически все области современного штата Уттар-Прадеш. Город Аллахабад, в котором жил и работал Луис Трейси и о котором идет речь в этой главе, также располагался на территории Северо-западных провинций. звучит грубее, чем у тех, в чьем наречии сохранилась некоторая мелодичность — наследие моголовИмперия Великих Моголов — средневековое государство на территории современных Индии, Пакистана, Бангладеш и юго-восточного Афганистана. Получило название от правившей в нем тюркской династии Великих Моголов (потомков Чингисхана и Тамерлана), которые, впрочем, сами термин «Великие Моголы» не употребляли — в языковой обиход его ввели английские колонизаторы уже в XVIII веке..
Групповой портрет слуг-индийцев. Источник:
Слова песни на урду вас вряд ли заинтересуют, но вот точный перевод одного из куплетов:
Опутав сердце мое завитками своих локонов, как же теперь ты удалилась от меня?
Беспрестанно волнуюсь и тоскую: дни мои проходят в растерянности.
Призываю Бога в свидетели, что ни на мгновение не могу вынести разлуки.
Сердце мое разрывается; приди ко мне и улыбнись.
Ты являешься ко мне во снах, и лишь ты заполняешь все мои мысли.
Пленила ты мой взор и мое сердце, и куда же теперь ты уходишь?
Это была поэзия чистой воды, и я выразил удивление, что неграмотные сайсы, бхисти и кулиПредставители различных индийских каст: бхисти — водоносы, сайсы — конюхи, кули — разнорабочие. садятся в кружок и получают явное наслаждение от таких возвышенных стихов. Но профессор уверил меня, что подобные баллады пользуются у народа большой популярностью и они не знают другой поэзии, кроме разве что совершенно непристойных песенок. Пока мы беседовали и слушали, песня смолкла и вскоре сменилась мелодичным голосом, в котором даже мой нетренированный слух опознал настоящего сказителя. Индус или магометанец, способный хорошо рассказать историю, всегда нарасхват, и этот малый, служивший помощником повара, не был исключением. Он знал множество историй, большей частью древние предания, созданные для прославления доблести царей или же учености мудрецов. Благодаря любезности профессора впоследствии мне удалось узнать сюжет одной из историй, а нижеследующий текст дает смутное представление о том, как ее рассказывали. Думаю — хоть я и не знаток языков Востока, — что моим осведомленным индийским критикам известно, насколько бледным выходит изложение настоящей восточной сказки; но эта история меня заинтересовала, и, быть может, она послужит пищей для ума тем читателям, которым не довелось здесь побывать.
Повар начал свой рассказ так:
Портрет раджи Бикрамаджита (Сундар Дас). XVII в. Из коллекции музея Метрополитен.
— Давным-давно жил в Хиндустане великий раджа БикрамаджитИмя раджи восходит к царю Викрамадитье, или Викраме, популярному персонажу индийского фольклора. Титул Викрамадитьи использовали многие правители, поэтому точная историческая атрибуция затруднена; приводимый портрет изображает одного из индийских военачальников, носивших этот титул. Перевод следует авторской транскрипции имени. С другими рассказами о радже можно ознакомиться, например, в журнале «Иностранная литература».. Он славился своей щедростью, храбростью и мудростью, и со всех концов к нему стекались брахманы, хакимы и ученые пандитыХаким — судья, врач; пандит — ученый брахман, знаток индуизма.. Однажды при его дворе завязался диспут о неизбежности страданий для достижения подлинного счастья, и один старый брахман сказал, что нельзя стать настоящим мудрецом — ибо в мудрости, как все они согласились, таится истинное наслаждение, — не испытав неудач и невзгод (випад), которые брахман обречен сносить в течение двенадцати лет. Не будем забывать, братья, что это случилось много лет назад, и теперь брахманы уже другие. В наши дни, когда устраиваются пиры, никто и не вспоминает о невзгодах; но говорят, что у сахибов есть свои брахманы, которые во времена Бикрамаджита посещали нищих и обездоленных, проповедуя низшим кастам. Сейчас, как вы знаете, это уже не так, но Бог велик! Бикрамаджита очень взволновали слова старого брахмана, и он вознамерился испытать випад. Почти тотчас же брахманы подняли народ против него; он потерял свое царство и так прогневал своих подданных, что его согласились оставить в живых только в том случае, если он уедет в далекое изгнание. Кто знает, может, тот старый брахман получил хороший бакшиш от наследника раджи. Так или иначе, новый раджа, говорят, устроил множество пиров и раздал миллионы рупий.
Долго бродил Бикрамаджит, покуда не ослабел и не почувствовал голод, и, увидев вдалеке дом, отправился туда просить еды и ночлега. Его приютили, и, когда утром он собирался идти дальше, хозяин дома спросил, как его зовут. Не успел он ответить «Раджа Бикрамаджит», как хозяин принялся избивать его палкой. «Негодяй! — вскричал он. — Твой сирдарСирдар — наместник, военачальник. пришел и забрал мою дочь — жемчужину, которую можно было выдать замуж и получить десять тысяч рупий. А он сказал, что ты затребовал ее для дворца. Затем он вернулся за лучшей парой моих волов, чтобы они таскали воду из твоего колодца, а теперь приходишь ты, ешь мою еду и спишь под моей крышей. Убирайся, злодей!» — и он отвесил радже звонкий удар. Бикрамаджит изумился речам хозяина, ибо он не приказывал своему сирдару забирать ни девушку, ни волов.
Махараджа Рамешвар Сингх с ожерельем «Налакха Хар»
Вечером того же дня он увидел райятаРайят (райат) — пахарь, крестьянин., сидящего на берегу и горько плачущего. Раджа спросил, отчего тот плачет, и получил ответ, что чапрассиЧапрасси — посыльные, почтальоны. раджи Бикрамаджита только что забрали налог в половину его урожая и он не знает, чем кормить детей в сезон жары. «Но им же приказано брать лишь двадцатую часть, — сказал раджа, — а если они переусердствуют, то поплатятся жизнью». Тогда райят избил его, приговаривая: «Надо быть совсем дураком, чтобы жить в этих краях и не знать, что я говорю чистую правду». И раджа снова необычайно удивился. Он порешил отправиться к своей сестре, царице из отдаленных земель, но, когда он явился к ее двору, та не признала своего знаменитого царственного брата в убогом нищем, и его с побоями прогнали. Неподалеку жил человек, бывший его другом с давнишних времен, — к нему раджа и направился в поисках пищи и крова. Тот принял его радушно и отвел ему лучшую комнату со словами: «Я доверяю тебе, Бикрамаджит, ведь здесь хранятся все мои драгоценности». В комнате на стене висело драгоценное ожерелье «Налакха Хар»Ожерелье из нескольких длинных нитей драгоценных камней стоимостью 900 000 рупий, откуда и пошло название: «налакха» означает 9 лакх; лакх — число в индийской системе исчисления, равное 100 000., принадлежавшее жене его друга, и ночью раджа увидел, как стена поглотила ожерелье. Он тут же бежал, поскольку знал, что его сочтут вором и отрубят голову. Дошел он до берега реки в чужой стране; а случилось так, что царь этой страны тоже лишился ожерелья «Налакха Хар», и его соварыСовары — всадники, кавалеристы. повсюду искали вора. Они заметили Бикрамаджита и схватили его, и во время обыска один из соваров достал ожерелье из-под одежды раджи. Царь был так разгневан из-за кражи, что приказал отрубить Бикрамаджиту ступни и кисти и бросить его в джунглях. Пока он лежал в кустах, прибежала к нему собака, зализала раны, избавила от боли и принесла еды. Тогда раджа сказал: «Вот, ничтожная тварь пожалела меня, когда все люди оставили меня». С этими словами он зарыдал, а когда поднял голову, увидел, что слезы превратились в драгоценные бриллианты.
Однажды ночью раджа услышал голоса в зарослях неподалеку, приполз туда и, к своему изумлению, увидел множество богов, державших совет. Они судили спор между Сампадом, богом счастья и изобилия, Лакшми, богиней богатства, Бхагванджи, богом мудрости, и Випадом, богом несчастья. Каждый утверждал, что он более велик, чем другие. Были боги, стоявшие за Сампада, были за Лакшми, были и за Бхагванджи, но никто не говорил в пользу Випада. Тогда Бикрамаджит рассмеялся и выдал себя. Его вытащили на середину и спросили, как посмел он засмеяться на совете богов. «Не смог удержаться, — ответил он. — Был я однажды великим и могучим раджой, и Випад пришел за мной. И тогда ты, Сампад, и ты, Лакшми, и ты, Бхагванджи, сбежали и оставили меня во власти Випада; все мои родные и друзья отвернулись от меня, и верна мне осталась только бедная собака».
Боги, услышав это, захлопали в ладоши и объявили, что, бесспорно, Випад величайший из них. Они вернули Бикрамаджиту его кисти и ступни, а Випад был так доволен, что освободил его от своего проклятия и приказал побежденным соперникам помогать Бикрамаджиту как прежде. В то же время царь этой страны узнал, что ожерелье на самом деле украл совар. Он послал за Бикрамаджитом, щедро его одарил и предоставил достойную свиту для возвращения домой. Когда Бикрамаджит подошел к дому своего друга, тот радостно встретил его со словами: «Почему ты ушел, не позволив отблагодарить тебя за те прекрасные алмазы, что добавил ты к ожерелью моей жены?» Сестра тоже его узнала и осыпала дарами. Возвращаясь в свое царство, он снова увидел райята, лежащего на земле, и райят сказал: «Уйди, оставь меня погибать. Когда Бикрамаджит был раджой, он забирал половину моего урожая, теперь же забирают все, и мне остается только умереть с голоду». Вскоре Бикрамаджит оказался рядом с домом, который посетил первым в своих странствиях. Однако хозяин принял его свиту за чапрасси и закричал: «Зачем пришли? Сирдар уже забрал всех моих дочерей и всех моих волов, ничего у меня больше не осталось». Раджа Бикрамаджит повесил сирдара на главных воротах города, чтобы стало всем известно, что такая участь постигнет каждого, кто обирает и угнетает бедняков. Он позаботился о том, чтобы налоги были не обременительными и народ не платил больше положенного. Его страна процветала, как никогда прежде, и люди пели за работой, потому как получали справедливое вознаграждение за свой труд. Собака же каждый день ела лучшие пшеничные чапатиКруглые пшеничные лепешки, вроде тонкого лаваша. с золотого блюда. Такова, братья, правдивая история великого раджи Бикрамаджита.
Чапрасси, около 1840 г.
Когда профессор излагал эту историю так, как она была рассказана Дургой Прасадом, младшим поваром и основным рассказчиком, ПоттсОдин из постоянных спутников рассказчика, американец, старый вояка, сражавшийся в Гражданской войне в США. тоже слушал. Эффектная концовка сильно впечатлила меня, однако наш старший друг внезапно выпалил:
— Есть одно место в этой сказке, которое мне хотелось бы прояснить.
— Какое же? — спросил профессор.
— Вот когда Ражжар как-его-там Бакрамшит воротился после своих похождений, как же он ужился с брахманами? Небось сторонился их, а?
Послали за Дургой Прасадом и спросили об этом упущении в его драматическом повествовании. Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что среди присутствующих из местных только он один, после чего сказал:
— Мой отец, поведавший мне эту историю, сказал мне, что его отец в тайне сообщил ему, что раджа Бикрамаджит с радостью бы повесил брахманов рядом с сирдаром, но они были слишком влиятельными в народе. Поэтому он кормил их много дней и раздал им золото, отмеренное по его собственному весу.
— Вот как, — сказал Поттс, когда ему все разъяснили. — Эти проделки и по сей день еще в ходу. Я вполне допускаю, что у нас в штатах есть и ражжары, и брахманы.
Мне показалось несколько странным, что простой народ так интересуется незатейливыми старинными историями, но профессор сказал, что других у них просто нет.
— Видите ли, они не умеют ни читать, ни писать, и из всех развлечений у них только байки деревенского сказителя, а он повторяет все те же истории, которые рассказывались еще их далеким предкам. Их кругозор очень ограничен, и вы не можете пройти мимо местных и не услышать разговоры о кханеЕда (хиндустани). или пайсах. Если встречаются двое незнакомцев, один скажет другому: «Салам, брат! Сколько стоит зерно?» — ровно так же, как мы обсуждаем с посторонними политику или погоду.
На следующий день мы поехали в Калькутту. Поезд был забит бенгальцами и другими представителями потерянных колен израилевых, направляющимися на конгресс в Калькутту. В Мокамехе мы выскочили из поезда, чтобы пообедать, а по возвращении обнаружили в нашем вагоне толстого бабуУважительное обращение к мужчине. Во времена Британской Индии часто означало местного клерка-индийца. — зрелище, которое возмутило и меня, и даже Поттса. ДалримплЕще один постоянный спутник рассказчика — худощавый высокий офицер, бедный и безнадежно влюбленный в дочку Поттса. взял ситуацию в свои руки.
— Как вы посмели сесть здесь? — спросил он, грозно взирая на бенгальца.
— Поезд переполнен, а мне нужно место в этом вагоне, — ответил бабу на превосходном английском и с поразительной уверенностью, которой, подозреваю, сам он не ощущал.
— Разве вы не видите, что в этом вагоне путешествует английская леди? — медленно проговорил Далримпл.
— Мне все равно, — ответил тот. — Я непременно должен добраться до Калькутты.
— Тогда ты пойдешь туда пешком, — ответил Далримпл, схватил его за шкирку и выбросил на платформу вниз головой. Я присоединился к этому акту насилия, без лишних церемоний выкинув тем же образом вещи бабу, но не успел незадачливый бенгалец найти работника, чтобы пожаловаться, как поезд тронулся. Позже мне рассказали, что тот бабу, вероятно, был просто ошеломлен. Англичане, живущие в пределах провинциальных столиц, боятся дотронуться до местного, так как их непременно вызовут к магистрату и крупно оштрафуют. Но выходцу из Дера-Исмаил-Хана чужды такие сомнения. И бенгальцам стоит его остерегаться.
Об авторе:
Луис Трейси родился 18 марта 1863 года в Ливерпуле (Англия) в семье выходцев из Ирландии. Родители Трейси принадлежали к среднему классу и обладали достаточными средствами, чтобы обеспечить сыну хорошее образование: в детстве — домашнее обучение с гувернерами, позже — учебу во французской семинарии в Дуэ.
Трейси увлекался охотой, рыбалкой и верховой ездой и с подростковых лет мечтал служить в армии. Он вступил в Первый добровольческий батальон Йоркширского полка и уже к восемнадцати годам дослужился до звания капитана, что для тех времен было довольно необычно.
В 1884 году Трейси начал карьеру журналиста — устроился репортером в газету «Нортерн эко» (The Northern Echo) в Дарлингтоне (Англия), а чуть позже перебрался в Кардифф (Уэльс), где также писал для местных газет. В 1889 году он переехал с семьей в Аллахабад (Индия), где провел три года, работая в «Морнинг пост».
Вернувшись в Англию, Трейси завел дружбу с Альфредом Хармсвортом, английским бизнесменом и основателем «Дэйли мэйл» (Daily Mail), и писал для газет «Сан» (The Sun) и «Ивнинг ньюс энд пост» (The Evening News and Post).
Помимо журналистской работы Трейси также был плодовитым (правда, не очень популярным) писателем и создавал повести и романы в самых разных жанрах — от военных драм (самая известная из его работ — это «Красный год: история индийского бунта» (The Red Year: A Story of the Indian Mutiny) о восстании сипаев в 1857 году) до романтических и детективных историй. В начале 1900-х Трейси нередко писал в соавторстве с Мэтью Фипсом Шилом под псевдонимами Гордон Холмс и Роберт Фрейзер.
Скончался в 1928 году.