Создание «независимого государства» на территории чужой страны, чувство глубокой обиды на соседей и выход из всех международных организаций, пестование агрессивного милитаризма, уничтожение собственной экономики ради военных авантюр, наконец, объявление войны половине мира — не правда ли, звучит знакомо? Однако речь идет о событиях почти вековой давности, происходивших на Дальнем Востоке. О том, как Япония сорвалась в историческое пике, едва не завершившееся национальной катастрофой, и о том, что можно об этом почитать, рассказывает известный востоковед Александр Мещеряков.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

90 лет назад, 1 марта 1932 года, на территории китайской Маньчжурии было провозглашено «независимое» государство Маньчжоуго, находившееся под полным контролем Японии. Эту годовщину нигде не празднуют. Само государство исчезло с карты в 1945 году. Те события подзабылись. Думается, что зря. Во-первых, они послужили прологом Второй мировой войны. Во-вторых, они могли бы послужить поводом, чтобы призадуматься тем политикам, которые считают борьбу за мир предательством родины.

В 1920-е годы в Японии происходила политическая борьба между либералами и силовиками. Силы оказались неравны — победили силовики, которым и стало принадлежать решающее слово. На первое место выходил теперь не созидатель, а разрушитель. Именно разрушителя стали считать созидателем. Созидателем великой японской империи.

Взоры военных поначалу обратились в сторону Китая. Если говорить конкретнее, то Маньчжурии. «Культурные» японцы в погонах считали обитателей Маньчжурии людьми дикими, ленивыми и малокультурными, которые нуждаются в руководстве «передового» японского народа в лице его доблестной армии. В Маньчжурии следовало навести «порядок», ибо там орудовали вооруженные банды, мешавшие мирному созидательному труду. Помимо этого, маньчжурский край обладал богатыми природными ресурсами — углем и железными рудами, у которых не было толкового хозяина. Территория Маньчжурии могла быть также использована для обеспечения продовольствием растущего японского населения. Еще один «убийственный» аргумент: в VII–IX вв. на территории Маньчжурии располагалось государство Когурё, которое признавало себя данником Японии. Это служило для современных японцев дополнительным доказательством того, что они должны иметь в Маньчжурии особые права. Кроме того, на полях и сопках этой земли во время японо-русской войны полегло множество японских солдат. Разве жертвы наших предков были напрасны? Словом, у Японии «не оставалось выбора», кроме как Маньчжурию завоевать.

Согласно Портсмутскому договору 1905 г., Япония отобрала у России часть построенной ею Китайско-восточной железной дороги, проложенной между Транссибирской магистралью и портом Дальний. Для охраны этой ветки протяженностью 450 километров Япония сформировала Квантунскую армию. Подобная стратегия по «освоению» зарубежных территорий была типичной для тогдашнего мира. Железные дороги походили на щупальца, с помощью которых осуществлялся их захват. В настоящее время похожую роль играют нефте- и газопроводы.

18 сентября 1931 г. японский военный патруль доложил о взрыве железнодорожного полотна в районе Мукдена — крупнейшего города в Маньчжурии. Ущерб оказался ничтожным — поезда продолжали ходить по расписанию. Однако штаб Квантунской армии обвинил в «террористическом акте» китайскую армию, и уже на следующий день над Мукденом развевался японский флаг — город заняли японские войска. Через пять месяцев они контролировали уже всю Маньчжурию. Сопротивление китайских войск было ничтожным. Япония не объявляла войну Китаю. Захват огромной территории, превышавшей площадь Японии в четыре раза, стыдливо называли «маньчжурский инцидент». В нынешнее время подобные «инциденты» принято называть «спецоперациями».

Парад бойскаутов в Маньчжоуго, 1930-е
 

Среди японских военных находилось немало радикально настроенных офицеров, которые были обеспокоены будущностью страны. Они считали, что без экономической самообеспеченности великая Япония невозможна. Невозможна потому, что только страна, не зависящая от поставок из-за границы, способна начинать и выигрывать войны. Об «обороне» речь не шла — все войны, которые до этого вела Япония, начинала она сама. Экономическая ситуация свидетельствовала в пользу таких рассуждений об автаркии: мировой экономический кризис больно ударил по японскому экспорту шелка, покупать станки стало не на что. Офицеры тосковали по автаркии, но для ее обеспечения требовались колонии. Условием «нормальной» жизни в метрополии являлось расширение жизненного пространства. Военные ратовали за расширение линии «стратегической обороны» границ империи. Свойством этой линии являлась ее «эластичность»: новое территориальное приобретение требовало создания новой буферной зоны. Военные не были едины: одни полагали, что после захвата Маньчжурии японская армия должна завоевать весь Китай, другие мечтали о продвижении в Южную Азию, третьи считали, что следующей целью должна стать Сибирь.

Японская общественность приветствовала неприкрытую агрессию с восторгом. Для разносчиков газет, на поясах которых были подвешены колокольчики для привлечения внимания публики, снова настало горячее время. Как и во время японо-русской войны, экстренные выпуски шли нарасхват. Японское радио впервые в своей недолгой истории тоже стало передавать экстренные новости с полей «инцидента». Японцы распевали только что сочиненную «Песню марша на Маньчжурию»: «Взгляни на памятник погибшим, где покоятся кости смелых солдат прошедшей японо-русской войны! Купаясь в лучах вечернего солнца, окрашенного кровью, вздымается небо над необъятной дикой природой».

Против оккупации Маньчжурии выступила только малочисленная коммунистическая партия Японии и подконтрольные ей профсоюзы. Лидеров коммунистов стали исправно сажать в тюрьму. Слово «пацифист» стало бранным.

Оккупация Маньчжурии оправдывалась исторической «обидой»: мол, Китай со времен седой древности считал Японию своей культурной провинцией. А обида, как известно каждому порядочному самураю, не имеет сроков давности и требует отмщения. Памятливость была избирательной — японцам предлагалось забыть, сколькими цивилизационными достижениями они обязаны Китаю.

После начала агрессии в Маньчжурии настало время обижаться китайцам. 24 сентября 1931 г. Китай обратился с жалобой в Лигу Наций на японскую агрессию, и Япония пообещала, что отведет войска в места прежней дислокации. Но этого не случилось.

Момент для агрессии был выбран удачно: западные страны еще не оправились от экономического кризиса, СССР проводил коллективизацию и голодал, одновременно развертывая борьбу с внутренними врагами.

Уже 1 марта 1932 г. было провозглашено создание «независимого» государства Маньчжоуго во главе с «регентом» — бывшим императором Китая Пу И, отрешенным от власти в 1912 году, когда Китай из империи превратился в республику. Из японского сеттльмента в китайском городе Тяньцзине японский конвой доставил его в Мукден. Через два года Пу И принял титул императора Маньчжоуго. Это стало своего рода компромиссом между радикальными военными и более умеренными политиками: первые стояли за присоединение Маньчжурии к Японии, вторые — за соблюдение приличий и создание «независимого» государства.

Маньчжоуго было государством независимым от Китая, но не от Японии. Трон Пу И из эбенового дерева и нефрита был сработан японскими умельцами. Пу И не был «настоящим» императором в японском понимании. По случаю его назначения императором была выпущена почтовая марка с его портретом — интеллигентное лицо в очках, пиджак и галстук. Сами японцы никогда не помещали на деньгах и марках изображения своих императоров — они были неприкосновенны, а марку невозможно наклеить без того, чтобы не тронуть руками священное изображение. Однако требование «неприкосновенности» на Пу И не распространялось. Тем не менее назначение Пу И именно императором имело для японцев принципиальное значение: в Маньчжоуго они восстанавливали высшую форму политического управления — монархию, в то время как основная часть Китая «прозябала» под игом республики и партийного руководства Гоминьдана.

В качестве доказательства легитимности режима Пу И Япония установила с Маньчжоуго дипломатические отношения. Резолюция о признании Маньчжоуго была принята японским парламентом единогласно. В разъяснении японского МИДа с изумительным цинизмом говорилось, что Япония не имеет к Маньчжоуго никаких территориальных претензий.

8 сентября 1932 года командующий Квантунской армией прибыл в Токио, где его ожидала восторженная встреча. В тот же самый день такая же встреча была устроена и в честь возвратившихся из Лос-Анжелеса олимпийцев, которые завоевали медали в конной выездке, плавании, легкой атлетике. Олимпийские игры и завоевание Маньчжурии служили одной и той же цели — нагнетанию патриотических чувств. В условиях мирной жизни копились противоречия, общество распадалось на фракции, но военные и спортивные победы снова возвращали японцам чувство единения и гордости. Их призывали сплотиться вокруг фигуры верховного главнокомандующего — императора Сёва.

Восторги по поводу создания Маньчжоуго наблюдались только в самой Японии. Остальной мир реагировал совсем по-другому. 24 февраля 1933 г. Лига Наций практически единогласно (против голосовала только сама Япония, Сиам воздержался) приняла «оскорбительную» для Японии резолюцию, признающую суверенитет Китая над Маньчжурией. Японское общественное мнение было возмущено, пером журналистов двигала обида: «В период великой европейской войны [имеется в виду Первая мировая война. — А. М.] у Германии имелось немало сочувствующих стран, а вот у Японии таких не оказалось». Обида настолько затемняла взор, что автор статьи не потрудился вспомнить, что во время той войны Япония воевала против Германии.

Японское правительство обиделось на Лигу и решило выйти из нее. В мотивировочной части заявления с подкупающей прямотой говорилось: «Поскольку Китай не является единым государством, а его внутреннее положение и международные связи отличаются крайней сложностью, запутанностью и своеобразием, общепринятые принципы и обычаи международного права... к нему неприменимы».

Банкет по случаю учреждения БРЭМ (Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи), 1934
 

Япония считала себя страной уникальной. Уделом таких стран является изоляция. Во время японо-русской войны Японии оказывали помощь Великобритания и США. Однако теперь все изменилось: у Японии не было союзников. Словосочетание «блистательное одиночество» стало расхожей формулой гордости японца за державу. Образ одинокого героя, который вопреки всем обстоятельствам борется против всего мира, отвечал традиционным представлениям о мужественном самурае и льстил национальному самолюбию. Действия японского представителя в Лиге Наций Мацуока Ёсукэ, который покинул зал заседаний сразу после оглашения результатов голосования по маньчжурскому вопросу, описывались в эпических терминах: «Ожесточенная борьба на этом заседании нашего полномочного представителя Мацуока Ёсукэ вызывает подлинные слезы умиления и восторга. Будучи окруженным врагами со всех четырех сторон, он продолжал сражение буквально в полном одиночестве — не отступая ни на шаг, он принял грандиозное сражение за вечный мир на Востоке, за честь японской империи и за укрепление только что появившейся империи Маньчжоуго. Таким образом, он явил миру бесконечное бесстрашие великой державы и с честью вынес это тяжкое бремя».

Япония была одним из учредителей Лиги Наций, но обида, нанесенная ее членами, была настолько чувствительна, что у нее «не оставалось другого выхода», как покинуть ее. Влиятельный профессор Мори Киёто комментировал эту ситуацию следующим образом. «Наш народ» в последние десятилетия преклонялся перед Западом, и западная идеология стала «вредить традиционному народному духу». В результате выхода Японии из Лиги «мы избавились от иллюзий и вернулись к изначальному японскому духу». Цивилизация белого человека основана на вещизме и индивидуализме, и она находится в тупике. Грядущая цивилизация будет «восточной духовной цивилизацией» с ее упором на коллективизме, и эту миссию осуществит японский народ, который спасет мир от страданий. Выйдя из Лиги, Япония продемонстрировала похвальную непреклонность.

Япония упивалась своим одиночеством и мазохистским чувством обиды. Почему Америка, не являющаяся членом Лиги Наций, имеет право осуждать Японию? Почему Америка, создавшая марионеточную Панаму, имеет на это право, а мы нет? Почему западные державы имеют право на многочисленные колонии, а мы — нет? Однако никто не задавался таким вопросом: почему мы должны равняться на отвратительную Америку и алчную Европу, а не на какую-нибудь более привлекательную страну? Распространившееся среди японской элиты и в самом народе чувство почти детской обиды открывало путь для любых авантюр. Япония ощущала себя страной, которая находится во враждебном окружении. Как известно, люди, находящиеся в осажденной крепости, способны на самые отчаянные поступки.

Мир грозил Японии санкциями. Экзаменационная работа по истории предлагала в 1933 г. старшеклассницам такой вопрос: «Если мир подвергнет нашу страну экономической блокаде, в чем мы будем нуждаться больше всего? Что следует предпринять, чтобы преодолеть трудности?» Правильный ответ гласил: «Более всего мы будем нуждаться в продовольствии, хлопке и шерсти. Что до еды, то вместо риса и пшеницы следует употреблять другие виды продовольствия и беречь еду. Следует выращивать возможно больше хлопка в нашей стране, а недостающую часть хлопка и шерсть возмещать шелком». Школьникам предлагалось считать, что Япония находится во враждебном окружении, а потому японцы должны полагаться только на свои силы.

Иностранных санкций тогда не случилось, но Япония сама на себя наложила санкции. В 1937 году она напала на Китай, и японская армия прочно завязла там. Тремя годами позже вышло постановление, запрещавшее производство и продажу колец, ожерелий, изделий из слоновой кости, драгоценных камней и металлов. Уже купленные населением украшения предлагалось сдать в «Ассоциацию мобилизации народного духа», которая их продаст, а вырученные деньги пойдут на помощь раненым воинам. На многие другие товары государство ввело ценовой порог. В этот список попали яркие ткани, мужские «тройки», рубашки, носовые платки, часы, зонтики, обувь, фотоаппараты, авторучки, игрушки, бельевые шкафы. Это означало, что в магазины поступали только самые дешевые товары. Стоимость обеда в ресторане не должна была превышать две с половиной йены, ужина — пять. Народ должен был жить без изысков, правительство настойчиво рекомендовало всем мужчинам носить френчи военного образца. Японская толпа переставала быть разноцветной, цвет хаки не утомлял глаза. Рис, сахар и спички выдавались по карточкам. На улицах висели плакаты: «Роскошь — наш враг!»

Япония искала товарищей по международному бандитизму и бросилась в объятия нацистской Германии. 27 сентября 1940 г. в Берлине был подписан Тройственный пакт: Япония, Германия и Италия торжественно признавали, что в созидании «нового порядка» в Европе ведущая роль принадлежит Германии и Италии, а в Восточной Азии — Японии. Высокие договаривающиеся стороны обещали помогать друг другу, но на деле этого не случилось. Это был договор о разделе сфер влияния, индульгенция на безрассудство.

Полномасштабная война в Китае привычно называлась «инцидентом». Япония держала там миллионную армию и каждый год теряла около 50 тысяч солдат. Однако японская военно-политическая элита перестала отдавать себе отчет в том, что происходит. Теперь своим главным врагом Япония объявила Америку и Англию. 8 декабря 1941 года император Сёва издал указ: «Мы, император великой Японии, принадлежащий к извечной и непрерываемой династии и управляющий милостью Неба, уведомляем тебя, верный, честный и смелый народ, что сим объявляем войну Америке и Англии...Пребывая в сени Наших божественных императорских предков, Мы верим в Наш верный, честный и смелый народ и желаем развития дел предков и быстрейшего избавления от причин бед с тем, чтобы в Восточной Азии установился вечный мир, а свет Империи сиял бы по-прежнему».

Эта война началась с успешного нападении на Перл-Харбор, что вызвало в Японии всеобщий восторг. Такамура Котаро, знаменитый поэт и председатель поэтической секции писательского Союза служения Японии, писал:

«Запомните: месяц декабрь, восьмое число.
История мира начинает новый отсчет.
Власть англо-саксов тает и тает —
Восточная Азия, суша и море.
Тает и тает крошечный остров
Japan, что лежит на востоке, за морем.
Держава Ниппон — снова держава богов
Во главе с божеством-государем.
Грабителей семя — Австралия, Америка, Англия —
Их мы власти лишаем.
Наша сила — в правде силу черпает.
Восточную Азию — ей же верните. Больше не надо.
Страны-соседи — от голода пухнут.
Когти и зубы врагов — вырвем с корнем!
Стар и млад, мужчина и женщина —
Встань, как один, силой военной налейся.
Будем сражаться — доколе страшный враг существует.
Запомним рубеж истории мира:
Месяц декабрь, восьмое число».

Япония не имела никаких шансов выиграть эту войну против половины мира, но она ее все-таки начала. Легко завоевав Маньчжурию, военно-политический истеблишмент уверовал в свое всесилие. Итог известен: три миллиона японцев и многие миллионы жителей Азии погибли, Америка же потеряла 100 тысяч своих воинов и оккупировала Японию.

Книги по теме:

Георгий Мелихов. Маньчжурия далекая и близкая. М.: Наука, 1991

Александр Мещеряков. Быть японцем: история, поэтика и сценография японского тоталитаризма. М.: Наталис, 2008

Василий Молодяков. Россия и Япония: рельсы гудят. М.: АСТ, Астрель, Хранитель, 2006

Пу И. Последний император. М.: Вагриус, 2006. Перевод с китайского Н. Спешнева

Лекции по теме:

Александр Мещеряков. Япония при тоталитаризме. Радио «Арзамас»

Читайте также

«Война и мир» на японский лад
Александр Мещеряков о романе Каги Отохико «Столица в огне»
26 марта
Рецензии