1 июля 1941 года
Из дневника директора Архива Академии наук СССР Георгия Князева:
«Десятый день войны... пришел зав. Архивом ИРЛИ. Долго совещались по вопросу о надлежащем сохранении здесь, в Ленинграде, ценных материалов — рукописей Пушкина, Ломоносова, Лермонтова, Тургенева, Достоевского, Толстого и др. На Городецком лица нет. Не может спать. „Какую же мы несем с вами ответственность!”»
23 августа 1941 года
Даниил Хармс был арестован за распространение в своем окружении «клеветнических и пораженческих настроений». Художник и поэт Павел Зальцман писал в своем дневнике:
«В один из первых дней я случайно встретился у Глебовой с Хармсом... Он говорил, что ожидал и знал о дне начала войны... Уходя, он определил свои ожидания: это было то, что преследовало всех: „Мы будем уползать без ног, держась за горящие стены”. Кто-то из нас, может быть, жена его, а может, и я, смеясь, заметил, что достаточно лишиться ног для того, чтоб было плохо ползти, хватаясь и за целые стены. Или сгореть с неотрезанными ногами. Когда мы пожимали друг другу руки, он сказал: „Может быть, даст Бог, мы и увидимся”. Я внимательно слушал все эти подтверждения общих мыслей и моих тоже».
8 сентября 1941 года
Солдаты группы армий вермахта «Север» захватили город Шлиссельбург (Петрокрепость), взяв под контроль исток Невы и блокировав Ленинград с суши. С этого дня началась длившаяся 872 дня блокада города. Были разорваны все железнодорожные, речные и автомобильные коммуникации.
24 сентября 1941 года
Запись в дневнике Ольги Берггольц:
«Третьего дня днем бомба упала на издательство «Советский писатель» в Гостиный двор. Почти всех убило...
Зашла к Ахматовой, она живет у дворника (убитого артснарядом на ул. Желябова) в подвале, в темном-темном уголке прихожей, вонючем таком, совершенно достоевщицком, на досках, находящих друг на друга, — матрасишко, на краю — закутанная в платки, с ввалившимися глазами — Анна Ахматова, муза Плача, гордость русской поэзии — неповторимый, большой сияющий Поэт. Она почти голодает, больная, испуганная».
1 октября 1941 года
Дмитрий Шостакович эвакуировался из Ленинграда. Дни, проведенные в блокадном Ленинграде, композитор посвятил работе над Симфонией №7 (знаменитой Ленинградской симфонией).
25 октября 1941 года
Из дневника шестнадцатилетнего Юры Рябинкина, впоследствии опубликованного в «Блокадной книге» Алеся Адамовича и Даниила Гранина:
«Мама мне говорит, что дневник сейчас не время вести. А я вести его буду. Не придется мне перечитывать его, перечитает кто-нибудь другой, узнает, что за человек такой был на свете — Рябинкин Юра, посмеется над этим человеком, да… Вспомнилась почему-то фраза Горького из „Клима Самгина”: „А может, мальчика-то и не было?..” Жил человек — нет человека. И народная загадка спрашивает: что самое короткое на свете? И ответ гласит: человеческая жизнь. Когда-нибудь я бы занялся, быть может, философией. Но сейчас для этого надо: 1) еда и 2) сон. Этим и объясняется весь идеализм: для существования его необходим материалистический фундамент».
16 ноября 1941 года
Запись в дневнике художницы Татьяны Глебовой:
«Была в Филармонии на концерте. Час начала изменили, поэтому мы опоздали. Слушали Девятую симфонию Бетховена. Впечатление очень печальное. Холодный зал, сорваны красные занавеси, половина оркестра. Голодные, измученные певцы. Публики почти нет».
23 ноября 1941 года
Из дневника Елены Мухиной
«Если я буду точно выполнять свой план, то я смогу много читать, дома я буду читать. Мне надо как можно скорей прочесть Диккенса „Большие надежды” и начать читать что-нибудь другое. Я хочу завести полочку большевика, покупать разные брошюры. Да, потом мне надо будет купить русскую грамматику и повторить все правила правописания, чтобы не обесценивать свои сочинения по литературе безграмотностью».
Декабрь 1941 года
Умер художник-авангардист Леонид Терентьевич Чупятов. Д.С. Лихачев вспоминал: «Умирая, он рисовал, писал картины. Когда не хватило холста, он писал на фанере и на картоне... Лучшая его картина... темный ленинградский двор колодцем, вниз уходят темные окна, ни единого огня в них нет; смерть там победила жизнь; хотя жизнь, возможно, и жива еще, но у нее нет силы зажечь коптилку. Над двором на фоне темного ночного неба — покров Богоматери. Богоматерь наклонила голову, с ужасом смотрит вниз, как бы видя все, что происходит в темных ленинградских квартирах, и распростерла ризы; на ризах — изображение древнерусского храма... Душа блокады в ней отражена больше, чем где бы то ни было».
Л. Т. Чупятов. Покров Богородицы над осаждённым городом. 1941 год
cultobzor.ru
Декабрь 1941 года
Из записной книжки Леонида Пантелеева:
«„Ни коня, ни собаки, ни даже мыши не найдешь во всем городе...”
„Но как же вы, умирая такой лютой смертью, все еще думаете оборонять город?”
Откуда это? Из „Тараса Бульбы”. А как это по-ленинградски и как по-сегодняшнему звучит!..»
«Кажется, Фидий говорил, что, когда он читает Гомера, люди кажутся ему вдвое большими, чем обычно. Какой Гомер расскажет о нас потомкам и какому Фидию мы покажемся великанами, огромными, как статуя Свободы в Нью-Йорке?
А ведь в большинстве своем мы среднего роста, и хлеба мы съедаем в день всего сто двадцать пять граммов».
3 декабря 1941 года
Умер художник Павел Филонов.
Евдокия Николаевна Глебова, сестра художника вспоминала:
«Осенью 1941 года, в конце октября, неожиданно пришел к нам брат. Пришел и принес четыре картошечки. Принес в то время, когда они буквально на вес золота. Оторвав их от Екатерины Александровны, от себя, когда все голодали. Запасов у них не было никаких...
Как мы ни отказывались от картошечек, как ни просили взять обратно, он не хотел и слушать нас, он заставил взять их...
3 декабря 1941 года... Войдя в комнату, мы увидели брата, лежавшего на постели, стоявшей не на своем обычном месте. Он лежал в куртке, теплой шапке, на левой руке была белая шерстяная варежка, на правой варежки не было, она была зажата в кулаке. Он был как будто без сознания, глаза полузакрыты, ни на что не реагировал. Лицо его, до неузнаваемости изменившееся, было спокойно...
...эта правая рука с зажатой в ней варежкой так поразила меня, что я и сейчас, более чем через тридцать лет, вижу ее... Рука большого мастера, не знавшая при жизни покоя, теперь успокоилась».
28 декабря 1941 года
Умер филолог-классик Сергей Александрович Жебелев. Он изучал политическую историю Древней Греции, переводил Аристотеля, Платона, Аппиана.
Январь 1942 года
Умер писатель, литературный критик Николай Александрович Энгельгардт, автор книг «Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати» и «История русской литературы XIX столетия».
6 января 1942 года
В оккупированном городе Пушкине (бывшее Царское Село, пригород Ленинграда) умер от голода писатель-фантаст Александр Романович Беляев.
6 января 1942 года
Юра Рябинкин сделал последнюю запись в своем дневнике:
«Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Почти полное отсутствие сил. Мама еле тоже ходит — я уж себе даже представить этого не могу, как она ходит. Теперь она часто меня бьет, ругает, кричит, с ней происходят бурные нервные припадки, она не может вынести моего никудышного вида — вида слабого от недостатка сил, голодающего, измученного человека, который еле передвигается с места на место, мешает и „притворяется” больным и бессильным. Но я ведь не симулирую свое бессилие. Нет! Это не притворство, силы (…) из меня уходят, уходят, плывут… А время тянется, тянется, и длинно, долго!.. О господи, что со мной происходит?
И сейчас я, я, я…».
12 января 1942 года
От дистрофии скончался писатель-фантаст Владимир Орловский, автор романа «Бунт атомов».
15 января 1942 года
Умер фольклорист и литературовед профессор Николай Петрович Андреев. Вместе с М.К. Азадовским и Ю.М. Соколовым Андреев возглавлял в 1930-е годы крупнейшие начинания в изучении фольклора.
25 января 1942 года
Умер филолог и переводчик Борис Михайлович Энгельгардт, автор книги «Формальный метод в истории литературы», переводчик произведений Чарльза Диккенса, Джонатана Свифта, Мигеля де Сервантеса и др.
25 января 1942 года
Из дневника режиссера театральной студии при Дворце культуры Александра Дымова:
«...грубое вмешательство желудка в мою интеллектуально-чувственную сферу я ощущаю постоянно. Я не желаю его опеки. Ведь кроме пищеварения существуют мировая литература, философия, искусство, техническое изобретательство. Берешь книгу. Перелистываешь страницу. Роман. „Брайтон равнодушным жестом пригласил их к столу. На белом пятне скатерти…” Нет, дальше читать мне запрещено. Противопоказано. Это случай прямого воздействия идеологической надстройки (литература) на базис (желудка). Берешь другую книгу. „Твое поведение, моя милая, дает пищу для всевозможных толков…” Дальше читать нельзя. „Пищу!” Многоуважаемый редактор моих ощущений (мой желудок) немедленно направил их по пути съедобных ассоциаций, хотя в книге слово „пища” употреблено как явная метафора. „Меня пожирает тоска”, — написано на 35-й странице. Это тоже метафора. Но моему неумному редактору нет никакого дела до этого. Ему важно вызвать в моем представлении пожирание жирных кусков жареного мяса. Может быть, с давно забытой румяной картошкой. Это — случаи ассоциативного воздействия надстройки на базис».
26 января 1942 года
Запись в дневнике поэта, военного корреспондента Павла Лукницкого:
«После тщательного обследования всего, что есть в квартире, у меня получился целый чемоданчик продуктов питания. Это: сыромятные ремни, воск для натирки пола, глицерин из аптечки (жаль, не нашлось касторки!), вишневый клей, спиртовые подметки и пара набоек, карболен, многолетней давности ячменная ритуальная лепешка с могилы „святого”, привезенная мною одиннадцать лет назад с Памира, пузырек с рафинированным минеральным маслом для смазки точных механизмов и много другой снеди. В перспективе — корешки многочисленных книг, ведь они тоже на добротном клею! Дела не так уж плохи!»
29 января 1942 года
Умер Николай Молчанов, муж Ольги Берггольц.
Январь-февраль 1942 года
Ольга Берггольц пишет поэму «Февральский дневник»:
…О да, мы счастье страшное открыли —
достойно не воспетое пока,—
когда последней коркою делились,
последнею щепоткой табака;
когда вели полночные беседы
у бедного и дымного огня,
как будем жить,
когда придет победа,
всю нашу жизнь по-новому ценя…
Февраль 1942 года
Художница Елена Мартилла вспоминает:
«Однажды я поняла, что до утра не дотяну и, если лягу, встать уже не смогу (до того у меня уже были обмороки с потерей сознания по несколько раз в сутки). Я просто не смела лечь — это был бы конец... Я чувствовала, что умираю, но сдаваться не хотела. Я взяла лист бумаги, кисть и, увидев себя в маленьком зеркальце, решила рисовать то, что вижу, лишь бы рисовать. Коптилка слабо мерцала, а я уже увлеклась и не хотела думать о смерти. Пока я водила кистью, прошла ночь».
1 февраля 1942 года
Натан Залманович Стругацкий вместе с шестнадцатилетним сыном Аркадием, будущим писателем-фантастом, был эвакуирован из Ленинграда. Младший брат Аркадия, восьмилетний Борис Стругацкий, из-за болезни остался с матерью в Ленинграде. Натан Стругацкий умер 7 февраля в Вологде. Аркадий Стругацкий был отдан в детский приемник и попал в село Ташла Чкаловской области. Только в 1943 году Борис с матерью вновь встретились с Аркадием.
2 февраля 1942 года
В психиатрическом отделении больницы тюрьмы «Кресты» умер Даниил Хармс.
3 февраля 1942 года
От голода умер переводчик Адриан Антонович Франковский. Наиболее известен как переводчик произведений Марселя Пруста. Переводил также Дж. Свифта, Г. Филдинга, Л. Стерна, Д. Дефо, Д. Дидро, Р. Роллана, Андре Жида.
7 февраля 1942 года
В больнице при Всероссийской Академии художеств умер художник Иван Яковлевич Билибин
7 февраля 1942 года
Умер Василий Васильевич Гиппиус, литературовед, доктор филологических наук. Под его редакцией в 1930-е годы были изданы полные собрания сочинений Салтыкова-Щедрина, А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя.
10 февраля 1942 года
Из дневника Георгия Князева:
«Я тороплюсь жить. Мысли наполняют мой мозг: вот, например, вчера и сегодня я набрасывал мысли о Монелле — Мгновении. Есть такая поэма у Марселя Швоба, поразившая меня еще лет 35 назад своей оригинальностью и изощренностью самого изысканного упадочничества. Читал я ее, помнится, в изложении А. Амфитеатрова. И мне почему-то захотелось изложить эту поэму по-своему…
Сейчас ночь; где-то, и, по-видимому, не так далеко от нас, падают тяжелые снаряды. Ахнет, вздохнет где-то земля от удара, и заходят, дрогнут стены дома. Потом опять напряженная тишина. Выстрелов мне не слышно в том коридоре-передней без окон, где мы живем.
И вот в эти напряженные минуты, когда достаточно одного такого случайного попадания, чтобы ни от этих листков, ни от нашего жилища, может быть, от нашего дома ничего не осталось, я пишу поэму о Монелле. Увлекаясь, я не вслушиваюсь в жуткую ночную тишину, прерываемую глухими ударами и вздрагиванием стен дома. Вот почему дорога мне сейчас эта совсем как будто не к месту здесь, в записках о войне, такая далекая тема.
Мы живем нервно. Многие от голодного или полуголодного состояния отупели или поглупели. Другие опустились, нервничают, ругаются. Надо же как-то жить, подавать признаки жизни. Уж лучше сочинять поэму о Монелле, чем проклинать всех и вся и мучиться от бессилия что-либо исправить кругом, изменить в своей жизни.
Умереть не трудно, умирать очень тяжело…»
16 февраля 1942 года
Запись в дневнике семнадцатилетнего Михаила Носырева, будущего композитора и дирижера:
«„Кухня — храм, пламя в плите — огонь весталок, повар — верховный жрец; он всемогущ и милостив; он как рукой снимает печаль и воздыхания, утоляет жажду, услаждает любовь”.
Увы! Джером не ошибся.
Вся интеллектуальная жизнь людей приостановлена; забота о куске хлеба, о спасении от голодной смерти вытеснили из умов людей все другие мысли и думы. Жизнь превратилась в какой-то кошмарный сон, от которого никак нельзя пробудиться».
В 1943 году Михаил Носырев был арестован и приговорен к расстрелу по ст. 58 УК РСФСР. Основным доказательством вины был дневник «антисоветского содержания», изъятый у него при обыске. Через месяц высшую меру заменили 10 годами лагерей.
17 февраля 1942 года
Умерла Ольга Ивановна Ляшкова, основательница литературно-художественной группы русских футуристов «Бескровное убийство», творчество которой предвосхитило абсурдистскую поэзию обэриутов.
Март 1942 года
Фольклорист Марк Азадовский с семьей эвакуирован в Иркутск. Литературовед Борис Эйхенбаум эвакуированный в Саратов, был вынужден оставить в Лениграде свою мать, не пропущенную на поезд саннадзором.
14 марта 1942 года
Из дневника Георгия Князева:
„Нынешней зимой десятки, если не сотни тысяч истощенных голодом людей просто захолодели и замерзли в своих нетопленных комнатах. Ждать такой перспективы с „философским спокойствием” бессмысленно. Значит, надо решать вопрос о выезде из Ленинграда. Но куда? А с Архивом как?
И встало вдруг серой стеной это грядущее, пришлось задуматься о будущем…
На службу сегодня не смог поехать из-за неисправностей моего ручного самоката и слабости М. Ф., которой было бы не справиться сегодня со своими обязанностями и слесаря, и шофера.
И я целый день читал стихи Бодлера, Верлена, Верхарна и других…»
16 марта 1942 года
Умер основоположник жанра занимательной науки Яков Перельман.
22 марта 1942 года
Из дневника Елены Мухиной:
«Проходила опять через толкучку. Среди разной всячины вдруг я увидела редкость, просто редкость, а именно полное собрание сочинений Брема в 4 толщенных томах, в прекраснейшем дорогом переплете. Вообще исключительно редкостное издание. „И за сколько это удовольствие? — Да прямо задаром. Всего-навсего 170 рублей или 600 гр. хлеба”. Она мне показала и внутренность книги. На меня глянули бесчисленные фотографии, красочные таблицы. Я пришла к Гале в 4 часа, а ее еще не было дома, хотя мы условились, что я приду в 3 и она будет уже дома. Пришлось более ½ часа ждать ее в кухне. У меня все Брем из головы не выходит, наконец к приходу Гали я твердо решила приобресть книги за 300 гр. хлеба и 100 рублей денег. Но пока я собралась, купила хлеб, прибежала на рынок, ее уже не было. Обошла весь рынок, нигде нет. Так я и упустила Брема».
30 марта 1942 года
Последняя запись в дневнике поэтессы, троюродной сестры Александра Блока, преподавательницы русского языка и литературы Татьяны Великотной (умерла 1 апреля):
«Я вчера читала целый день „14е декабря” Мережковского, предварительно разорвав книгу пополам, т. к. не в состоянии держать в руках такую тяжесть.
Сегодня постараюсь кончить.
Идет Страстная неделя — надо больше читать Евангелие...»
Апрель 1942 года
Писатель Геннадий Гор эвакуирован в Пермь, где он написал цикл стихотворений, отразивший состояние человека, живущего в постоянном ожидании смерти:
Сердце не бьется в домах,
В корзине ребенок застывший.
И конь храпит на стене,
И дятел ненужный стучится,
Стучит, и стучит, и долбит,
Долбит, и стучит, и трясется.
Иголка вопьется, и мышь свои зубы вонзит,
Но крови не будет. И примус, и книги, и лампа,
И папа с улыбкой печальной,
И мама на мокром полу,
И тетка с рукою прощальной
Застыло уныло, примерзло как палка
К дровам. И дрова не нужны.
Но лето в закрытые окна придет
И солнце затеплит в квартире.
И конь улыбнется недужный
И дятел ненужный,
На папе улыбка сгниет.
Мышь убежит под диван
И мама растает, и тетка проснется
В могиле с рукою прощальной
В квартире, в могиле у нас.
20 мая 1942 года
Умер художник, книжный график Алексей Алексеевич Ушин. В 1920-е — 1930-е годы он оформил более пятисот книг.
24 мая 1942 года
Павел Зальцман написал стихотворение «Псалом IV»:
Я еще плетусь за светозарным небом,
Но меня не выпускает ледяная тень.
Надо одеваться и идти за хлебом,
Мне сегодня что-то лень.
Я предлагаю кофе и открытки,
Я предлагаюсь весь,
Я сделался немой и кроткий,
И я с покорностью глотаю грязь.
Кускам подобранного с четверенек хлеба
Давно потерян счет.
Я, очевидно, никогда и не был
Ни весел, ни умен, ни сыт.
Еще висят холсты, еще рисунки в папках...
Но я теперь похож, —
Произошла досадная ошибка, —
На замерзающую вошь.
А впрочем, может, вши тебе дороже
Заеденных людей?
Если так, — выращивай их, Боже,
А меня — убей.
Но если что-нибудь над нами светит
И ты на небесах еси,
Я умоляю, хватит, хватит!
Вмешайся и спаси.
Июнь 1942 года
Елена Мухина эвакуирована в город Горький. В 2011 году «Блокадный дневник Лены Мухиной» был выпущен в издательстве «Азбука».
Июнь 1942 года
Дмитрий Лихачев с семьей эвакуирован в Казань. Во время блокады умер его отец.
13 июня 1942 года
Эвакуировался в Алма-Ату художник, ученик Малевича Владимир Стерлигов. 29 июля он написал стихотворение «Смерть»:
Ложку поднес к губам — смерть,
Руку протянул, чтобы здравствуйте — смерть,
Увидел птицу-чижика — смерть,
На ветке листочек — смерть,
С товарищами идешь на прогулку — смерть,
Посмотрел на капусту в тарелке — смерть,
Друзей провожаешь, их двое — смерть,
Случайно взглянул куда-то — смерть.
Июль 1942 года
Александр Фадеев эвакуирует тяжелобольного писателя Леонида Пантелеева на самолете в Москву. В его записной книжке есть следующая заметка:
«В самые страшные дни, зимой, я читал — впервые — „Большие надежды” Диккенса. Книга только что вышла в новом переводе, я купил ее на улице, с лотка.
Читал ночами, при свете коптящего ночника. И знаю, что навсегда соединились этот ночник, копоть, пар изо рта со всем тем, о чем читал, — с духом, и мраком, и светом, и запахами диккенсовского романа.
Хочешь не хочешь, хочу не хочу, а ты со мной на всю жизнь, Пип! Ты — блокадник».
2 июля 1942 года
Запись в дневнике Ольги Берггольц:
«Меня слушают — это факт, — меня слушают в эти безумные, лживые, смрадные дни, в городе-страдальце. Нет смысла перечислять здесь всех фактов взволнованного и благодарного резонанса на „Февральский дневник” — отзыв Коткиной, электросиловцев, еще каких-то незнакомых людей, группы студентов ин-та Покровского...»
15 июля 1942 года
Запись в дневнике фронтового корреспондента, первого биографа Н. Гумилева, поэта и прозаика Павла Лукницкого:
«Всюду вижу людей, читающих книги. Сидят на скамьях в скверах, садах, парках и на бульварах. На стульях и даже в креслах, вынесенных на панель, у своих покалеченных артиллерийскими обстрелами домов; на гранитных парапетах набережных Невы; на грядках своих огородов… На улицах и проспектах, особенно вдоль Невского и Литейного, множество книжных ларьков. То ли это большой, грубо сколоченный ящик или вынесенный из чьей-то квартиры уцелевший стол; то ли ручная тележка; чаще — просто тряпки, разложенные на панели… А на них — книги, книги, бесчисленное множество книг.
В книжных магазинах, вокруг книжных ларьков и киосков всегда толпятся покупатели. Книги чуть ли не единственный богато представленный в магазинах товар. Продавщица киоска сидит под дождем или на солнцепеке весь день и меньше всего, вероятно, думает, что в любую минуту, неожиданный, рядом может упасть снаряд. Покупатели — прохожие, чаще всего военные или женщины. Выбирают долго, перелистывают книгу за книгой… Это те, кто никуда из города не собирается уезжать. Те же, кто готовится к эвакуации — вольно или невольно готовится, — делятся на две категории. Одни, уезжая из Ленинграда в надежде «когда-нибудь после блокады» вернуться, оставляют свою квартиру со всем своим имуществом неприкосновенной, — все на местах, как всегда, запирают дверь на ключ, ключ в карман, и с этим ключом в кармане — куда придется: в Уфу, на Алтай, в Сибирь… Другие — с чувством „навсегда” распродают все до последней нитки, хотя бы за жалкий грош. Такие продают и все свои книги, даже целые библиотеки…»
27 июля 1942 года
Из Ленинграда был эвакуирован Павел Зальцман, художник и поэт, ученик Павла Филонова. Его родители погибли от голода. Также летом 1942 года в Алма-Ату эвакуировалась еще одна ученица Филонова — Татьяна Глебова, потерявшая в декабре 1941 года отца.
Т. Н. Глебова. Сценки в блокадном Ленинграде. Из серии «Ужасы войны для мирного населения». 1942. Государственный музей истории Санкт-Петербурга
domvrazreze.ru
Август 1942 года
В поселок Шатки вместе с другими детьми из детского дома № 48 была эвакуирована Таня Савичева, чей девятистраничный дневник стал одним из символов Блокады. Почти вся семья Тани погибла в период с декабря 1941 года по май 1942 года. 1 июля 1944 в возрасте 14 с половиной лет Таня Савичева умерла от туберкулеза.
4 августа 1942 года
Запись в дневнике Ольги Берггольц:
«Хлеб за поэму и „клянемся Вам, поэт-товарищ” — больше и реальней любого ордена».
9 августа 1942 года
Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича прозвучала в блокадном Ленинграде, оркестром Ленинградского радиокомитета дирижировал Карл Элиасберг, Ленинградское радио вело трансляцию концерта из Большого зала Ленинградской филармонии.
11 декабря 1942 года
Во время бомбардировки погиб архитектор Лев Александрович Ильин. В дни блокады Ильин работал над книгой «Прогулки по Ленинграду».
1942 год
От голода умер художник-конструктивист Яков Моисеевич Гуминер, оформивший свыше 200 книг и около 100 плакатов.
18 января 1943 года
День прорыва Блокады
7 августа 1943 года
Запись в дневнике Павла Лукницкого:
«Везде, как и в прошлом году, — огороды. У поэта Александра Прокофьева, например, огород на Марсовом поле; и среди грядок соседних огородов в солнечный день всегда можно увидеть нескольких женщин, спокойно читающих книги. Подойдите поближе, вы увидите томик Шекспира, журнал «Октябрь» или сборник рассказов Джека Лондона. Этого автора ленинградцы полюбили по-новому — разве быт, описанный в «Северной Одиссее», не схож многими своими чертами с нынешним нашим бытом?»
3 января 1944 года
На Ленинградском фронте Анатолий Тарасенков написал стихотворение «Книги»:
Книги мои любимые, — в шелковых, сарафанных,
В ситцевых переплетах, в коже и коленкоре,
Плотные темно-синие томики Мопассана,
В яркую зелень одетые Верлена тоска и горе…
Глыбами ржавых песчаников стоят тома Маяковского,
Черным уступом угольным лежат тома Достоевского.
Как вспоминал вас, милые, я у вокзала Московского,
В дыме обстрела гремучего по середине Невского.
Ты из дома уехала… Книги, как дети, брошены,
Тополь у нашей двери черный стоит и голый,
Танки идут немецкие к Москве под первой порошею,
И, будто удав коленчатый, ползет Ленинградом голод.
Помнится ночь осадная злой сирены воплями,
Глыбы гранита Невского взрывами перевернуты.
Там, у окна, не сыро ли в нашей квартире нетопленой
Гордой блоковской лирике, изморозью подернутой...
26 января 1944 года
Запись в дневнике Павла Лукницкого:
«После упорных боев взята Гатчина...
Уничтожена ценнейшая библиотека Павла Первого, часть книг увезена в Германию, груды книг выброшены в прилегающий ко дворцу ров. Мраморные скульптуры разбиты, чугунная ограда парка снята, снят и увезен художественный паркет, а сам дворец немцами при отступлении сожжен».
27 января 1944 года
День снятия блокады Ленинграда.
Анна Ахматова, «27 января 1944 года»
И в ночи январской беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.
1947 год
Ариф Васильевич Сапаров, журналист, участник рейсов по ледовой трассе, связавшей осажденный Ленинград с «большой землей», принес свою книгу «Дорога жизни» в издательство. Книга была сокращена вдвое редактором, посчитавшим, что в ней слишком много мрачных, «натуралистических» подробностей. Первое издание вышло в том же 1947 году тиражом 7 тысяч экземпляров и получило массу восторженных отзывов. Второе издание планировалось выпустить большим тиражом в 1949 году, однако оно немедленно было изъято из обращения в связи с доносом на Сапарова по так называемому «Ленинградскому делу». Реабилитирован в 1951 году. Только в СССР книга издавалась более десяти раз. Кроме того, она была переведена на многие европейские языки: чешский, польский, болгарский, немецкий и др.
1959 год
Специально для мемориальной стелы на Пискаревском кладбище в Ленинграде, где похоронены многие жертвы Ленинградской блокады, Ольга Берггольц написала стихотворение, ставшее широко известным благодаря строчке «Никто не забыт, ничто не забыто!».
1977 год
В журнале «Новый мир» впервые напечатана часть «Блокадной книги». При редактуре цензурой было изъято 65 фрагментов. На издание этой книги в Ленинграде был наложен запрет, длившийся до 1984 года. Для создания книги Алесь Адамович и Даниил Гранин собрали двести рассказов жителей блокадного Ленинграда.