Микела Вендитти — славистка, исследовательница русской литературы и ординарный профессор Восточного университета Неаполя, автор первой в Италии монографии о Гайто Газданове, переводчица Газданова на итальянский язык. В 2023 году вышла ее книга «Толстой. Путеводитель по „Анне Карениной“». Об этой книге и о том, кто и зачем сейчас читает и изучает русскую литературу в Италии, с Микелой по просьбе «Горького» поговорила Ксения Филимонова.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

— Традиционный для всех зарубежных славистов, но, похоже, неизбежный вопрос. Как и почему вы начали заниматься русской литературой?

— Моя история с русской литературой началась очень давно, в конце 1970-х годов, когда я училась в лицее. Это было время, когда ее активно переводили, а русскую культуру не менее активно распространяли. Связано это было, конечно, с тем, что в Италии существовала очень большая и влиятельная коммунистическая партия. И она была особенной и очень популярной у молодежи, многие были с ней связаны, и я тоже. Это было частью воспитания, к русской литературе мы приходили этим путем.

Микела Вендитти
 

— А что тогда переводили и кого читали?

— Русскую классическую литературу в первую очередь, например Достоевского. Его читали и молодежь, и подростки. Я не знаю, почему именно Достоевского и почему студенты даже сейчас предпочитают его очень длинные романы. Тогда мы через его тексты чувствовали особенную близость к Советскому Союзу, о котором ничего не знали, но которым были очарованы, искренне полагая, что это просто рай — место, где все равны.

— Это представление совпало с тем, что вы увидели, когда впервые приехали в СССР?

— В первый раз я была в России в перестройку. Я жила в Москве четыре года, наблюдала путч в 1991 году. Точнее, я узнала о нем только тогда, когда мне позвонили из Италии и сказали, что на улицах танки, я их поначалу не заметила. А потом увидела танк, который стоял около киоска с мороженым, а вокруг была очередь. Это выглядело совсем сюрреалистично и несерьезно. Потом, конечно, все стало намного хуже и страшнее.

— История с Борисом Пастернаком как-то повлияла на вашу очарованность Союзом? Ведь именно публикация в Италии стала началом трагических событий в его судьбе.

— Я узнала об этом сильно позже. А поняла, что на самом деле произошло, много лет спустя. Тогда и информации было мало, и разобраться было довольно сложно. Например, в моем кругу совсем не читали запрещенную в Союзе литературу, я вообще не знала, что это такое. Сейчас я знаю, что в Италии в 1960-е и 1970-е много переводили, была общественная дискуссия в определенных кругах. Но я, повторюсь, читала литературу XIX века и не очень понимала современные процессы и события. Слово «диссидент» я впервые услышала только в 1990 году.

— А когда пришло понимание?

— В университете, хотя учеба на литературном факультете была для меня мучением. Сначала я хотела стать журналистом, у меня было очень романтическое представление об этой профессии. Оно не совсем оправдалось, и я начала заниматься философией, эстетикой. А потом я написала дипломную работу о Густаве Шпете и наконец-то узнала, что такое ГУЛАГ, и поняла смысл фразы «десять лет без права переписки».

Потом я побывала в Москве, познакомилась с его дочерью Мариной Густавовной и должна была поговорить еще с одной женщиной чтобы собрать материалы для работы. И я была в совершенном шоке, потому что, когда я ей сказала, что я итальянка, она начала кричать: «Это ваши коммунисты убили его!» А я тогда даже не представляла, как он умер и где. И потом, стоило мне сказать, что я итальянка, на меня сразу кричали. Мне тогда не было стыдно говорить, что я состояла в Компартии. Даже в голову не приходило, что это может быть чем-то ненормальным. Но этот круг был очень агрессивен по отношению ко мне.

После 1991 года было очень страшно и очень тяжело, очень многие с обеих сторон страдали. Одна наша знакомая работала секретаршей на Лубянке. Она выходила с работы, и в нее плевали. А я не понимала почему — для меня она была простая женщина. Это я переживала очень близко.

— А что было после диплома о Шпете?

— Я начала с XVIII века, с Державина, написала о нем диссертацию. Я очень любознательна, хочу знать все. Например, сейчас я увлеклась коллективным романом и начала его исследовать.

Однажды я совершенно случайно открыла Гайто Газданова в архивах «Современных записок». Оказалось, что им никто не хотел заниматься, я решила попробовать, и это была любовь с первой строчки. Сначала я опубликовала его переписку с редакторами журнала «Современные записки», а потом прочитала все тома собрания его сочинений.

Я подготовила о нем университетский курс. Мы вместе с магистрантами-славистами читали рассказы Газданова. Это очень интересный писатель, которого не знают ни в Италии, ни в России. Здесь были единичные переводы «Ночных дорог», «Призрака Александра Вольфа». Перевод «Вечера у Клэр» вышел очень давно, и больше его не переиздавали, сегодня он почти недоступен.

Я перевела и опубликовала «Полет», а потом и монографию об этом удивительном и очень современном писателе. Если бы тогда у него была возможность переводить свои произведения, его жизнь могла бы сложиться совершенно по-другому.

— Как возник путеводитель по роману «Анна Каренина»*Michela Venditti. Tolstoj: guida ad Anna Karenina. Giugno, 2023.?

— Когда мне предложили написать книгу об этом романе, я подумала: «О господи, „Анна Каренина“, этот кирпич, я не справлюсь, я же не толстовед!». А потом я стала ее перечитывать, один раз, другой, третий, и книга уже сама начала подсказывать, что в ней необходимо увидеть.

Мой взгляд на Толстого и его роман — это восхищение многоплановостью и многогранностью текста, которые открываются только после многократного прочтения. Это, конечно, банально, но я согласна с теми, кто говорит, что ты каждый раз находишь что-то новое. Для меня в романе важны не история и совсем не сюжет, а все, что вокруг него. Я читала его много раз по-русски, и это такой великолепный язык — очень простой и одновременно затягивающий.

И даже там, где текст замедляется, места, которые поначалу казались скучными, я прочитала совершенно по-другому. Я была удивлена мощности подробностей, об этом же пишет, например, Набоков. Это был очень интересный опыт.

— Для кого эта книга?

— Читатели путеводителя по «Анне Карениной» — итальянские студенты, которые сейчас изучают русскую литературу. Задача, которую поставило передо мной издательство, была не самая простая — написать не слишком сложную, но и не слишком простую книгу для студентов. Найти такой ракурс, с помощью которого современный молодой человек сможет прочитать и понять этот роман. Кроме того, в Италии очень много поклонников классической русской литературы, которым это издание тоже поможет разобраться с тем, как читать огромный и сложный роман XIX века.

Как современные студенты читают Толстого? К моему сожалению, в «Карениной» они видят исключительно любовный роман. Смотрят на Анну как на героиню, которая борется за свою свободу. Некоторые вообще смотрят только экранизации, они, к сожалению, не могут читать длинные тексты, но любят сериалы. Довольно поверхностно, не улавливая деталей. Им моя книга будет полезна — поможет увидеть то, что сами они не увидят.

— А кто сейчас в Италии, вообще в Европе, идет учить русский язык и литературу? Не самый очевидный выбор, как кажется.

— В прошлом году у меня было около двадцати студентов (в группе русского языка второго года обучения, которую в том же Восточном университете Неаполя веду я, — 85 человек. — К. Ф.). Я очень удивилась тому, что они любят русскую культуру и это не поверхностное увлечение. Например, одна моя студентка просто влюбилась в прозу Аввакума, другие интересовались сказками. Это явно не современная литература, а история и очень далекое от нашей культуры прошлое.

Я и сегодня спрашиваю своих магистрантов, почему они выбрали русский и продолжают заниматься литературой на этом языке. И если раньше мне приходилось слышать вполне романтические ответы о Достоевском, то сейчас они говорят, что считают своей миссией защищать все русское и выступать против того, чтобы культуру и литературу ассоциировали с государством и в чем-то обвиняли. Им, конечно, очень непросто.

— Насколько известна и популярна сейчас русская литература в Италии, если говорить не о студентах или преподавателях, а о простых читателях?

— У нас есть писатель, который очень активно популяризирует русскую литературу, — Паоло Нори, написавший несколько книг, например, о Достоевском, об Ахматовой. Он много выступает, записывает подкасты, и у него есть свой взгляд и свой способ говорить о русской литературе, более просветительский, чем научный. Многое приходит через него, через его инстаграм и выступления.

Здесь больше читают классику — Достоевского, Толстого, Булгакова, Чехова. Намного меньше знают современную литературу, которая не так хорошо переведена. Среди тех, кого знают, — Евгений Водолазкин или Захар Прилепин, которого перевели почти целиком. Переводчица «Обители» даже получила приз за свой перевод. Было время, когда Лимонов был очень моден. К сожалению, он совсем неплохо писал.

Многие знают и читают Довлатова. Его переводчица Лаура Сальмон пишет о нем. Довлатов очень нравится студентам, его можно читать даже на уроках русского языка.

— Как сегодня изменилась работа слависта в Европе?

— Мне кажется, что все слависты сейчас переживают ощущение великой измены. Я пережила это очень близко, особенно в связи с новым научным журналом о русской литературе «Сдвиг», который я сейчас издаю. Российские исследователи, коллеги, не могут в нем публиковаться, потому что мы во вступительном слове первого номера пишем о том, что Россия — это страна-агрессор, и это может быть для них опасно. Мы вынуждены отказываться от участия в научных мероприятиях в России, потому что сейчас это невозможно. Разрываются связи, научное сообщество теряет свою связанность.

Огромная проблема — это работа с переводами, архивами и библиотеками. Некоторые ученые уехали, и мы не всегда знаем, где они и продолжают ли они работать, преподавать, заниматься исследованиями. Многие даже не хотят говорить об этом, особенно в письмах.

Те российские коллеги, которые смогли продолжить карьеру, как мне кажется, достаточно хорошо включены в европейскую или американскую академическую среду. Но поехать на родину для многих уже проблема.

Я всегда стараюсь помочь, если есть такая возможность. Например, мой журнал создан с целью объяснить, что нельзя идентифицировать русскую культуру и литературу с политикой российского государства.

— О чем будет ваша следующая книга?

Следующая книга будет о Набокове. Мне предложили написать путеводитель по роману «Дар». Я, конечно, знаю о работе Долинина. Но моя задача совсем в другом — помочь итальянским студентам и читателям понять и прочитать этот большой и очень важный роман.