Выбирая горе

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

«На первых порах я тоже не придавал значения хронологии. Меня тоже интересовали только определенные моменты. Я бы никогда не поверил, что у сюжета есть начало и конец… сейчас я изменил свое мнение. Я стараюсь выстроить сюжет так, чтобы он имел финал. Одно событие влечет за собой другое. Хронология имеет определенное значение».

Вим Вендерс в беседе с Жан-Люком Годаром. Из книги: Вим Вендерс. Логика изображения. СПб: Б& К, 2003. Перевод А. Маркова под редакцией С. Панкова

Хотя «Идеальные дни» Вима Вендерса вышли в российский прокат в прошлом году, споры о фильме не утихают до сих пор. И если кинокритики написали о картине сразу, то филологи и литературоведы осмысляют ее только сейчас. Но и те зачастую, судя по отзывам в соцсетях, видят в ней лишь философскую идиллию в антураже токийских туалетов, хотя, казалось бы, богатый ряд книг в этом фильме должен подталкивать к чуть более глубокому разбору.

Поводом для нынешнего разговора можно счесть литературную сенсацию постковидной Европы — роман «Идеальные дни» испанского дебютанта Хакобо Бергарече, который недавно вышел в русском переводе в издательстве «АСТ». Публикация книги в России прошла почти незаметно, хотя шанс разделить популярность своего «кинодоппенгальгера» у нее, наверное, был хотя бы потому, что роман Бергарече вполне мог повлиять на фильм Вендерса. В 2022 году — на момент, когда режиссер начал трудиться над картиной, — книга уже получила престижную литературную премию Европейского союза и была переведена на восемь языков. Прошел ли Вендерс мимо знакомого названия, совпадающего с названием песни Лу Рида (Perfect Day звучит в фильме) — певца, который оказал на режиссера огромное влияние? 

Но не Ридом одним жив режиссер. Ключевой элемент в романе Бергарече — корреспонденция Уильяма Фолкнера. Главный герой перечитывает письма писателя своей возлюбленной, Мете Карпентер, мечтает ощутить ту безграничную свободу и остроту чувств, которую писатель пережил с Метой, и пытается воссоздать в переписке. Параллель с фильмом Вендерса может показаться надуманной, но я объясню, почему к ней стоит отнестись всерьез.

Авторы сценария «Идеальных дней» скрывают предысторию главного героя: «Мы специально придумали для него прошлое, но храним его в секрете от всех», — обронил Вендерс в одном из интервью, тут же проговорившись, что ему очень близок набор книг, которые читает Хираяма, — в частности, роман Фолкнера «Дикие пальмы». Сразу, словно спохватившись, режиссер обернул это в шутку: «Конечно, он же обожает деревья!» 

Хираяма — персонаж Вима Вендерса и его соавтора-сценариста Такумы Такасаки — стареющий уборщик токийских туалетов. В обеденные перерывы он общается в монастырском саду со своими единственными друзьями — огромными кленами. Живет Хираяма анахоретом в домике на задворках японской столицы, слушает по дороге на работу аудиокассеты с американской рок-классикой, скупает потрепанные покетбуки с американской же и японской прозой. Но отечественные и зарубежные кинокритики — из тех, с чьими статьями мне довелось ознакомиться, — не считают, что чтение играет важную роль в фильме.  Как пишет Ксения Рождественская, Хираяма «на ночь читает книжки из букинистической лавки — Фолкнер, Ая Кода, Патриция Хайсмит, неважно». Впрочем, более дотошные синефилы составили списки мелькнувших в «Идеальных днях» обложек и даже отметили, что «Дикие пальмы» также читает героиня «На последнем дыхании» Годара — режиссера, который, к слову, во многом повлиял на Вендерса, мечтал не только экранизировать Фолкнера, но и снять писателя в одном из своих фильмов. Цитаты из фолкнеровских произведений — частые гости в картинах Годара, построенных в том числе на основе революционных для литературы идей американского классика. Для Вендерса это не первое появление книги Фолкнера в кадре — герой роуд-муви «С течением времени» (1976) тоже листает перед сном «Дикие пальмы». При этом и Годар, и Вендерс в своих картинах обыгрывают — с разными, правда, акцентами — одну и ту же цитату: «Between grief and nothing, I will take grief» — «Между горем и ничем я выберу горе». Эта цитата вполне релевантна и для «Идеальных дней», пусть на экране и не звучит ни строчки из романа.

Киноромана — что стоит отметить особо: Фолкнер задумывал «Дикие пальмы» как литературную основу фильма, который, впрочем, так и не был снят. Некоторые видят причину в усложненном, очень постепенном раскрытии персонажей — кино, скажем, сильно утрируя, предпочитает более линейные сюжеты и полное (про)явление героя чуть ли не с первых кадров, лишь иногда восполняя недостающие детали флешбэками. Эту мнимую закономерность как будто подтверждают «Идеальные дни». Рецензенты часто пишут, что герой наслаждается здесь и сейчас, а сам фильм якобы представляет собой бессюжетную и медитативную «утопию преклонного возраста», или «узор повседневности», показывающий «красоту будней» и открывающий «вкус к простой жизни». Как минимум они умалчивают, что подобный вкус вырабатывается жесткой диетой, предписанной, к примеру,  больничным или тюремным режимом.

Хираяма и выглядит как узник одиночной камеры, в которую он добровольно возвращается каждый вечер, совсем как унесенный из тюрьмы наводнением Старик из фолкнеровских «Диких пальм» — герой одной из сюжетных линий книги. Изначально автор назвал ее по строке 136-го псалма «Если забуду тебя, Иерусалим» и посвятил двум типам любви, сочетающимся по принципу контрапункта. Другая линия книги — трагический адюльтер замужней дамы; после ее смерти молодой любовник, желая сохранить память об их романе, обрекает себя на страдания и отправляется в тюрьму. Вот как пояснял этот замысел сам писатель: «Один человек жертвует всем ради любви к женщине, другой — жертвует всем, чтобы от любви освободиться». Место действия «Диких пальм» — Новый Орлеан.

О том же городе поется в песне «Дом восходящего солнца». В фильме она звучит дважды: первый раз в хрестоматийном мужском варианте группы The Animals, когда Хираяма читает Фолкнера. Во второй раз — в оригинальной женской версии: лирическая героиня текста — то ли узница женской тюрьмы, то ли, в других версиях, работница борделя под названием Дом восходящего солнца — плачется о своей судьбе («Мама, скажи детям, чтобы они не поступали так, как поступила я…»). В «Идеальных днях» ее исполняет на японском еще одна добровольная изгнанница, хозяйка маленького заштатного бара, в который главный герой входит с букинистической книгой японской же писательницы. В этой мизансцене режиссер показывает, что «Дом» — это песня об универсальном опыте, понятном и на американском юге, и в токийских трущобах. 

Перед тем как зайти в бар, Хираяма покупает книгу «Деревья» — посмертно изданный сборник рассказов Ая Коды, посвященный наблюдениям за деревьями, в которых писательница видит отражение жизни и смерти человека. Могли бы занять место этой покупки более известные во всем мире книги Эдуардо Кона, Петера Воллебена или даже Лонг Литт Вун? Нет, и дело не только в японском происхождении автора — ее биография также служит ключом к пониманию героя «Идеальных дней». Ключевую роль в истории Аи Коды сыграли сложные отношения с отцом (известный японский писатель Рохан Кода) и его новой семьей. Именно отец привил дочери любовь к природе, но в целом их отношения складывались тяжело. Однажды он заявил ей, что лучший способ общения — без слов (герой фильма тоже большую часть времени молчит). Есть в биографии Коды и другой факт. В начале 1950-х, когда ее писательская карьера наконец пошла в рост (ей присудили престижную премию «Ёмиури» за книгу «Черный подол»), Ая вдруг объявила о  том, что прекращает литературную деятельность. Она стала служанкой в окия — доме, где живут гейши. Трудно не усмотреть рифму с «Домом восходящего солнца».  

Если заглянуть в ее рассказы о деревьях — как и романы, они до сих пор не переведены на русский язык, — можно обнаружить, в частности, такую цитату:

«…мое сердце полно семян. Некоторые семена прорастают внезапно, а другие прорастают медленно и внезапно, бессознательно. Есть семена, которые мы унаследовали от личностей наших бабушек и дедушек. Семена, которые мы получаем из книг, которые читаем в молодости, и семена добра, зла, счастья и гнева, которыми обладает каждый человек, и семена, которые мы получаем от дерева, растения, птицы и животного. Верю, что мое сердце полно семян, о которых я не знаю. Я не знаю, когда семя прорастет или как оно вырастет, но, когда семя прорастает, Сила достаточно сильна, чтобы прорваться сквозь почву». 

В «Идеальных днях» образ прорастающих семян обыграно буквально — Хираяма собирает едва проклюнувшиеся и обреченные быть затоптанными ростки кленов, и метафорически — к нему из родного дома сбегает племянница-подросток, которой он некогда привил любовь к пленочным «мыльницам». Но в ее душе зреют и другие семена, брошенные уже ее матерью, и о том, какие всходы они могут дать, намекает здесь сборник «Одиннадцать» Патриции Хайсмит, который девочка выуживает перед сном из дядюшкиной библиотеки. По косвенным признакам понятно, что ее особенно трогает рассказ «Черепаха» — о том, как мальчик, страдающий от жестокого обращения матери, убивает мучительницу кухонным ножом. «Наверное, я стану как Виктор», — говорит племянница, но только начитанный и очень внимательный зритель может догадаться, о чем она, когда видит сестру Хираямы, приехавшую за дочкой на автомобиле с личным шофером.

Тут уже кстати вспомнить заглавную песню фильма — Perfect Day Лу Рида. Певец в коде повторяет: «Ты пожнешь то, что посеешь». Сестра Хираямы — полная противоположность, казалось бы, мягкого и добросердечного брата. Но всегда ли он был таким паинькой? Наверное, нет, и то, что он сам некогда сделал, заставило бы нас ужаснуться не меньше, чем поступок героя «Черепахи». Под давлением интервьюеров Вендерс выдал предысторию: якобы у брата с сестрой был совместный бизнес, Хираяма тяжело пил, потом пережил озарение и отправился чистить туалеты. Таким пояснением он, конечно, переводит своего персонажа из обычного дзехацу, «испарившегося человека» (так называют в Японии людей, скрывшихся из обычного окружения из-за долгов, развода, карьерного краха), в категорию более возвышенных типажей, достичь полного просветления которому не дают призраки прошлого. 

И тут, похоже, Хираяму преследует тень Тома Рипли — самого, пожалуй, известного персонажа Патриции Хайсмит, чьи книги киногерой читает. Так, он встречает бывшего мужа хозяйки бара, который вернулся сообщить, что умирает от рака. Он просит уборщика позаботиться о жене — иными словами, стать его тенью, когда он сам отойдет в мир теней. Хираяма пытается отказаться и, чтобы снизить пафос момента, втягивает собеседника в игру. И вот они дурачатся, выясняя, становятся ли тени чернее, если падают друг на друга. Эта сцена перекликается с главной темой одной из частей «риплиады» Хайсмит, а именно «Рипли и тени» (вариант — «Рипли под землей»), где ее персонаж живет за счет чужого наследства. Не случайно очередную книгу писательницы Хираяма приобретает в букинистической лавке ближе к финалу фильма.  

Так, не изменяя линейному принципу построения фильма, Вендерс усложняет нарратив «Идеальных дней» за счет того, что Михаил Бахтин называл «чужим словом», — прозаических или песенных текстов, требующих пристального внимания. Именно они служат вывернутыми наизнанку аллюзиями, через которые можно понять прошлое героя, спрятанное сценаристами у всех на виду. Обязательно ли нужно читать тексты, к которым апеллирует режиссер, чтобы понять фильм, — вопрос отдельный. Но как бы то ни было, очевидно, что Вендерс откровенно играет с нашим любопытством, и в зависимости от того, куда оно нас приведет (в общественный туалет или публичную библиотеку), зависит полнота восприятия картины. Получается то самое «кино в голове», которое, по мысли идеолога «нового немецкого кино» Александра Клюге, должен запускать в воображении зрителя любой стоящий фильм. 

В свое время Вендерс восхищался метатекстовым экспериментом Годара в фильме «Презрение». По сюжету нанятый сценарист показывает реальность через «Одиссею» Гомера, переводя ее в, говоря языком маркетологов, «потребляемый и продаваемый» формат, хотя множество деталей в кадре остается недосказанными. Вендерс подобные детали помещает буквально в тень — не убирая из кадра, но и не фокусируя на них внимание зрителя. И раскрывает, скорее обозначает, этот прием в финальных титрах: это комореби, что с японского переводится как «свет солнечных лучей, пробивающийся сквозь листву деревьев», этот эффект существует лишь в тот момент, когда его заметили, — красота в глазах смотрящего на самурайский лад. Так сняты не только черно-белые сны Хираямы, но и весь фильм: зритель видит больше лучи, чем листву и тени от листьев. 

Единственный способ выйти из тени минувшего, точнее не позволить ей стать чернее, — жить сегодняшним, полным свободы днем. Над этой нехитрой мыслью, озвученной в финале не Фолкнером, но Ниной Симон, смеется и плачет герой «Идеальных дней». И вряд ли его Иерусалим — это потерянный бизнес, а не конкретный человек.