Версия о том, что Сергей Есенин был убит советскими властями, возникла практически одновременно с официальной версией, гласившей, что поэт покончил жизнь самоубийством. Современный исследователь А. В. Крусанов заново собрал и опубликовал документы и свидетельства, имеющие отношение к этому делу. Представляем фрагмент изданной им книги, в котором говорится о странных вопросах, возникающих при изучении акта вскрытия тела Есенина.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Гибель С. А. Есенина: исследование версии самоубийства. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2023. Составитель А. В. Крусанов. Содержание

Версия убийства Есенина возникла практически одновременно с версией самоубийства. По свидетельству племянницы С. А. Есенина, Светланы Петровны Есениной, Василий Наседкин (муж Е. А. Есениной) ездил в Ленинград 29 декабря 1925 года, «когда он вернулся из Ленинграда, он дома тете Кате — Екатерине Александровне Есениной — сказал: „Сергея убили“. Это точные слова, известные от тети Кати». Однако, поскольку версия убийства не могла быть высказана в подконтрольных советской власти средствах массовой информации, впервые она появилась в эмигрантской прессе через неделю после гибели поэта. В рижской газете «Слово» была напечатана заметка:

«По Москве упорно циркулируют слухи, что поэт Есенин не покончил с собой, как гласит официальная версия, а отравлен чекистами. Самоубийство же было симулировано потом. <…> Следователь Семеновский, ведший дело в направлении убийства поэта, а не самоубийства, был отстранен от дальнейшего следствия и заменен другим. Из кругов, близких к покойному поэту, сообщают, что Есенин в последнее время сильно досаждал советской власти своими едкими сатирами на коммунистические верхи, причем эти стихи нелегально размножались и тайно ходили по рукам».

Заметка была составлена по слухам, и поэтому информация, содержавшаяся в ней, была искажена. Так, упоминавшийся «следователь» Семеновский на самом деле был не кто иной, как судебный медик Петр Сергеевич Семеновский (1883–1959), работавший в Мосздраве, НКВД и Московском судебно-медицинском обществе. Это был один из основателей советской криминалистики, и по внешнему виду трупа Есенина он вполне мог заподозрить следы насилия на его теле.

Неизвестно, исследовал ли П. С. Семеновский тело Есенина после прибытия его в Москву. Никаких документов об этом обнаружить не удалось. Известен лишь акт вскрытия тела Есенина, составленный ленинградским судебным экспертом А. Г. Гиляревским.

Акт вскрытия тела Есенина, находящийся в следственном деле и подписанный фамилией А. Г. Гиляревского, вызывает ряд вопросов по нескольким причинам. Во-первых, в нем не отмечены те раны на теле Есенина, которые не вписываются в версию самоубийства (воронкообразное углубление под правой бровью, впадина в виде «вытянутого стерженька» во внутреннем углу правого глаза, содранный лоскут кожи на правой руке). Во-вторых, не упоминаются факты отсутствия крови вокруг порезов на обеих руках Есенина и наличия крови на ладонях, где какие-либо порезы не отмечены. В-третьих, в акте вскрытия фигурирует только странгуляционная борозда от витой веревки, а другая борозда, похожая на след от тесьмы или ремня, игнорируется. В-четвертых, описание носовых ходов в акте вскрытия прямо противоречит посмертной фотографии Есенина, где отчетливо видна какая-то серая масса.

Наличие таких разногласий акта вскрытия с повреждениями на лице и руках Есенина, наблюдаемыми на фотографиях и посмертных масках, а также несоответствие описания странгуляционной борозды фотографиям шеи Есенина на прозекторском столе ставят под сомнение правдивость характеристики внутренних органов тела, осмотренных при вскрытии.

Некоторые следы насилия на лице и шее Есенина в акте вскрытия тела откровенно игнорируются («других знаков повреждений не обнаружено»), раны на руках тенденциозно интерпретируются («раны на верхних конечностях могли быть нанесены самим покойным»), и отсутствие крови вокруг них ничуть не смущает судмедэксперта.

Есть свидетельство экскурсовода по Ваганьковскому кладбищу М. В. Алхимовой (1929–2017), пересказавшей случайный разговор: «О том, что Есенина убили, я впервые услышала 6 апреля 80-го года. Я хорошо это запомнила потому, что это Пасха была. Я была на кладбище, и ко мне подошли старик со старушкой — очень интеллигентные люди и попросили провести к могиле Екатерины Александровны — родной сестры Есенина. Я сказала, что там очень мокро. И вдруг мне эта дама пожилая говорит: „А вы знаете, что Есенина убили?“ Я была в шоке и сказала, что первый раз слышу. Она говорит: „Мой брат ассистировал Гиляревскому. Он жив. Живет в Ленинграде. Он говорил, что у Есенина было перебито три шейных позвонка и проломлен лоб“. Я сказала, что первый раз такое слышу. А старик ей говорит, мол, что ты язык распускаешь. А она сказала „Я в таком возрасте, когда мне ничего не страшно“. Потом я их проводила до транспорта. И уже потом пожалела, что не оставила свой номер телефона им. Может что-то еще важное они мне рассказали бы».

Проверить этот рассказ, не зная ни имени, ни фамилии врача или санитара, ассистировавшего Гиляревскому, и не эксгумировав останки, не представляется возможным. Документом, характеризующим состояние тела Есенина, является только акт вскрытия, подписанный А. Г. Гиляревским.

Современные судмедэксперты, ознакомившиеся с содержанием этого акта, сдержанно говорят, что он чрезвычайно краткий. С этим можно согласиться, но что скрывается за этой краткостью?

В акте нет упоминания об отсутствии веревки, хотя петля «не должна быть снята с шеи трупа, и труп препровождается к месту вскрытия с петлей на шее. Если же петля снята, то она должна быть направлена вместе с трупом к месту вскрытия». В результате не были сопоставлены материал петли и размеры странгуляционной борозды. В акте не рассматривается вопрос о самоубийстве/убийстве. Между тем «вскрытие должно быть дополнено еще исследованием странгуляционной борозды в проходящем свете. Без этого последнего вскрытие не может считаться сделанным удовлетворительно, так как только это исследование странгуляционной борозды открывает в ней свойства и явления, на основании которых может быть разрешен вопрос, прижизненно или посмертно была наложена петля на тело погибшего. Это исследование борозды может быть выполнено только медиком при судебно-медицинском вскрытии».

В акте Гиляревского не исследован и вопрос о том, прижизненно (на живого человека) или посмертно (на шею трупа) накладывалась петля, в то время как это устанавливается «только (это уже при судебно-медицинском вскрытии медиком) исследованием кровераспределения в толще собственно кожи при рассматривании выделенной из кожи части борозды в проходящем свете».

Как видим, в кратком акте опущены весьма существенные моменты. Но присущи ли эти недостатки всем актам Гиляревского, или они были вызваны внешними причинами только в случае исследования тела Есенина?

Чтобы разобраться в этом вопросе, в архиве «Бюро судебно-медицинской экспертизы» мы ознакомились с другими актами вскрытия мертвых тел, которые производил А. Г. Гиляревский. Выяснилось, что порядок оформления актов вскрытия тел, действовавший в 1920-е годы, отличался от современного. Сейчас акт вскрытия оформляется в виде отдельного документа, тогда как в 1920-е годы каждый судмедэксперт, проводивший вскрытия, имел специальную книгу «Протоколы вскрытия мертвых тел», в которую его лаборант под диктовку эксперта записывал результаты вскрытия. Эта книга находилась у судмедэксперта, поскольку ему необходимо было проводить вскрытия тел в разных больницах. Лаборанты периодически менялись, поэтому с течением времени менялся почерк, которым написаны акты. Все страницы в книге пронумерованы, и на последней странице имеется запись заверителя, в которой указано общее количество страниц. Именно эта книга является первоисточником актов вскрытия, хотя ни один из них не подписан судмедэкспертом. Это и не требовалось, поскольку имя и фамилия судмедэксперта были указаны на обложке. При необходимости на основании акта, записанного в книге, для милиции делалась справка, под которой уже стояла подпись судмедэксперта. По-видимому, именно такая справка фигурирует в следственном деле, которое ныне хранится в ИМЛИ.

Согласно положению «О судебно-медицинских экспертах» (24 октября 1921), «о всех своих действиях эксперт заносит в свой журнал, в котором записи имеют значение официального документа». На вопрос, где книга Гиляревского «Протоколы вскрытия мертвых тел» за 1925 год, работники Бюро ответили, что она была изъята сотрудниками ГПУ сразу после вскрытия тела Есенина. Таким образом, оказалось невозможно проверить, насколько текст акта вскрытия, хранящегося в следственном деле, соответствует тексту, записанному в книгу. Но возникает вопрос: если он полностью соответствовал акту вскрытия тела Есенина из следственного дела, то какой смысл изымать первоисточник?

Невозможность прямой проверки акта о вскрытии тела Есенина вынудила искать обходные пути. Одним из таких путей стало сравнение текстов других актов вскрытия повесившихся самоубийц, сделанных Гиляревским, с исследуемым документом. При просмотре книг А. Г. Гиляревского «Протоколы вскрытия мертвых тел» за период 1 января 1926 — 1 марта 1928 года было выявлено 40 актов о вскрытии тел повесившихся самоубийц. Они были написаны в разной форме: одни с подробным описанием результатов внешнего и внутреннего осмотра тела, совершенно непохожие на акт вскрытия Есенина, другие — с кратким описанием, более близкие по форме к исследуемому акту, третьи — совсем краткие. Но в какой бы форме ни были написаны акты, общей их чертой была фраза: «смерть последовала от асфиксии вследствие самоповешения» или «смерть произошла от асфиксии вследствие повешения. Отсутствие знаков борьбы говорит за самоповешение». Эти фразы или аналогичные им по смыслу Гиляревский употреблял во всех (подчеркиваю: во всех сорока) актах о вскрытии тел висельников, не имевших признаков насильственной смерти. В одном случае он написал: «…принимая во внимание отсутствие на трупе знаков борьбы и самообороны, можно предположить, что в данном случае имеется самоповешение, чего, однако же, утвердительно сказать невозможно». И только в акте вскрытия тела Есенина он употребил другую фразу: «Смерть Есенина последовала от асфиксии, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение». Никакого упоминания о самоповешении в акте вскрытия тела Есенина нет.

В тех же сорока актах так или иначе упоминалось об «отсутствии на теле знаков борьбы или насилия». Этой фразы в акте вскрытия Есенина тоже нет. Вместо нее вставлена фраза, что раны могли быть нанесены самим покойным. Примененная Гиляревским конструкция фразы указывает на то, что эти раны могли быть нанесены и другими людьми.

Юристы возражают, что Гиляревский и не должен был писать про самоповешение, поскольку в акте вскрытия, согласно инструкции, причина смерти должна мотивироваться только с чисто медицинской точки зрения. Это дельное возражение. Но если бы Гиляревский руководствовался именно этим соображением, то он не должен был бы писать и про повешение, а ограничиться только фразой: «смерть наступила в результате асфиксии, вызванной сдавливанием дыхательных путей». Однако, упомянув о повешении и не квалифицировав его как самоповешение, Гиляревский продемонстрировал, что не инструкция руководила им во время написания акта вскрытия тела Есенина.

Согласно Постановлению Народного комиссариата здравоохранения и Народного комиссариата юстиции «О судебно-медицинских экспертах» от 24 октября 1921 года, «судебно-медицинские освидетельствования живых лиц и исследования трупов производятся экспертом в присутствии судо-следственных властей или органов милиции и двух свидетелей». Из разговоров с работниками «Бюро судебно-медицинских экспертиз» выяснилось, что на вскрытии тел наряду с понятыми зачастую присутствовали сотрудники органов безопасности, осуществлявшими не только контроль, но и давление на эксперта. Мы не знаем, какое давление оказывалось на Гиляревского во время вскрытия тела Есенина и написания им справки для милиции. Но, употребив термин «повешение» вместо «самоповешение», он оставил знак и фактически в понятной только ему одному (или еще коллегам) форме отказался признать, что Есенин повесился сам. Эта «фига в кармане», вероятно, есть следствие того, что Гиляревский во время написания справки для милиции находился под давлением, принуждавшим его к лжесвидетельству.

Данный вывод, вполне допустимый в литературоведческом исследовании, не является убедительным для судмедэкспертов, юристов и судей. Заключения людей этих профессий имеют вполне конкретные последствия для людских судеб в отличие от выводов литературоведов. Материалы, которыми оперируют литературоведы (фотографии, воспоминания, посмертные маски и др.), не являются и не могут являться основой для заключений судмедэкспертов. Эти материалы также не могут служить основой для пересмотра акта вскрытия мертвого тела, поскольку, с точки зрения судмедэкспертов, не содержат бесспорно установленных фактов. Таковыми фактами для судмедэкспертов могут служить собственно мертвое тело и акт его вскрытия. Согласно этим правилам, считается, что если в акте что-то не указано, то, значит, этого не было. Пересмотр результатов, зафиксированных в данном акте, возможен только в результате повторного вскрытия, что в случае с Есениным невозможно. Его тело отсутствует, а для вскрытия могилы нужны вновь открывшиеся обстоятельства дела, которые, в свою очередь, не могут быть получены без исследования останков. Получается замкнутый круг, разорвать который, возможно, могла бы книга А. Г. Гиляревского «Протоколы вскрытия мертвых тел» с актами вскрытия за декабрь 1925 года. Но она надежно упрятана от посторонних глаз.

Отсутствие этого важнейшего документа, а также профессиональных судебно-медицинских снимков тела Есенина в гостинице и на прозекторском столе указывают на то, что в расследовании обстоятельств смерти Есенина точка еще не поставлена.