1. В возрасте 85 лет умер Пер Улов Энквист — прославленный шведский писатель, поэт, драматург и сценарист. Он был соавтором сценария «Пелле-завоевателя», получившего в 1988 году «Оскар» как лучший иностранный фильм, и сам как писатель удостоился множества престижных премий. Его издатель Хакон Бравингер дает Энквисту такую оценку: «Мало кто так, как он, вдохновлял других писателей. Он обновил жанр документального романа, вдохнул новую жизнь в шведскую драму, больше полувека трогал сердца читателей». Британский издатель Энквиста Кристофер Маклеос называет его «романистом невероятного уровня и охвата» и «самым добрым, самым очаровательным, самым жадным до жизни и остроумным из людей». При этом, как рассказывает The Guardian, Энквист много лет боролся с депрессией и алкоголизмом; было время, когда он замолчал на 13 лет — и ему пришлось доказывать себе и другим, что он все еще писатель. В России выходило несколько его книг, в том числе самый известный роман — «Визит лейб-медика».
2. Еще одна потеря этой недели: умерла ирландская поэтесса Иван Боланд. Соболезнования в связи с этим выражают Ирландская королевская академия и президент страны Майкл Хиггинс. На Lithub опубликовано два текста в память о поэтессе: воспоминания ее подруги и коллеги по Стэнфордскому университету Габриэль Кальвокоресси («Она любила слухи, как рыба любит воду… <…> Она любила победителей и умела их находить») и неотправленное письмо Эми Робинсон — очень трогательное, полное благодарности и почтения. Стихи Боланд публикуют несколько изданий, в том числе Financial Times; несколько ее стихотворений и биографию можно найти на сайте журнала Poetry.
3. Несколько коронавирусно-карантинных новостей. «Афиша» публикует серию материалов Екатерины Писаревой о том, как живут издатели на карантине: уже вышли истории «Фантом пресс», «НЛО» и Ad Marginem: роль интернет-магазинов, срочно изобретенные идеи выхода к читателям, одновременная локализация и глобализация. В пандан к этому — статья в Wired о том, как коронавирус повлиял на американские независимые книжные. Вы догадываетесь, что повлиял плохо, — но для некоторых, например для онлайн-сервиса Bookshop.org, который раньше и не думал всерьез конкурировать с Amazon, этот кризис открыл новые возможности.
Тем временем «Медуза»*СМИ, признанное в России иностранным агентом и нежелательной организацией публикует обзор (в области поэзии оставляющий желать лучшего) уже появившихся книг о коронавирусе: «Большинство романов — это муки страсти, которые усугубляются невозможностью выйти из дома», а заслуживающий доверия нон-фикшн пока появился только на английском. О текстах из страны, откуда коронавирус распространился, тут не сказано, а между тем самый главный литературный скандал в Китае сейчас связан с «Уханьским дневником» известной писательницы Фан Фан. Западные издатели хвалят книгу за достоверный отчет о жизни уханьцев в карантине, их храбрости и готовности к жертвам. Но сам факт «продажи книги за рубеж», как это часто бывает, возмутил политиков и разного рода общественные организации. Писательница получает угрозы, в отношении нескольких ученых и критиков, которые ее поддержали, начаты расследования. В России об этом мало кто пишет; пересказ сюжета можно найти в фейсбуке Ильи Кукулина, он же показывает свежий пропагандистский плакат, на котором написано «Долой империалистическую продажную шавку Фан Фан» — стилистика живо напоминает советские карикатуры на Солженицына.
4. Ну и еще один коронавирусный текст — «Пьеса для двенадцати голосов (субличностей) в самоизоляции» Романа Осминкина, очень веселая. «Голос Циника: ох уж этот левацкий дискурс, забудьте слово привилегия, привилегирован, хватит этого дискурса вины и долженствования, вгоняющего субъекта в вашу левую меланхолию еще до того, как он успевает встать с кровати».
5. В параллельной вселенной сейчас обсуждают всенародно одобренные поправки к Конституции РФ. Егор Михайлов публикует в «Афише» с Оксаной Васякиной, Евгенией Некрасовой и Мариной Вырской: в рамках образовательного проекта «Современные литературные практики» они выпустили антологию поэзии и прозы «Страсти по Конституции». Это осмысление Конституции как явления, отдельных ее статей — и ее приложения к жизни, известной ее утопичности. «Купила Конституцию и вот когда фактически в первый раз осмысленно ее читала, я стала плакать, потому что очень красиво все написано. Я очень рада была за нас, что мы в такой классной стране живем», — рассказывает Вырская. Евгения Некрасова сравнивает новейшие путинские поправки с текстами Сорокина и с «социальной поэмой»: «Когда в поэме редактируют текст — редактируют нашу жизнь одновременно». Разговор заходит и о фантасмагоричной репрессивности новых поправок, и о до сих пор ощущаемом в тексте 1993 года «наивном, чистом пафосе».
6. Валерий Анашвили объявил о запуске газеты Logos Review of Books — рецензионного приложения к журналу «Логос». О необходимости такого издания говорилось много лет, теперь оно есть, уже сверстан первый номер (мы его видели, производит очень солидное впечатление), с отменой карантина он появится в независимых книжных. Для читателей исключительно интернета на этом хорошие новости заканчиваются: пока что Logos Review of Books будет выходить только на бумаге. Но чем не повод выбраться в офлайн?
7. В «Издательстве Ивана Лимбаха» вышла книга мемуарной прозы композитора Николая Каретникова. «Кольта» публикует предисловие Ольги Седаковой: «Да, эти истории написаны легкой рукой. Почти все они освещены улыбкой и полны комизма. В них не слышны ни обида на эпоху, ни ее обличение, ни, с другой стороны, тяжелый пиетет перед „великими“ современниками (в самом деле великими, без кавычек). Но темы, на которые Н. Каретников пишет свои легкие словесные вариации, — в действительности тяжелые и без преувеличения страшные темы». Это, например, судьба прошедшего Магадан тенора Ивана Кортова — и борьба власти со всем «непонятным» в музыке (например, с диссонансом). «То, что невеждам и тупицам предоставлена неограниченная власть над профессионалами и гениями, — вот это не перестает поражать», — пишет Седакова.
Кроме того, книга Каретникова — свидетельство о приходе к вере в советское время. «Мир тихой и кроткой силы, какой-то необъяснимой милости и тонкой душевной науки. Этим миром были наполнены редкие тогда действующие храмы, в которых на службах стояли главным образом простые старушки. Там душа могла дышать своим, другим воздухом. Митрополит Антоний Сурожский, которого мы тогда читали в самиздатских списках, любил повторять, что в Бога нельзя поверить, пока не увидишь Его в глазах другого человека. Это случилось с Николаем Каретниковым».
8. На «Арзамасе» — замечательный курс Валерия Дымшица «Идиш: история и литература». Дымшиц рассказывает о появлении идиша и о главных именах идишской литературы XIX, XX и XXI века («Если XIX век был для литературы на идише веком прозы, XX стал веком поэзии»). Классическая идишская проза тесно связана с историей Российской империи и русской литературы: Шолом-Алейхема Дымшиц называет продолжателем гоголевской традиции, а романы Менделе Мойхер-Сфорима — картинами параллельной российской истории, российского еврейства, которое русская классика XIX века почти не замечала. К курсу прилагается список «10 книг на идише, которые надо прочитать всем»; одну книгу — собственно, Мойхер-Сфорима, — я немедленно заказал, собираюсь заказать еще.
9. Во Франции впервые выйдет роман Симоны де Бовуар «Неразлучные»: он был написан в 1954 году и посвящен дружбе с одноклассницей, умершей в 21 год от энцефалита. «Долгие годы книгу считали „слишком личной“ для публикации», — пишет «Нож»; The Times, впрочем, уточняет, что роман забраковал завистливый Сартр, сочтя его неинтересным. «Прав ли был Сартр, теперь решат читатели»: книга будет напечатана в следующем году, права на перевод уже куплены в десятке стран.
10. Критики в основном хвалят новый сборник рассказов Стивена Кинга «Если идет кровь». «Он часто называл свою прозу литературным эквивалентом биг-мака и картошки фри; может быть, это и так, но больше она напоминает скульптуру, сработанную не скарпелем, а топором» (Майкл Роу, The Boston Globe). Сам Кинг тем временем дал большое интервью The New York Times Magazine. Сначала интервьюер Дэвид Марчиз предлагает писателю сыграть в семейную игру Кингов: один игрок придумывает исходную ситуацию, в которую попадает герой, а другой должен моментально сочинить полное саспенса окончание истории. На ходу изобретенный сюжет, конечно, связан с нынешней пандемией — речь идет о человеке, который патологически боится выйти из дома и иметь дело с доставкой, а есть ему уже нечего. «Он оглядывается по сторонам и подзывает собаку: „Поди-ка сюда, дружок!“» Пандемия Кинга очень занимает: «Поразительно, как быстро все меняется. Неужели всего месяц назад люди ходили в магазины?»
Разговор заходит и о скандале с писательницей Джанин Камминс («Американская грязь»), которой Кинг выразил поддержку: «Говорят, что она совершила культурную апроприацию. В мое время это называлось воображением». Также в интервью: соображения Кинга о предполагаемом демократическом кандидате в президенты Джо Байдене, твиттере («Очень весело. Самый длинный в мире забор, на котором соседи пишут друг про друга всякое»), подростковой сексуальной инициации в романе «Оно» и Джонатане Франзене.
11. В журнале Prospect — эссе Гарри Харриса о словарях рифм. Харрис коротко характеризует современное недоверие к рифме (этакий костыль, который не позволяет достичь подлинной высоты или глубины): существование словарей рифм как будто дает для такого снобизма основание. Между тем их составляют не первое тысячелетие: первым считается китайский словарь «Це юнь» Лу Фаяня, вышедший в 601 году; через без малого тысячу лет (в 1570-м) его аналог наконец появился в Европе — назывался он Manipulus Vocabulorum, его составил школьный учитель Питер Левинс. Теоретически такая книжица могла попасть в руки Шекспиру. В XIX веке словари рифм выходили едва ли не каждое десятилетие, и поэтам это не нравилось. Элизабет Баррет Браунинг писала Томасу Вествуду: «Вы, как и я, знаете, что сейчас нам ниспослано нашествие рифмачей и дурных рифм. Не далее как три недели назад в брайтонском „Литературном институте“ я слышала некоего преподобного Стоддарта, который проповедовал слушателям „поэзию для миллионов“; он уверял их, что поэты „окружают свое искусство тайной“, а на самом деле, чтобы стать поэтом, не нужно ничего, кроме учебника английской грамматики да словаря рифм, да умения считать слоги, загибая пальцы».
Сегодня есть и другое отношение к этим пособиям — что забавно, у рэперов. Популярный британский баттл-артист Адам Вулард, он же Шаффл-Ти, недавно выпустил свой словарь «в помощь поэтам и рэперам». «Почему бы и нет?» — спрашивает Харрис. Рифма — древнейший инструмент, мозг откликается на нее эффективно, она придает творчеству чувство игры. «Словари рифм поощряют это игровое настроение. Сочинительство перестает быть рутиной. Может быть, есть писатели, поэты и рэперы, которые считают, что письмо — это тяжкий труд. Могу спорить, читать их стихи не очень интересно. И уж наверняка они нерифмованные».