Ушел из жизни выдающийся человек, ученый, интеллектуал, общественный деятель и... Через запятую можно нагромождать эпитеты бесконечно, пытаясь сформулировать, кем был Лев Самуилович Клейн в науке и культуре города, страны и мира. Масштаб потери осознаешь не сразу, особенно когда волей случая находишься близко к эпицентру, рядом с исполином. Мы работали над изданием книг Льва Самуиловича последние лет двадцать. Только в нашем издательстве в свет было выпущено семнадцать его книг. А ведь были еще не менее масштабные проекты в издательствах СПбГУ, «Амфора», «Эксмо». Были еще его книги на английском языке, а так же книги о нем (причем как на русском, так и на английском). И все это не благодаря, а вопреки. Вопреки обстоятельствам, событиям, болезням.
Все то время, пока мы работали с ним, этот великий ученый в прямом смысле слова боролся за свою жизнь. Однажды, когда я в очередной раз зашел к Льву Самуиловичу по редакционным делам, как будто между прочим, чуть улыбнувшись он сказал: «Есть и положительные новости: мой онколог сказал, что умру я не от рака». К тому времени ЛСК боролся с болезнью уже 20 лет.
Это был человек невероятной целеустремленности, который реализовывал все задуманное на двести процентов. Любой диагноз, который для большинства людей звучит как приговор, для Клейна был стимулом собрать все силы и волю в кулак и привести свои дела в порядок. «По-клейновски» — это означало закончить очередную книгу и, не удержавшись, начать следующую. А дальше надо было заканчивать начатое. Он жил, для того чтобы создавать.
Рисунок М. М. Девятова «Лев Клейн», 1950-е годы
Лев Самуилович прожил долгую жизнь, но в этой жизни уместились события, которых хватило бы на несколько бурных, головокружительных биографий. Даже на фоне истории своего поколения, на судьбу которого пришлось множество глобальных потрясений, жизненный путь Клейна уникален. К началу Великой Отечественной войны ему исполнилось лишь 14 лет, но он успел повоевать. Далее классическое образование и интерес к археологии. В первую очередь Лев Самуилович становится Учителем, причем именно с большой буквы. В 1950-е годы он один из учителей будущей академической гимназии. Одновременно археологический кружок, созданный Клейном, очень быстро перерастает в семинар, посещавшийся студентами и школьниками, из которого вышло большинство известных петербургских археологов. Параллельно — организация раскопок в Новочеркасске, проходившая в 1962 на фоне трагических событий (расстрел рабочих). И почти детективная история, связанная с передачей сокровищ Сарматского кургана, раскопанного экспедицией молодых ленинградских археологов в ростовский музей. При этом известность к нему приходит не в связи с этими раскопками, а благодаря его теоретическим работам по археологии. Его книга об археологических методах становится учебником для всех студентов и аспирантов-историков Советского Союза в 1970-е и 1980-е годы.
Но самое страшное в жизни — это быть успокоенным. Судьба закладывает еще более резкий вираж. Молодые ученые славяно-варяжского семинара бросают вызов официальной науке. Начинается дискуссия о варяжском вопросе, которую вынуждены были заметить все «генералы» советской исторической науки. Как результат столь яркой деятельности — старт уголовного преследования по сфабрикованным обвинениям. Тюрьма. Но даже из тюрьмы Лев Самуилович выносит новый опыт и новые научные изыскания. Уже в эмиграции он публикует антропологическое исследование советской тюрьмы, сделавшее его знаменитым за пределами сугубо археологической науки, как на родине, так и на Западе. Профессор нескольких европейских университетов, ЛСК все-таки возвращается в Россию, как только появляется возможность. Возвращается учить и публиковаться на родном языке. Исследования гомеровского эпоса, работы по славянскому язычеству, теории музыки, регионалистике, антропологии, теоретической археологии, истории науки и философии — далеко не полный список того, что обнародовал, вернувшись на родину, Лев Самуилович. Наука для него всегда была пространством диалога. Он вел диалог на равных с учениками и учителями, с прошлым и будущим, с властью и обществом. И даже свое научное завещание Клейн оформил в виде книги диалогов с действующими учеными, включенными в орбиту его исследований. Он был Человеком, для которого был важен Любой Человек. Он умел слушать и слышать. Он задавал вопросы мирозданию, а полученные ответы пересказывал нам в форме лекций, статей и книг. Он ушел, но диалог с ним продолжается. Горько от того, что этот разговор возможен теперь только через его тексты. Он ушел, а нам осталось его главное завещание: «Продолжить диалог с Миром на равных».