Евгений Стаховский: «Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без 2 вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятиях она была всегда: Лолита» (пер. Владимира Набокова).
Всем известно, что было дальше: невнятная женитьба, бегство из дома, неуемная ревность и настоящая одержимость. Лолиту Набокова иногда называют эротическим романом, с чем согласны далеко не все. И модернизм делает свое дело: и ирония, и яркий набоковский стиль выводят книгу из зоны чистой любви или уж тем более порнографии. Тем не менее уже самая первая экранизация вывела на первый план тему сексуального насилия над детьми, но вряд ли стоит сводить Лолиту к такой, пусть и отвратительной, но довольно безыскусной точке.
ЕС: «Лолита» — история, вызывающая некоторые затруднения, потому что это та книга, о которой знают все абсолютно все, даже люди далекие от Набокова, далекие от литературы в принципе, все равно знают, что такое «Лолита», кто такая Лолита, кто такой Гумберт. По крайней мере, они слышали это имя. И у нас есть две главных экранизации — Кубрика и Эдриана Лайна, каждый наворотил по-своему, но, на мой взгляд, это две совершенно разных работы.
Зинаида Пронченко: Так и есть. Абсолютно разный подход к материалу. Мне кажется, что экранизация Кубрика, вышедшая в 1962 году, близка к гениальной. Сценарий для нее написал сам Набоков, и поэтому в ней присутствует дух романа, как я его понимаю, — такая пародия на добрых благонадежных людей, на американский средний класс, на все наше представление о том, что такое хорошо и плохо. И Кубрик сделал настоящую буффонаду. Взять хотя бы героя Питера Селлерса, Куильти, которого убивают...
ЕС: Одного из любимых артистов Кубрика...
ЗП: У него получился абсолютно комический персонаж, как в комедии дель арте, который сменяет несколько масок за весь фильм и никогда не является кем-то определенным. Куильти — это какая-то ускользающая сущность, но все это комедия, в отличие от фильма Эдриана Лайна, который на полном серьезе снимает драму, а то и трагедию, чуть ли не древнегреческих масштабов. И эротику тоже снимает очень серьезно. Он не отходит от своего стиля — что-то между эротикой и софт-порно конца 1980-х — начала 1990-х: «Девять с половиной недель», «Непристойные увлечения», «Недостойные предложение». Это все он. Это любитель дым-машины, женского белья, знаток поп-музыки, под которую можно танцевать стриптиз. Куда-то туда он и уводит экранизацию Набокова. Мне кажется, это было неправильное решение, это чудовищная экранизация.
ЕС: Да? Только потому, что он сводил все дело к эротике и к женскому белью?
ЗП: Нет, потому что он абсолютно серьезен. Он не уловил самое главное — набоковский дух. Ну пусть, он имеет право. Я сегодня освежала в памяти эту экранизацию, и там уже в прологе, когда Гумберт Гумберт вспоминает свое детство, свое отрочество, когда он влюбился в эту модель, которая умерла от тифа, есть флэшбек, в котором Анабель снимает в контражуре кружевные панталоны в какой-то дымке, одновременно робко и настойчиво, — так вот, это вульгарно, и этим пропитан весь фильм.
ЕС: Но с другой стороны, этой истории нет у Кубрика, и мы не знаем, почему Гумберт становится тем, кем он становится, откуда у него эта травма. Если у Лайна мы видим незакрытый, извините за дурацкое слово, детский четырнадцатилетний гештальт и понимаем, что у него травма детства, из-за которой он вырастает в известного нам персонажа, то у Кубрика ничего этого нет.
ЗП: Да, у Кубрика этого нет, и поэтому у него больше пространства для интерпретации. И в этом Кубрик верен задумке Набокова, который не хотел, чтобы все воспринималось буквально, чтобы это была реальная история. Я читала, что при обсуждении сценария предлагалась версия не делать Лолиту конкретной нимфеткой, а, возможно, ангажировать карлицу и вообще увести все куда-то в сторону Дэвида Линча. Хотя Дэвид Линч считает фильм «Лолита» лучшим у Кубрика, и, по-моему, вселенные этих двух гениев соприкасаются. Поэтому и не нужны объяснения, что Гумберт стал таким первертом, потому что у него есть детская травма.
ЕС: С другой стороны, многие недовольны работой Кубрика, его интерпретацией. Еще одна ключевая разница между экранизациями Лайна и Кубрика — Лайн «выдерживает line», он идет по сюжету, по книге. И даже хронологически у него все выстраивается плюс-минус так, как у Набокова. Тогда как Кубрик начинает с финала. Он начинает с того как Гумберт приходит убивать Куильти.
ЗП: Ну, первые-то кадры идентичны в обеих экранизациях. У Лайна тоже показан Джереми Айронс в потерянном состоянии — ведет автомобиль, виляет по проселочной дороге. И мы видим окровавленный револьвер, лежащий на пассажирском сиденье. То есть он уже совершил убийство. Потом сразу следует перескок в прошлое, а у Кубрика мы видим сцену, как персонаж Джеймса Мейсона приезжает в поместье к персонажу Селлерса. Лайн с большим уважением относится к источнику, тогда как у Кубрика нет этого монолога про «огонь моих чресел», «это была Ло в таком-то наряде, Долорес в таком-то».
ЕС: Я и говорю, что Лайн идет по тексту, там даже есть закадровый текст, мы видим набоковский текст.
ЗП: Но ведь хорошая экранизация не та, в которой режиссер до последней запятой верен автору оригинала. Это, в первую очередь, та, режиссер которой уловил дух автора. Кубрику это удалось в большей степени. Более того, фильм Кубрика начинается с абсолютного хулиганства: первые реплики, которыми они обмениваются, это когда Питер Селлерс говорит: «Я Спартак. Вы пришли освободить рабов?» — потому что он там задрапирован после пьянки в какую-то простыню. А предыдущий фильм Кубрика, предшествовавший «Лолите», был как раз «Спартак». Это такая ссылочка, абсолютно хичкоковское подмигивание.
ЕС: Надо же было решиться после Кубрика в 1997 году снять «Лолиту». На мой взгляд, удача Лайна заключается в том, что он дал публике то, что она хотела видеть. Потому что «Лолита» для очень многих людей — это эротический роман на грани порно. И Лайн сделал эротическое кино на грани порно, как он это умеет. И все порадовались, похлопали в ладоши и сказали: «О! Круто!» Голые, почти полуголые девочки, Джереми Айронс, который был в зените славы как раз в 90-е годы. И женщины остались довольны, глядя на красавчика и хорошего актера. И великая актерская удача Мелани Гриффит. Она мне дико нравится в этом фильме.
ЗП: Да, она там хороша.
ЕС: Я помню, когда я смотрел этот фильм в первый раз, когда он только вышел, я узнал ее лишь на двадцатой минуте. Я, помню, смотрел и думал: «Где же Мелани Гриффит, она же должна тут играть?» Мне кажется, что у нее там очень хороший персонаж, который совершенно по-разному показан у Кубрика и у Лайна. У Кубрика это комедия. Вот отличная сцена для сравнения — когда она находит записи Гумберта, его дневник, про который он говорит, что пишет книгу и что все писатели делают так, что они просто берут знакомые имена и знакомые образы, а потом уже все переделывают. И вот она находит его дневник, где он называет ее «гейзихой», жирной коровой и бог знает кем еще, пишет, какая она неприятная женщина. Что происходит у Кубрика? Мы видим истеричную женщину, которая не очень приятна, с ней действительно не хочется иметь дела, и ее нисколько не жалко. В то время как у Лайна Мелани Гриффит впадает в состояние какого-то опустошения. Я проникаюсь к ней сочувствием. Мне очень жаль ее у Лайна.
ЗП: А почему нам должно быть жаль Шарлотту Гейз?
ЕС: Не знаю. А мы не должны пожалеть влюбленную женщину, которой просто не повезло с мужиком?
ЗП: Кажется, сам Набоков говорил, что низшая форма трактовки произведения, это когда примеряешь сюжет на самого себя или какие-то свои представления о том, как правильно. А если роман Набокова пропитан снобизмом, отвращением энтомолога к насекомому, к этой неуемной, шумной, чрезмерной во всех своих проявлениях самке? Она же там именно самка. И если Кубрик показывает ее ровно такой, значит, его версия более удачна, чем у Лайна, который все сводит к банальной мелодраме, где жалко героиню Мелани Гриффит, потому что умом-то мы понимаем, что Гумберт неправ. Что он женился на матери, чтоб соблазнить ее дочь, что это все неправильно, это достойно порицания, карается законом и грозит ему тюремным сроком.
* * *
ЕС: «Лолита» написана на английском. И мы могли бы кивнуть на неудачность перевода на русский язык, но его делал сам Набоков, и вряд ли надо подозревать автора в том, что он сильно изменил текст. Хотя изменил. Лолита-девочка показана глазами Гумберта. И он в своей исповеди, конечно, желает оправдать себя, но Гумберт не вполне честен. Даже его имя — это выбранный им псевдоним. Хорошо, что сам Набоков в конце концов решился публиковать книгу под своей фамилией, а не под вымышленной анаграммой Вивиан Даркблум.
* * *
Галина Юзефович: Начинать знакомство с Набоковым с романа «Лолита» — это вполне естественный, исторически обусловленный путь. Дело в том, что для большинства сначала европейских, а потом и русских, и, конечно, американских читателей знакомство с творчеством Набокова начинается именно с «Лолиты». Мы сегодня забываем о том, что до появления «Лолиты» Набоков воспринимался как очередной русский эмигрантский писатель, бесспорно, очень одаренный, но ценимый преимущественно очень узкой категорией читателей. «Лолита» радикально изменила его судьбу, в один момент превратив его в мировую литературную суперзвезду. Причем суперзвезду, находящуюся на грани со скандалом.
У замечательной английской писательницы Пенелопы Фицджеральд есть роман «Книжная лавка». Это история о том, как добропорядочная английская дама средних лет в глухой английской деревушке открывает маленький книжный магазин. И успех к ее магазину приходит, когда она заказывает громкую нашумевшую новинку какого-то русского — роман о взрослом мужчине, влюбленном в девочку. Там очень смешно показано именно то, какое шокирующее влияние «Лолита» оказывает на среднего универсального европейского читателя. То есть вокруг этой маленькой книжной лавочки в романе Фицджеральд вспыхивает огромный скандал. Это довольно точно описывает то, что произошло с «Лолитой» и с Набоковым в первые несколько месяцев после ее публикации.
Конечно, очень часто «Лолита» до сих пор воспринимается как эротическое чтение. Для многих людей, и особенно это касается подростков из интеллигентных семей, эта книга становится первым опытом соприкосновения с литературой чувственной, с литературой смутно эротической. В то же время, если мы посмотрим на эту книгу взрослыми, просветленными глазами, то поймем, что как такового эротизма, описания эротических действий, да даже и эротических переживаний, в романе не так много. Этот шокирующий эффект формируется за счет табуированной сексуализации ребенка. Этот роман, если мы уберем оттуда все неконвенциональные элементы, окажется просто романом о любви. Не очень счастливой, не очень успешной любви. Но то, что один из участников любовного тандема — фигура, которая в соответствии с европейской культурной традицией не может восприниматься как сексуальный объект, и провоцирует эффект шока и задним числом приписываемую тексту эротичность.
Очень остроумную пародию на этот набоковский текст предложил в свое время Умберто Эко, написавший небольшую миниатюру «Гранита» — рифмуется с «Лолитой». Героя-рассказчика зовут Умберто Умберто, что тоже отсылает к идее имени-анаграммы в качестве имени главного героя, и это текст, который довольно остроумно пародирует набоковскую «Лолиту». Кульминацией этого текста становится момент, когда мы понимаем, что табуированное эротическое влечение главного героя обращено не к девочке, а к очень пожилой женщине, что объект в некотором смысле так же табуирован с точки зрения традиционной сексуальности, но при этом это не ребенок, а пожилая женщина. Эта небольшая работа Умберто Эко очень просветляет читательскую и, вероятно, зрительскую оптику, позволяя понять, что дело не в наполняющем книгу эротическом томлении, уровень которого не слишком высок, а исключительно в том, что объект сексуального влечения героя если не табуирован, то во всяком случае очень-очень необычен и не конвенционален для усредненной европейской культуры.
* * *
ЕС: Кубрик столкнулся с большой проблемой, когда ему нужно было переносить на экран образы из романа и когда они думали, как найти карлицу, чтобы она сыграла главную роль. Сам Набоков не очень понимал, как на экране можно сохранить всю детскость Лолиты. Это же были 1960-е годы, это «кодекс Хейса», это самоцензура, которая вроде и не жесткая, но все равно мы же все понимаем, что можно снимать и что нельзя. И Сью Лайон, которая играет Лолиту у Кубрика, она явно постарше, чем героиня.
ЗП: Да, ей было семнадцать. Они увеличили возраст героини в фильме — у Набокова Лолите двенадцать лет, а в фильме ей четырнадцать, чтобы возрастная разница не так чувствовалась. Семнадцать и двенадцать — это реально большая разница.
ЕС: Мы понимаем, что Кубрик столкнулся с бо́льшими трудностями при производстве, чем Лайн, относительно того, как все это снимать, с какими актерами работать и какие барьеры нужно преодолеть.
ЗП: Ни тот, ни другой фильм в сегодняшних условиях не представим. Потому что этот сюжет не совпадает с нашей новой реальностью, новой этикой, новыми, возможно, пуританскими представлениями о том, что допустимо, а что нет. И если экранизировать «Лолиту» заново, то придется впадать в какую-то дидактику и осуждать преступную страсть к несовершеннолетней. И абьюз. У Набокова Лолита — порочное животное, которое пусть бессознательно, но все равно чувствует собственную силу. И Гумберт, и Куильти — ее жертвы. Сегодня пришлось бы строить нарратив наоборот.
ЕС: И что же получается? Что человек, который сегодня вдруг решит снять новую версию «Лолиты», попытается вернуться скорее на место Кубрика, чем на место Лайна, то есть ему опять придется преодолевать кубриковские барьеры? Кубрик преодолевал свои барьеры и барьеры своей среды, социальной и политической системы, моральной системы, в которой ему пришлось творить в то время. И в одном из интервью, данном через много-много лет, перед смертью, он сказал, что если бы ему пришлось переснимать «Лолиту», то, конечно, сегодня он бы вложил в нее больше той эротики, которая присутствует в набоковском тексте. А тогда у него не было этих возможностей, и он сожалел, что эту эротичность у него показать так и не получилось.
ЗП: Я недавно перечитывала текст знаменитого кинокритика Полин Кейл про этот фильм. Он ей понравился, но она считает, что Кубрик слишком уж пошел на компромисс в плане эротики, которую в итоге мы не видим в кадре, там ничего не происходит. Потому-то этот фильм и не для взрослых, которых могла бы заинтересовать запретная тема, и не для ценителей прозы Набокова или каких-то тонких вещей. Он проваливается между двумя стульями. Кажется, рекламный слоган этого фильма гласил: «Неужели они это сделали?» или «Зачем они это сделали?» А второй слоган: «Этот фильм не для тех, кому исполнилось 18». То есть совершеннолетним там смотреть было не на что, это вполне целомудренный фильм.
ЕС: Когда вышла работа Кубрика, один критик написал, что этот фильм надо было назвать не «Лолита», а «Куильти», поскольку именно он там центральный персонаж, а Кубрик, как мы уже говорили, очень любил Селлерса. Главная роль в фильме «Доктор Стрейнджлав» — это самое гениальное, что сделал Селлерс не только у Кубрика, а вообще в своей жизни. Тогда как у Лайна этот персонаж совершенно отсутствует, это какой-то мираж, которого нет в этом построении, по большому счету. Мы знаем, что он вроде как должен быть. Да, он где-то проносится каким-то облаком, где-то он вроде бы как есть, но как персонажа мы его, в общем, не получаем.
ЗП: У Кубрика его образ сделан гораздо сильнее, чем у Лайна, где его играет Фрэнк Ланджелла. У Лайна он появляется в какой-то дымке, с какими-то оговорками. По сути это эхо собственных мыслей Гумберта. С одной стороны, Лайн, может быть, двигался в правильную сторону, потому что так или иначе у Набокова это все метафоры. Куильти символизирует сомнение и страх, а Лолита, соответственно, — все соблазны, и они борются в голове у Гумберта Гумберта. Так что вытеснение образа Куильти на периферию, как в фильме Лайна, вполне возможно, но, если вернуться к Кубрику, наблюдать Селлерса в кадре — слишком большое удовольствие, в котором не хочется себе отказывать.
* * *
ЕС: Клэр Куильти — темный двойник Гумберта Гумберта. Он отражает все его худшие качества, эта тема очень занимала Кубрика. Он считал, что это сильная второстепенная повествовательная нить. Исследователи отмечают, что тайна личности Куильти превращает роман в своего рода детектив, где главный герой одновременно и преследователь, и преступник. Этот эффект, конечно, полностью утерян в фильме Кубрика. Несмотря на то, что Питер Селлерс играет только одну роль, он предстает в разных обликах, и, например, маскировка Куильти под доктора Земфа позволяет ему использовать имитацию немецкого акцента, что вообще-то довольно типично для стиля игры Селлерса.
* * *
ЕС: Мы говорим о разных персонажах в книге Набокова и в двух больших экранизациях, которые существуют на сегодняшний день, и я только сейчас поймал себя на мысли, что мы поговорили о Шарлотте Гейс, о Гумберте, даже о Куильти, но практически ничего не сказали о самой Лолите. Конечно, мы понимаем, что она главный персонаж, но не понимаем, что́ это за персонаж. Потому что в романе мы сталкиваемся с фигурой ненадежного рассказчика — вся история рассказана от лица Гумберта. Про Лолиту, про ее внутренний мир, как она начинает расти и превращаться в женщину из подростка, мы не знаем ровным счетом ничего. И это большая проблема. О чем думали актрисы, работавшие над этой ролью, и как режиссеры настраивали их на нужный лад?
ЗП: На тот момент актрисы и их персонажи не были настолько субъектны, насколько сегодня к этому призывает феминистская теория. Лолита — смутный объект желания, вечный источник сомнений и соблазнов, вот и все, к чему сводится этот персонаж. Там никакой психологической прорисовки. Кстати, у Лайна актриса, которая играет Лолиту, быть может, даже чуть больше куда-то нас уводит, чем у Кубрика.
ЕС: Меня она, честно говоря, раздражает. К Лолите кубриковской я отношусь лояльно — девочка и девочка, с кем не бывает. У Лайна же она просто неприятна. Она невоспитанная, она совершает поступки, зная свою силу и видя слабость Гумберта, что он совершенно никак не может перед ней устоять, и некоторые другие мужчины тоже. И она начинает раскрывать в себе эти таланты. И пользуется ими очень примитивно, по-детски.
https://youtu.be/j1wTUhInxi4
ЗП: Да, но зато в ней больше того самого нимфеточного, запретного, что так волнует и будоражит умы, потому что она больше ребенок, чем женщина, такой порочный ребенок. Тогда как у Кубрика она, в общем, уже сформировавшаяся девушка, как Мэрилин Монро или Джейн Мэнсфилд, только в миниатюре, с меньшим размером груди. Предыдущая комедия, которая была на всех экранах Соединенных Штатов, — «В джазе только девушки», и там можно узреть параллели между персонажем Мэрилин Монро и Лолитой у Кубрика. И на первом же плане, когда она появляется в саду в невероятной шляпе, она предстает такой... дамочкой, просто ей пока семнадцать лет.
* * *
ЕС: Лолита вовсе не дитя, как иногда представляется. Она физически развита, соблазнительна, она уже чувствует свою силу — это юношеское желание власти, желание подчинять — после того, как до этого ты только и делал, что сам подчинялся взрослым. В науке есть условное понятие комплекса Лолиты — это сильное эротическое или сексуальное влечение людей среднего возраста к персонам, пребывающим в состоянии раннего или среднего пубертата.
* * *
Мария Бразговская: В любом развращении малолетнего всегда есть вина только одного — взрослого. Даже если этот малолетний является подростком, даже если он манипулирует, даже если он уже вошел в активную сексуальную фазу, когда он может проявлять собственный эротизм на уровне своего взросления, на уровне своего сознания. Он никогда точно не понимает, что конкретно он делает. Влечение мужчин к маленьким девочкам или даже маленькими юношам, потому что насилия над мальчиками существует не меньше, носит определенную классификацию. Мы говорим о педофилии, когда это влечение к детям младше десяти лет, мы говорим о гебофилии, когда влечение направлено на детей примерно от 11 до 13 лет, то есть до некоего пубертата, затем мы говорим об эфебофилии, когда влечение направлено к пубертату и старше вплоть до 18 лет.
Никакого комплекса Лолиты в учебниках по психиатрии нет. Более того, действительно, иногда дети страдают нарушениями психики, определенным психическим расстройством. Однако когда мы говорим о проявлении детской сексуальности, о разрушительном проявлении детской сексуальности, подчас все-таки речь идет о проживании ребенком, девочкой, комплекса Электры, то есть о естественной, но неверно проявленной борьбе с собственной матерью, о нарушениях привязанности, об отсутствии достаточной опоры на отца или маму. Попытка получить близость и секс здесь становится как будто бы единственной возможностью для того, чтобы эту близость, защищенность, желанность испытать.
Конечно, мы наблюдаем и манипулятивное поведение подростков. Однако их манипуляция являются всего лишь следствием их пубертатного возраста. Они до конца еще не осознают ни самих себя, ни свое тело, ни свое психическое поведение, ни свои желания и потребности. Они пытаются копировать — для того, чтобы стать взрослыми, они надеются, что это проявление взрослости станет для них как будто дверью в какой-то большой волшебный мир.
* * *
ЕС: Понятно, что мы сталкиваемся с вопросом влияния, каких-то параллелей, которые неизбежно возникают, что с точки зрения книги, что с точки зрения кино. Говоря о кинематографе, у меня возникают три очень жесткие ассоциации с историей Лолиты. Одна очень отдаленная и почти настоящая, историческая — я имею в виду фильм «Полное затмение» Агнешки Холланд про взаимоотношения Верлена и Рембо, двух прекрасных французских поэтов — один великий Рембо, второй просто хороший Верлен. У них происходит жизненная история. Мы все знаем, как Рембо приехал в большой город к Верлену. Верлен, естественно, женат, у него дети уже были к этому моменту. Верлен просто влюбляется в этого молодого парня, влюбляется не только, видимо, в его талант, но вообще, во всех остальных смыслах. И Холланд совершенно прекрасно показывает это в своей картине с Леонардо Ди Каприо, который играет Рембо, и Дэвидом Тьюлисом, играющим Верлена.
Вторая моя ассоциация — это фильм «Ущерб».
ЗП: Да, Джереми Айронс ходит там с таким же выражением лица, изображая то же роковое увлечение, как и у Лайна, один в один.
ЕС: Да. Этот фильм снял Луи Маль в 1992 году. Это история про то, как его персонаж влюбляется в девушку своего сына, и потом у них начинаются интимные отношения с ней, и все это развивается. И третья, может быть, самая яркая из недавнего — это «Красота по-американски». Вот уж где линия настолько прямая, что бороться с этим сложно. Причем в случае с героем Кевина Спейси мы тоже получаем ненадежного рассказчика. Он тот же самый, в некотором смысле, Гумберт. Он рассказывает, как все это произошло. «Это лучший момент моего дня», да? Фраза, которую он произнес потом, когда ему вручали Оскар.
https://youtu.be/aq33c6FhRes
ЗП: Бедный Кевин Спейси.
ЕС: Почему?
ЗП: Столько воды утекло, столько событий произошло. Кевин Спейси был оправдан в суде, но понятно, что он уже никогда полноценно не вернется в индустрию, потому что он проклят и получил черную метку. Поэтому он может сколько угодно мастурбировать в ду́ше, больше ему ничего не остается.
ЕС: Под конец я хотел бы обратиться вот к какому моменту. Кубрик знаменит своими музыкальными решениями. Лайн, в общем, тоже знаменит своими музыкальными решениями. И музыка и в том и в другом фильме играет довольно серьезную роль. И есть один фрагмент, который меня всю жизнь держит за глотку, и я не могу его никаким образом отпустить. Когда Гумберт у Кубрика приходит убивать Куильти, Куильти в какой-то момент, спасаясь, убегая от Гумберта, садится за рояль и начинает играть Шопена. У Лайна спасающийся Куильти в этот момент играет Грига. Почему здесь Шопен? Почему здесь Григ? Совершенно непонятно. У меня нет ответа на этот вопрос. Но что мы читаем у Набокова? Набоков пишет: «Я опять победил, и с еще большей прытью Кларий Новус сел за рояль и взял несколько уродливо-сильных, в сущности истерических, громовых аккордов: его брыла вздрагивали, его растопыренные руки напряженно ухали, а ноздри испускали тот судорожный храп, которого не было на звуковой дорожке нашей кинодраки». Набоков выписывает эти сцены совершенно кинематографическим способом.
ЗП: Набоков всегда был немного зациклен на кинематографе, тем более с появлением звукового кино. У него много таких отсылок в творчестве. «Камера обскура» — это абсолютно киношное произведение, где много раз упоминается кинематограф и разные связанные с ним дела. Другое дело, что Набоков не считал кино высоким искусством, и в этом смысле его устраивала экранизация Кубрика, потому что она, с ее комическим элементом, ближе к чему-то развлекательному, чем драматическому, а это и есть суть кино как главного искусства ХХ века. Зато у Лайна есть Эннио Морриконе, который для меня в плане музыки — главное достоинство этого фильма.
* * *
ЕС: Взаимоотношения Гумберта и Лолиты — это еще и разрыв между двумя культурами: старой утонченной Европой и молодой, заточенной на потребление Америкой. И наблюдать за этим соблазнением можно бесконечно.