Андрей Аствацатуров. Не кормите и не трогайте пеликанов. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2019
Скандал с внезапным назначением профессора филологического факультета СПбГУ Андрея Аствацатурова директором Музея В. В. Набокова отвлек прессу от другого важного события, связанного с именем известного петербургского литературоведа. В апреле этого года в редакции Елены Шубиной вышла его четвертая художественная книга. Финалист «НОСа» и «НацБеста» продолжил условный цикл, начатый «Людьми в голом», «Скунскамерой» и «Осенью в карманах». Роман «Не кормите и не трогайте пеликанов» — снова трагикомедия «из жизни интеллигента в четвертом поколении», имитация автобиографических записей, где очевидно вымышленные события причудливым образом переплетаются с событиями реальными. И вновь наши книжные обозреватели первым делом ухватились именно за эту мнимую (или подлинную?) автобиографичность, обойдя стороной мировоззренческие вопросы, которые пытался, по его собственному признанию, поднять в своей книге автор. Провозил ли профессор Аствацатуров наркотики через кордон, крутил ли роман с французской оперной дивой — все это, конечно, тоже любопытно, но все-таки не настолько, как тема отчуждения или свободы выбора.
Владислав Толстов в материале «Книги апреля: папуасы, индейцы и ведьмы из Салема» («Литературно») говорит, как трудно читателю разделить разные ипостаси автора и сравнивает Аствацатурова одновременно с Довлатовым и Вуди Алленом:
«Андрей Аствацатуров существует как бы в трех ипостасях, трех воплощениях. Первое — это собственно Андрей Аствацатуров, внук знаменитого филолога Жирмунского, доцент кафедры истории зарубежных литератур, кандидат филологических наук, великолепный лектор и прочая, прочая. Второй Аствацатуров — довольно успешный писатель, частый гость литературных тусовок и книжных ярмарок, где его представляют как „нового Довлатова”. И есть еще третий Аствацатуров — лирический герой его собственной прозы, который сильно напоминает автора. Он тоже служит в университете, общается со студентами, гуляет по Питеру, вспоминает разные истории — отличить, где здесь мемуар, а где художественный вымысел, невозможно. Не зря писательскую манеру Аствацатурова сравнивают с довлатовской: те же рассказанные от первого лица незатейливые „случаи из жизни”, которые при некотором смещении читательского фокуса оказываются чем-то большим, чем просто анекдот. Например, напоминают, что человеку умному и рефлексирующему в нашем холодном и жестоком мире бывает даже хуже, чем другим. <...>
Это скорее Вуди Аллен с его грустным взглядом на мир, способностью критиковать себя, но не стесняться таких вопросов: „Почему всякие бездари имеют работу, а я, полный сил и знаний, ее не имею, значит, мир несправедлив”. Хорошая, добротная, питерская проза — то, чего и ждали от новой книги Аствацатурова».
В другом своем обзоре «Русские: новые имена и новые романы отечественных авторов» («БайкалИНФОРМ») тот же Владислав Толстов поясняет, где именно у Аствацатурова ему слышатся довлатовско-вуддиалленовские нотки:
«Иногда эти истории очень смешные, иногда — комок в горле, но главное, как мне кажется, это интонация прозы Андрея Аствацатурова, такой меланхолический рассказ, как будто человек не то на кушетке у психоаналитика, не то на подоконнике девятого этажа и вот-вот прыгнет. На самом деле эта интонация и образ такого не от мира сего человека, он же альтер эго автора — это очень удачная находка, я считаю. В новом романе главный герой немножко занимается адюльтером, немножко ездит за границу, немножко даже шпионит. Кому-то покажется, что это какая-то ненастоящая, однообразная жизнь, но, как знать, может у университетской преподавательской пехоты так оно и есть. К тому же в новой книге герой Аствацатурова пытается из университета уволиться — после того, как на его глазах нехорошие коллеги пытаются заживо съесть хорошую. <...> Рефлексивная, затейливая питерская проза».
Михаила Визеля в обзоре «5 книг недели. Выбор шеф-редактора» («Год литературы») сильнее всего интересует сам момент перехода, трансформации почти автобиографической прозы в гоголевскую фантасмагорию:
«Писатели не так уж редко и не так уж скупо отдают своим героям эпизоды и целые сюжеты из собственной жизни, прикрывая себя и близких себе людей прозрачными (Болконский — Волконский) или же, наоборот, понятными только им самим именами. Петербургский писатель и потомственный филолог Андрей Аствацатуров для своего третьего романа выбирает ровно противоположную стратегию. Он называет главного героя собственным полным именем, включая родовое прозвище Жирмуноид (Аствацатуров — внук академика Жирмунского, значившего для ленинградского университета столько же, сколько Лотман — для Тартуского), но помещает „себя” в совершенно фантастические обстоятельства. Включающие питье водки с сомнительными прожектерами, пылкую любовь парижской певицы русского происхождения, за которой гонятся бандиты (и вообще мгновенно вспыхивающую любовь самых разных женщин), провоз контрабандой наркотиков из Лондона, швыряние в лицо заявления об увольнении заведующему кафедрой, который прогнулся перед наглым скоробогачом... Не исключено, что часть этих обстоятельств имеют под собой реальную основу (из жизни самого автора и его друзей, которые тоже фигурируют под реальными именами), но вместе создают впечатление гоголевского „Носа”: вроде по отдельности всё логично, а вместе какой-то дурной сон...»
Фото: Yair Hazout/Unsplash
Дарья Ефремова в обзоре «Книжная полка» (газета «Культура») отмечает эволюцию (или деградацию?) уже знакомого читателям персонажа и заклинает не путать лирического героя книжного цикла с его автором:
«„Аствацатуров” — персонаж, знакомый по „Людям в голом”, „Скунскамере” и „Осени в карманах”. Питерский сноб, городской невротик, очкастый лузер-интеллектуал, а временами сексист, циник и трус, которого, конечно, не стоит путать с автором. Он уже не ходит хлюпиком в бассейн, не ездит с мамой на дачу в Комарово и даже не пишет отзыв на эротический роман некоего Иннокентия из Торжка. Плывет стремительным туристом, скользит, „как лыжник по слаломной трассе”, мимо чахлых деревьев, заборов, копающихся в помойках ворон, несется по Лондону — „в поисках подлинного, истинного, сущностного, того, чего в его городе — да что там в городе! во всей его стране! — нет и в помине”.
Нерв нового „выпуска” этой полной самоиронии и, конечно, довольно условной автобиографии — человек, потерявшийся в современном мире, уставший от давления работы, знакомых, женщины, которую он одновременно любит и ненавидит. <...> Умышленная простота, телеграфно-лирический стиль, вдохновленный американской послевоенной литературой, — характерные составляющие прозы Аствацатурова присутствуют и в новом романе, как и сквозная тема — поиск смысла существования».
Андрей Митрофанов в обзоре «„Читаем вместе” с Андреем Митрофановым: фокусы, пеликаны и Курт Кобейн» («Амурская правда») подчеркивает анекдотическую — в классическом понимании — природу этой книги:
«Известный российский литературный критик Галина Юзефович так охарактеризовала этого героя: очкастый интеллектуал-лузер, вечная жертва уличной шпаны, смешной, безденежный и жалкий. Но при всех этих сомнительных качествах многострадальный филолог остается симпатичным читателю — в том числе и тем, что никому не позволяет отобрать у него право ныть и жаловаться на судьбу.
„Мир абсурден, странен, иррационален, анекдотичен, как и существа, его населяющие. Все мы — немного пеликаны, красивые в полете наших фантазий и смешные на земле”, — сказал Аствацатуров о своем новом романе. Знакомые с его предыдущими книгами читатели не удивятся своеобразному стилю, больше напоминающем записную книжку, нежели романистику в классическом понимании. На этот раз „добрый приятель” автора окажется в центре комичной и даже детективной истории, которая к тому же происходит в Лондоне. Но в качестве анекдотов сюжеты из „Пеликанов” будут расходиться в России — в конце концов, все это происходит с нами, а не с ними».
И, наконец, Виктория Михеева в материале «В Петербурге в свет вышел новый роман Андрея Аствацатурова» («Российская газета») расставляет все точки над «ё» и ссылаясь на интервью Аствацатурова рассказывает, о чем же на самом деле эта книга — как выясняется, совсем не о том, о чем спорят наши книжные обозреватели:
«Название возникло не случайно. В лондонском Сент-Джеймсском парке, который описывается в книге, автор увидел небольшую табличку на которой было написано Please do not feed or touch pelicans, то есть „Не кормите и не трогайте пеликанов”. Эта фраза, как говорит сам Аствацатуров, стала для него неким лейтмотивом всего романа. Главной идеей произведения является несвязанность человека с миром и другими людьми. <...>
Ирония (и часто самоирония) позволяет автору сказать о важном, главном, даже глобальном — о свободе выбора, умении прощать и идти на компромисс, уважении личного пространства и принятии других людей такими, какие они есть.
В романе много отсылов к религии, хотя автор старался сделать его максимально смешным. По словам писателя, он придерживается мнения о том, что задача литературы не учить, а ставить вопросы, ответы на которые должны искать сами читатели...»
Напомним, что на «Горьком» про эту книгу писал Герман Садулаев.