Хайсан, хопсан, Мамочка!

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

А — Анекдоты

Перечитывая «Три повести о Малыше и Карлсоне», можно обнаружить там, кроме всего прочего, классический анекдот про блох, которые размышляют, как им добраться домой: «пешком пойдем или собаку поймаем?» Он звучит в главе «Карлсон выступает с ученой собакой Альберг» из первой части:

«— Позавчера вечером я ходил в кино, — сказал он и весело запрыгал вокруг Карлсона.

— Конечно, — подтвердил Карлсон.

— Ну да! И рядом со мной на стуле сидели две блохи, — продолжал Альберг.

— Что ты говоришь! — удивился Карлсон.

— Ну да! — сказал Альберг. — И когда мы вышли потом на улицу, я услышал, как одна блоха сказала другой: „Ну как, пойдем домой пешком или поедем на собаке?“»

При этом нельзя сказать наверняка, что эту шутку придумала Линдгрен — Альберг вполне мог процитировать скетч, который прочел в какой-нибудь газете. Хотя многие комментаторы все же склонны приписывать авторство шведской сказочнице. Что ж, может, так и есть — не зря же ее номинировали на Нобелевскую премию по литературе.

Разумеется, куда больше анекдотов можно обнаружить не в самом «Карлсоне», а вокруг него. Вот лишь один из множества (цитируется по статье Натальи Завьяловой «Антропонимические герои в современном пространстве коммуникации»):

«Стоит как-то Леонид Ильич Брежнев на балконе. Вдруг мимо пролетает Карлсон.

— Ты кто? — спрашивает Леонид Ильич.

— Вы что меня не помните? Я — Карлсон.

— А-а-а, как же, как же, и соратника твоего, Энгельсона, тоже помню».

Б — Буллинг

Теперь все чаще утверждается, что Карлсон — не «лучший в мире друг», а токсик и манипулятор, беззастенчиво эксплуатирующий несчастного Малыша. А его знаменитые практики «курощение, низведение и дуракаваляние», направленные главным образом против фрекен Бок — это не что иное, как травля, то есть буллинг.

С этим, пожалуй, трудно спорить, если мы допускаем, что Карлсон — человек. Между тем «не все так однозначно»: даже у Линдгрен разные персонажи определяют «в миру упитанного мужчину» с пропеллером по-разному. Для фрекен Бок он «самый отвратительный сорванец из всех», что ей довелось видеть, для друзей и семьи Малыша (до поры до времени) — просто выдумка, с которой взятки гладки, а для журналистов — и вовсе «спутник-шпион», то есть этакий своенравный летучий ИИ, забывший о трех законах робототехники.

Можно вспомнить лекцию Дмитрия Быкова [признан властями РФ иноагентом] «Лермонтов. Демон и Карлсон», в которой он буквально называет Карлсона «частью той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Интересно, что в каком-то смысле Быков повторяет мысль переводчицы Лилианны Лунгиной — той самой, благодаря которой сочинения Линдгрен так популярны в России.

В статье «Живое чудо сказки» Лунгина называет Карлсона «живым чудом сказки, вырастающей из действительности», то есть существом мистическим и иррациональным. Да, человекоподобным, но бесконечно далеким от земного мира, в прямом и переносном смысле. Следовательно, судить его по человеческим законам — значит не только упрощать, но и совершать атрибутивную ошибку.

Конечно, это не означает, что на критику морального облика Карлсона следует наложить табу. Но стоит признать, что предъявлять ему претензии за плохое поведение можно с тем же успехом, с каким ругаться на дождь за то, что он идет. Да, желание грозить небу кулаком, упрекая его в игнорировании людских потребностей, вполне понятно, но не лучше ли будет раскрыть зонт и заняться возможными при такой погоде делами, наслаждаясь свежим дождливым воздухом?

Так и с Карлсоном: обижаться на него бесполезно — себе дороже. Но если все-таки попробовать подружиться с ним, то, как пишет Лунгина, однажды наступит момент, когда сказочный герой

«становится для вас как бы зеркалом, может быть даже кривым зеркалом <...> в котором вы видите ваши собственные слабости и недостатки. И вы вдруг понимаете, что, смеясь над Карлсоном, вы смеетесь немного и над самими собой.

Вот и выходит, что „лучший в мире проказник“ <...> на деле оказывается еще и „лучшим в мире воспитателем“ — он поможет вам <...> взглянуть на себя критически, „со стороны“. <...> Да что и говорить, трудно жить без Карлсона».

В — Вазастан

Пугая воров в костюме призрака, Карлсон именует себя «малютка привидение из Вазастана». Так называется район Стокгольма, в котором проживает семейство Свантесонов. Писательница даже указывала точный адрес дома, на крыше которого располагается жилище Карлсона:

«Это улица Вулканусгатан, 12. Там начиналась моя семейная жизнь. И когда я стала писать о Карлсоне, то думала только о крыше того дома, где мы с мужем жили как новобрачные».

Неподалеку находится парк Ваза (Vasaparken), где Малыш любил гулять вместе со своей собакой Бимбо, а еще чуть дальше — дом № 46 по улице Далагатан, в котором с 1941 по 2002 год жила Астрид Линдгрен. Сейчас в ее квартире действует музей.

А если вы пройдетесь по Вазастану еще немного, то наверняка забредете на улицу Фрейгатен — ту самую, где жили сестры Бок: Хильдур (более известная как «домомучительница») и Фрида.

Г — Геринг

Одна из самых безумных теорий, связанных с Карлсоном, — будто бы Астрид Линдгрен «списала» его с главного немецкого летчика первой половины XX века Германа Геринга. Верится в это, ясное дело, с трудом, но пройти мимо подобного полета фантазии сложновато:

«Пропеллер за спиной (как намек на авиацию), мужчина в самом расцвете сил, весьма нехуденький (после ранения он сильно располнел). Считается, что юная Астрид Линдгрен могла видеть его на авиашоу [в Швеции] в 20-е годы».

Однако исследователь жизни и творчества Линдгрен Щелль Оке Ханссон, к которому в 2010 году обратилась за комментариями «Российская газета», был непреклонен: все это выдумка и ничего кроме.

Д — Диоген Лаэртский

Пока одни приписывают Карлсону негативные черты, другие считают его мудрецом и философом, мастером софистики. Что вам напоминает следующая цитата из Диогена Лаэртского?

«„Ты перестал бить своего отца?“ — а он ответил: „И не бил, и не переставал“. Тот настаивал, чтобы было сказано простое „да“ или „нет“ во избежание двусмысленности; а он на это: „Смешно, если я буду следовать твоим правилам, когда можно взять и остановить тебя еще на пороге!“»

Ну конечно, это знаменитое карлсоновское «ты перестала пить коньяк по утрам?», обращенное к фрекен Бок:

«— На простой вопрос всегда можно ответить „да“ или „нет“, по-моему, это не трудно.

— Представь себе, трудно, — вмешался Карлсон. — Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься. Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай: да или нет?

У фрекен Бок перехватило дыхание, казалось, она вот-вот упадет без чувств. Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова.

— Ну вот вам, — сказал Карлсон с торжеством. — Повторяю свой вопрос: ты перестала пить коньяк по утрам?

— Да, да, конечно, — убежденно заверил Малыш, которому так хотелось помочь фрекен Бок.

Но тут она совсем озверела.

— Нет! — закричала она, совсем потеряв голову.

Малыш покраснел и подхватил, чтобы ее поддержать:

— Нет, нет, не перестала!

— Жаль, жаль, — сказал Карлсон. — Пьянство к добру не приводит».

Е — Еда

Если бы кому-нибудь пришло в голову открыть кафе имени Карлсона, оттуда невозможно было бы уйти, не наевшись до отвала. В меню, разумеется, были бы торты со взбитыми сливками, сдобные плюшки с корицей и, конечно, сочные мясные тефтельки.

Последние действительно очень популярны в Швеции, правда, там их называют köttbullar, то есть «мясные шарики». Или, как утверждает википедия, шведские фрикадельки.

Если вам хочется, чтобы человечек с пропеллером однажды вас навестил, вы можете попробовать приманить его на «коттбулар», приготовив их самостоятельно. Рецепт содержится, к примеру, в двухчастном материале Марии Руженской «Чем кормили Малыша и Карлсона», где упоминаются и многие другие блюда, которыми «баловались» Свантесоны — селедочные котлеты, миндальное печенье и цветная капуста, про которую Малыш говорил, что «лучше умереть, чем есть капусту!».

А вот чего у Руженской нет, так это знаменитого «приторного порошка» — «лекарства», которое, по версии Карлсона, не только услаждает вкус, но и помогает от жара:

«Ты возьмешь немного шоколаду, немного конфет, добавишь такую же порцию печенья, все это истолчешь и хорошенько перемешаешь».

Ж — Жанровые метаморфозы

Несмотря на то что Карлсону всего 70 лет, он уже давно перерос рамки книги, став персонажем фольклорно-нарицательным, кем-то вроде Шерлока Холмса или Дон Кихота. Поэтому некоторые авторы, не переживая за авторские права, добавляют его в свои сочинения, даже если избранный ими жанр на первый взгляд для Карлсона не вполне подходит.

Вот, скажем, «детский детективщик» Валерий Гусев написал повесть «Ворюга в клеточку» — в ней талантливый изобретатель превращает игрушечного Карлсона в летающего робота с реактивным двигателем и видеокамерами в глазах. С его помощью он изымает у недобропорядочных граждан нажитые нечестным путем ценности — «деточкинствует», одним словом.

А в «русском-народном» фэнтези «Ну, погодите! или Двое на одного» Александра Курляндского Баба-яга, обнаружив в родном воздушном пространстве героев заграничных сказок, откровенно ксенофобствует:

«Порядки завели. Кто хотит, тот летит. Ковры-самолеты, Карлсоны всякие. Разлетались! Нечисть чужестранная!»

З — Звонок

Во второй части трилогии Карлсон устраивает «телефонную связь»: вешает на крыше колокольчик, а шнурок от него спускает к Малышу. Пользоваться звонком следует так:

«— Один звонок — это „Немедленно прилетай!“, два звонка — „Ни в коем случае не прилетай!“, а три звонка значит „Какое счастье, что на свете есть такой красивый, умный, в меру упитанный и храбрый человечек, как ты, лучший в мире Карлсон!“»

Но уже в третьей повести правила меняются. Почувствуйте разницу:

«— Позвонишь раз — это значит: „Приходи“ <...> Два раза — „Приходи поскорее“, а три раза — значит: „Спасибо, что на свете есть такой красивый, умный и в меру упитанный мужчина, и такой смелый, и во всех отношениях прекрасный, как ты, Карлсон“».

Как видите, опция, позволяющая отменить визит Карлсона, была упразднена. Если раньше Малыш мог потратить какое-то время на себя, то теперь вопрос уже не в том, придет ли Карлсон, а в том, с какой скоростью это произойдет.

И — Изобретатели

Порой некоторые взрослые берутся утверждать, что Карлсона не существует, — на том единственном основании, что устройство его мотора противоречит законам физики. Мол, не вышло бы у него вот так летать. Ага, ага. Еще скажите, что Хрюша и Степашка из «Спокойной ночи, малыши!» — куклы-марионетки, а не живые сказочные зверята.

В 1970-е годы газета «Пионерская правда» решила подойти к проблеме конструктивно. Не летает? Значит, надо сделать так, чтобы летал!

В № 102 за 1977 год задача была сформулирована следующим образом:

«На фабрике игрушек решили сделать куклу Карлсона. Когда образец показали директору „Детского мира“, он сказал:

— Похож, но не летает...

Кукла не летала из-за того, что винт был маленьким. Чтобы Карлсон полетел, пришлось сделать большой винт — втрое больше, чем сам Карлсон. Директор „Детского мира“ рассмеялся:

— У вас получился игрушечный вертолет, а не Карлсон...»

А если увеличить мощность моторчика? Нет, не выйдет. В № 18 «Пионерской правды» за 1978 год объясняется: «подъемная сила винта возрастет, но зато увеличится и вес куклы...»

Как же быть? В том же 18-м номере предлагается следующее решение:

«винт должен быть маленьким, когда Карлсон не летает, и большим, когда винт раскручивают. „Я бы предложил сделать винт раскрывающимся, — пишет Саша Пчельников (г. Йошкар-Ола). — Когда с Карлсоном играют как с куклой, лопасти сложены, а если Карлсона запустить, то под действием центробежной силы лопасти раскроются и станут большими“. Отличная идея! Есть такая игрушка „язык“: трубочка, свернутая из бумаги. Подуешь — и трубочка разворачивается. Перестанешь дуть — трубочка сворачивается. Если сделать лопасти винта из таких „языков“ (можно просто взять упругую пластмассу), они будут разворачиваться при вращении, даже дуть не надо».

Так держать, Саша! Надеемся, директор «Детского мира» был доволен.

К — Кино

Рисованная дилогия Бориса Степанцева «Малыш и Карлсон» (1968) и «Карлсон вернулся» (1970), конечно, прекрасна, но есть и другие экранизации, причем не только анимационные. Почему бы разнообразия ради не вспомнить шведский фильм «Самый лучший в мире Карлсон» (1974)?

Да, звезд с неба он не хватает, но и клеймить его позором, как иногда у нас делают, совершенно не за что. И не так уж страшна накладная лысина Карлсона, которого здесь играет ребенок (впрочем, о вкусах не спорят).

А еще, просматривая эту семейную комедию, можно полюбоваться на детально проработанную обстановку шведской квартиры 1970-х. Тут много разнообразной стильной мебели, современная живопись, милые игрушки. В комнате Малыша прекрасный вид из окна на стокгольмские крыши, собственный обеденный столик, выставка собачьих фотографий и даже небольшая печка.

Л — Лев Толстой

Говорят, что Лев Николаевич Толстой однажды высказался о любви так:

«Любовь — это бесценный дар. Это единственная вещь, которую мы можем подарить, и все же она у тебя остается».

Кто рискнет поспорить с классиком? Ну конечно же, лучший в мире Карлсон, который как-то раз задумал передать Малышу во владение свои большие пальцы ног:

«— Глупый, — сказал Малыш, — как же ты обойдешься без больших пальцев?

— Да я и не собираюсь обходиться, — ответил Карлсон. — Они останутся у меня, но будут считаться твоими. А я их у тебя вроде как одолжил. <...> Подумай только, всякий раз, как ты их увидишь, ты скажешь самому себе: «Эти милые большие пальцы — мои». Разве это не замечательно?»

Вот так-то: шах и мат, Лев Николаевич.

М — Мальмё

Несмотря на то что основные события «Трех повестей» развиваются в стокгольмском Вазастане, «закулисная» география книг куда шире. Так, Карлсон, решив раздобыть бутылочку молока для «чрезвычайно заброшенного младенца» Гюльфии, отправляется за ней в Эстермальм — еще один район шведской столицы, который Лунгина называет Остермальмом.

Малыш — единственный член семьи, который родился в Стокгольме. Его сестра и брат, Боссе и Бетан, появились на свет в Мальмё. Мама родом из Эскильстуна, а папа — из Гетеборга («я гетеборгский мальчишка»).

А дальний родственник Свантесонов, дядя Юлиус Иенсен, проживает в неназванном городе в провинции Вестергётланд. Погостить к родне он приезжает на поезде.

Таким образом, памятуя о том, что Свантесоны — «самая обыкновенная шведская семья», можно заключить, что среднестатистическому шведу (по крайней мере, в середине XX века) приходилось часто переезжать. Родители Малыша сменили по три места жительства, и это как минимум, ведь о чем-то Линдгрен могла и не упомянуть.

Так что трудно не согласиться с Малышом, который, узнав обо всем этом, сделал вывод: «Какая удача, что мы все встретились!»

Н — Норма

Как уже было сказано, Свантесоны — среднестатистические шведы. А значит, их семья — это портрет шведского общества (по крайней мере, стокгольмского) 1950-х годов. Какие наблюдения мы в таком случае можем сделать?

Для шведской семьи середины XX века нормально иметь трех детей. При этом семья не ютится в однушке, а проживает в большой квартире со столовой и несколькими спальнями.

Это вовсе не делает их богачами: упоминается, что телевизор, который так поразил Карлсона, был куплен в рассрочку. Но и нуждающимися их не назовешь: меню Свантесонов разнообразно, в доме есть пылесос, радио и телефон. У Малыша полно игрушек и аквариум с рыбками, а покупка собаки, насколько можно судить, откладывается совсем не по финансовым соображениям.

Мама Малыша не работает, она домохозяйка. Что не мешает в случае необходимости — например, если родители собираются в двухнедельное путешествие на белоснежном пароходе — пригласить «домоправительницу» фрекен Бок. Вопрос «где мы возьмем деньги?» при этом не звучит.

Да и то, что воры Филле и Рулле решились обокрасть квартиру Свантесонов, говорит о многом: к чему лезть туда, где нечем поживиться?

Шведские подростки 1950-х свободно общаются с противоположным полом. У четырнадцатилетней Бетан часто меняются ухажеры, которых она спокойно обсуждает со всеми членами семьи. В главе «Карлсон играет в палатку» мама с папой вечером уходят в кино, позволяя дочери «поворковать» с бойфрендом с глазу на глаз.

Любимый семейный досуг — пить всем вместе кофе, сидя у камина («эти минуты были, пожалуй, самыми приятными за весь день»). Курение тоже вполне нормальное времяпрепровождение. Не для детей, конечно, но вот про Карлсона Линдгрен пишет, что по вечерам, сидя на крылечке своего домика, он «покуривает трубку», как видно, не переживая, что тем самым может подать юным читателям дурной пример.

К слову, хоть в книге и говорится, что единственное «не совсем обыкновенное существо» в доме — это любитель тефтелек, проживающий на крыше, даже он по-своему отражает норму. Карлсон — одна из самых популярных шведских фамилий. То есть, если бы Малыш жил в России, к нему бы прилетел, например, Иванов.

Раз так, черты Карлсона, как положительные, так и негативные, тоже должны быть шведскими — правда, возможно, не столичными, а провинциальными. Вспомним дядю Юлиуса: он также толст, любит вкусно поесть, предпочитает быть в центре внимания и никогда не откажется поворчать на окружающих. А еще чрезвычайно озабочен своим здоровьем: «я самый тяжелый больной в мире» вполне подошло бы господину, который, не доверяя медицине у себя в городе, едет к стокгольмским врачам, чтобы выяснить, почему у него по утрам немеет тело.

Карлсону не откажешь в прозорливости: он ловко определяет в дяде Юлиусе зеркало. Господин Иенсен — единственный персонаж, кроме самого Карлсона, удостоенный от него характеристики «красивый, умный, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил».

Короче говоря, решительно непонятно, почему Карлсона все обожают, а про дядю Юлиуса даже кроткий Малыш говорит, что тот «болван». Хотя фрекен Бок в конце концов влюбляется в него и даже выходит за него замуж. Очень экстравагантный поступок — в духе желания дружить с Карлсоном. Похоже, симпатизировать несносным оригиналам — еще один вариант шведской нормы.

О — Одиночество

Задаваясь вопросом, о чем же с содержательной точки зрения «Малыш и Карлсон», многие, не сговариваясь, приходят к выводу — об одиночестве.

«У меня никого нет!» — переживает Малыш как раз накануне знакомства с Карлсоном. Который, между прочим, одинок не меньше: это заметно по его художественному творчеству, картинам «Очень одинокий петух» (крошечная крылатая козявка в самом углу большого белого листа) и «Портрет моих кроликов», где вместо кроликов лисица, которая их только что слопала.

Одиноки фрекен Бок и дядя Юлиус. Лишь в финале третьей книжки, будучи уже немолодыми людьми, они находят друг друга.

Одинока сестра фрекен Бок, Фрида. Правда, в определенный момент у нее появляется жених Филипп, чему фрекен Бок явно завидует. Но вскоре выясняется, что он негодяй (тот самый вор Филле), и они расстаются.

И Бетан тоже одинока. Поиски принца на белом коне так ни к чему и не приводят — все ее дружки какие-то уж слишком малохольные, если сбегают каждый раз после того, как младший братишка подруги над ними немного пошутит.

Снова хочется процитировать Малыша: «Какая удача, что мы все встретились!» Это и правда то, чем стоит дорожить.

П — Педагогика

Похоже, что слова Лунгиной о «лучшем в мире воспитателе» некоторые восприняли буквально. Иначе как еще объяснить, что уже как минимум лет десять он трудится в сфере дошкольного образования?

В статье Любови Струковой и Дарьи Бахолдовой «Повышение квалификации педагогов на рабочем месте через внедрение инновационной программы социализации дошкольников» 2014 года рассказывается о «проблемно-педагогической ситуации» под названием «Карлсон». Перед ее проведением воспитателям необходимо записать свои предположения: кто из детей при встрече с Карлсоном будет вести себя хорошо, а кто не очень. Затем происходит следующее:

«В назначенный день воспитатель покинул группу, предупредив детей о том, что скоро вернется. В это время и прилетел Карлсон, который пытался убедить детей нарушить правила, принятые в их группе. Он пытался побудить детей бегать и кричать, раскидывать игрушки, использовать их не по назначению, дразнить друг друга и драться, залезть в сумку к воспитателю, рвать цветы, устроить беспорядок в спальне. Заранее установленная камера фиксировала все происходящее».

После того как Карлсон улетает, педагог возвращается и проводит «круг рефлексии», разбирая с ребятами их поступки и проверяя, удалось ли ему предугадать поведение воспитанников.

Хочется верить, что полученные в результате таких экспериментов видеоматериалы не будут отправлены в утиль, а сохранятся для потомков. Судя по описанию, они должны быть не менее захватывающими, чем знаменитая документалка «Я и другие» (1971) Феликса Соболева.

Р — Россия

Уж сколько раз твердили миру, что Карлсон, несмотря на шведское происхождение, — явление очень русское, но повторим еще раз. И дело даже не в том, что послужило причиной — великий перевод Лунгиной, характер самого персонажа, мультфильм Степанцева или все вместе. Дело в том, что в честь абы кого у нас самолет не назовут. Пусть даже и списанный, стоящий «на приколе» ИЛ-16, функционирующий в качестве детского кафе:

Есть и более академические доводы. Авторы статьи «Межкультурная коммуникация в аспекте рекламоведения» рассказывают об исследовании, которое провела некая журналистка, сравнивая восприятие Карлсона шведскими и российскими детьми. Результат получился ожидаемым, но оттого не менее любопытным:

«Для шведских детей „человек с моторчиком“ представлял собой не что иное, как „взрослого дядьку“, вечно обманывающего Малыша: хитрого, коварного, эгоистичного, жуликоватого, а посему — неприятного.

В противоположность им российские дети воспринимают образ героя книги как образ существа вне возраста, добродушного, милого, компанейского и веселого, которому за это можно простить все».

Наталья Завьялова в статье «Антропонимические герои в современном пространстве коммуникации» приводит любопытный случай: русская туристка захотела купить в Швеции игрушечного Карлсона, но не сумела — тоже по вполне предсказуемой причине:

«На центральных улицах Стокгольма множество магазинчиков с сувенирами. Мне нужен Карлсон, но почему-то везде только Пеппи и ее лошадь. Продавцы говорят, что всех Карлсонов раскупили русские туристы. Еще здесь говорят, что русские не покупают Пеппи, потому что она бунтарка».

Интересно, приходит ли продавцам в голову, что если Пеппи бунтарка, то Карлсон — анархистский хаос в чистом виде, что, безусловно, гораздо интереснее.

С — Спектакли

Широко известны некоторые театральные версии «Карлсона». Прежде всего «Малыш и Карлсон, который живет на крыше» Театра имени Ленсовета с Алисой Фрейндлих (Малыш) и Анатолием Равиковичем (Карлсон) и одноименная версия московского Театра сатиры со Спартаком Мишулиным, который не расставался с пропеллером более тридцати лет.

«Домомучительствовать» в Театре сатиры (и в телефильме 1971 года) было поручено Татьяне Пельтцер. На создателей диафильма «Актриса Татьяна Пельтцер» (1979) ее игра произвела неизгладимое впечатление — невозможно не процитировать:

«Татьяна Ивановна лихо расправилась с лицемерной „домомучительницей“ фрекен Бок. Зрители весело потешаются над ее страхами, над ее боязнью привидений и вместе с Малышом противопоставляют ее рабскому воспитанию естественную тягу детей к справедливости и добру».

Как говорится, мы не (фрекен Бок) рабы, (фрекен Бок) рабы не мы.

Т — Тезки

В рассказе шведского писателя Густава Гейерстама «Преступник» (из сборника «Бедные люди. Рассказы» 1884 года) фигурирует крестьянин по имени Карлсон (цитируется по тексту Ксении Андрейчук «Ранняя рецепция творчества Ф. М. Достоевского в Швеции (1880-е годы). Статья первая»):

«Карлсон был крупным грубым мужчиной с острыми чертами лица, сильными руками и ногами, широкими плечами, небрежной, качающейся походкой и густыми волосами над низким лбом. Губы его были пухлыми, со следами необузданной чувственности, глаза — серыми и проницательными, взгляд, обычно спокойный и ясный, иногда мог казаться опасным и ненасытным. Он был похож на большое, сильное и плохо прирученное животное».

Интересно, читала ли этот рассказ Астрид Линдгрен?

В 1986 году премьер-министром Швеции стал человек по имени Ингвар Карлссон. Разумеется, он не мог упустить возможности посетить Линдгрен, которая встретила политика с фирменным чувством юмора:

«Когда премьер-министр Ингвар Карлссон нанес визит Астрид Линдгрен, она поинтересовалась, что это за молодых людей он с собой привел. „Это мои телохранители“, — ответил Карлссон. „Довольно разумно с вашей стороны, — сказала семидесятивосьмилетняя писательница, — никогда не знаешь, чего от меня ждать, когда я в таком настроении!“»

У — Учительница

Деталь, которая не бросается в глаза: отношение Малыша к его школьной учительнице меняется каждые пять минут. Во второй книге, еще не успев познакомиться с фрекен Бок, он надеется, что домоправительницей будет «молодая, красивая и милая девушка вроде учительницы в школе» (как мы помним, вышло иначе).

Но буквально за несколько предложений до этого Малыш, выслушав просьбу отца «ни одной живой душе» не говорить про Карлсона, отвечает: «Если живой душе нельзя, то, значит, нашей школьной учительнице можно».

Ф — Фантазия

Стало общим местом интерпретировать Карлсона как воображаемого друга, который лишь привиделся Малышу. А то, что его наблюдала еще куча народу, принято списывать на сюжетные условности или попросту игнорировать.

Вот как рассуждает Е. А. Цуканов, автор статьи «Карлсон, который живет на крыше и левый уклон в европейской политике (медиальный аспект)»:

«предположительно Карлсон — это фантом, порожденный депрессией болезненного ребенка, его бессознательный двойник. На сленге программистов — это сконструированный богатой фантазией аватар, в психиатрическом дискурсе — компенсаторное альтер эго.

Итак, Карлсон у Астрид Линдгрен — это сам Малыш, только в состоянии мечтательного сопротивления тем правилам приличия, которые жестко навязываются обществом в целях большей социализации и покорности».

Звучит довольно разумно. И все же ценность такой трактовки неочевидна: соглашаясь с ней, мы обкрадываем себя, обедняем наш читательский опыт.

Поначалу Линдгрен водит читателя за нос, заставляя поверить в то, что Карлсона способны видеть лишь дети — Малыш, Кристер и Гунилла. Тут даже ребенок, который к моменту знакомства с повестью успел прочитать некоторое количество сказок или хотя бы насмотревшийся мультиков и фэнтезийных фильмов, начнет подозревать, что писательница планирует завершить рассказ так, как сделал бы любой нормальный автор: Карлсон — метафора, часть внутреннего «я» героя. Сказка ложь, да в ней намек.

Тем сильнее эффект от финала первой части, когда родители, которые уже несколько раз пытались увидеться с Карлсоном, наконец сталкиваются с непознаваемым нос к носу. Это повествовательный праздник для тех, кто уже привык, что писатели, выбирая между торжеством иррационального и умеренной поучительностью, в девяти из десяти случаев останавливаются на последнем варианте.

Какое счастье, что Астрид Линдгрен «ненормальная» — она подарила нам радость от разорванного в клочки шаблона, которая куда дороже заумной содержательности. В конце концов, мир без Карлсона — все равно что мир без Бога: верить в него стоит уже потому, что без него вселенная не кажется эстетически завершенной.

Х — Хайсан, хопсан

Заботясь о будущих биографах, Карлсон оставил информацию о своих родителях. По его словам, его отец — гном (или «гнум»), а мама — мумия. От имени отца он действует, чтобы «одалживать» у фрекен Бок булочки или производить впечатление на дядю Юлиуса. А мать делает своими руками из полотенец и вставной челюсти, после чего укладывает ее в кроватку и объявляет:

«Хайсан, хопсан, Мамочка, ну вот, наконец-то ты можешь поспать как человек».

Что еще за хайсан, хопсан? Давайте гуглить. «Hejsan» по-шведски это неформальное приветствие, а «hoppsan» от слова «hoppa» — «прыгать» или «подпрыгнуть». Все вместе (если верить тому, что написано здесь) — «непереводимая игра слов». Но с учетом того, что «hoppa» — это, вероятно, аналог русскому «опа!», возможной альтернативой будет «привет-буфет» или «здрасьти-мордасьти».

Впрочем, гораздо чаще Карлсон у Лунгиной использует универсальное «гей-гоп!».

Ц — Цитирование

Как и любое классическое произведение, «Карлсона» нередко цитируют — и не только шутки ради. К примеру, киновед Всеволод Коршунов предполагает, что фильм «Сумасшедшая помощь» (2009) Бориса Хлебникова можно прочитать как развернутую аллюзию не только на «Дон Кихота», но и на «Три повести»:

«Пластически Пенсионер [актер Сергей Дрейден] маркирован как Малыш, а Евгений [актер Евгений Сытый] — как Карлсон. Но функционально все наоборот. Пенсионер напоминает Карлсона, Евгений — Малыша. Несколько раз герой Дрейдена так и обращается к герою Сытого: „Малыш“. Пенсионер, как и Карлсон, спускается к Евгению-Малышу в переход, где тот решил заночевать, и поднимает его на некую высоту — высоту „подвигов“. Карлсон, как и Пенсионер, поражает Малыша свой антилогикой. Есть в фильме и мотив обжорства. Пенсионер-Карлсон ест, оставляя голодным Евгения-Малыша. При этом как только Евгений „дорывается“ до еды, Пенсионер тут же отрывает его, торопит. Карлсон тоже считает, что есть должен только он, Малышу еда ни к чему. <...>

Функция Дочери Пенсионера в этой модели совмещается с функцией фрекен Бок — обе они мешают героям, обе представляют угрозу для их „приключений“».

Ч — Четвертая часть

В лекции «Лермонтов. Демон и Карлсон» звучит предположение о том, какой могла быть четвертая повесть о Малыше и Карлсоне, если бы кто-нибудь взялся ее написать. Звучит как набросок для фанфика в жанре «только для взрослых»:

«Представим себе, что Малышу семнадцать лет. Ему надо преодолеть страшную пустыню отрочества <...> потерять невинность ему над каким-то образом. И вот Карлсон <...> как-то открывает ему этот мир, вместе влетает в окна к возлюбленным — это могло бы быть интересно. Такая маленькая подростковая эротическая энциклопедия».

В этой же версии Карлсон должен найти себе подругу, летающую «Карлсоницу», как в свое время Муми-тролль встретил фрекен Снорк. И вместе они, взявшись за руки, воспарят над Стокгольмом.

Ш — Шкаф

В некоторых кадрах «Самого лучшего в мире Карлсона» можно углядеть большой книжный шкаф. Что же читают киношные Свантесоны из 1970-х?

Конечно, все названия не разберешь, но кое-что разобрать можно. В нижеследующем кадре, где папа эмоционально призывает родных никому не рассказывать про Карлсона, на полке хорошо заметна книга с названием «Левиафан». А вот имя автора не прочесть — так что не исключено, что все-таки Томас Гоббс.

На втором кадре с книгами Малыш, спрятавшись, косится на рыскающих по квартире Филле и Рулле. Здесь «улов» побогаче — пойдем справа налево.

Vart har folket tagit vägen? — книга шведского писателя Уолтера Диксона. Информации о нем и его произведениях не очень много. Название гугл предлагает переводить как «Куда делись люди?»

Invasion på Mars — «Марсианские хроники» Рэя Бредбери.

«...ett barn illa» — корешок влез в кадр не целиком, но, возможно, это «Man har gjort ett barn illa» Тове Дитлевсен, что в разных источниках переводят по-разному: «Мужчина обидел ребенка» или «Ребенка обидели».

Также можно заметить пару книг из шведской серии Delfinserien (либо этой, либо вот этой). Но о каких именно сочинениях речь теперь, наверное, уже не узнать.

Щ — Щекотание

Карлсоновскую воспитательную триаду Лунгина переводит по-разному. Иногда это «курощение, низведение и дуракаваляние», а иногда «щекотание, разозление и дуракаваляние».

Тем временем истинные любители щекотки обратили внимание, что этот процесс упоминается у Астрид Линдгрен довольно часто — и не только в «Карлсоне», но и в «Пеппи Длинныйчулок», и в «Калле Блюмквисте», и во многих других повестях.

Так что, если вы не против, чтобы вас пощекотали, вы знаете, кого надо читать.

Э — Эволюция

Нашего героя не всегда звали «просто Карлсон и все». Когда он носил имя Нильс Карлсон и был не летающим толстячком, а крохотным человечком, обитающим в мышиной норке. Во всяком случае так говорится в сказке «Крошка Нильс Карлсон», вышедшей из-под пера Линдгрен в 1947 году.

Читая ее, сложно привыкнуть к тому, что малышом здесь называют не маленького мальчика, а его необыкновенного друга. Характер у Нильса тоже «малышовый»: просидев без еды целый день, он никогда не попросит накормить его — разве что Бертиль сам предложит ему перекусить.

Восемь лет спустя Карлсон предстал перед читателями в совершенно ином виде. Стоит ли считать произошедшую метаморфозу эволюцией или нет — судить вам.

Ю — Юнибаккен

«Июньская горка» — так называется детский музей сказок в Стокгольме, получивший имя в честь повести Линдгрен «Мадикен и Пимс из Юнибаккена». Любой его посетитель может прокатиться на сказочном поезде по линдгреновскому маршруту, который волшебным образом заедет в домик Карлсона. Прямо вот сюда:

Я — Вы

В первой части трилогии Карлсон строго заметил: «Не могут же всех звать Карлсонами». Во второй продолжил эту линию: «Не могут же все жить на крыше и быть лучшими в мире Карлсонами». Но в начале третьей повести смягчился и торжественно провозгласил:

«Каждый имеет право быть Карлсоном».

Так что Карлсон — это я. В смысле — вы. То есть каждый, кому этого захочется. С чем мы всех вас (и нас) и поздравляем!

Изображение в начале материала: кадр из диафильма «Карлсон опять проказничает» (Студия «Диафильм» Госкино СССР, художники А. Савченко, Б. Степанцев, 1978 год)