У Юрия Визбора было множество разносторонних талантов — он был не только известным всей стране бардом, исполнителем роли рейхсляйтера Бормана из телесериала о Штирлице и профессиональным журналистом, но еще и писателем, создавшим несколько сборников интересной прозы. По случаю 90-летия со дня рождения Юрия Иосифовича предлагаем почитать посвященный ему материал Алексея Деревянкина.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Он говорил о себе так:

«Я рыбачил, стоял с перфоратором смену, менял штуцера на нефтедобыче, подучивался навигаторскому делу, водил самолет, участвовал во взрывных работах, снимал на зимовках показания приборов, был киноактером, фотографии выставлял в Доме журналистов, прыгал с парашютом, стоял на границе в наряде, служил радистом и заработал I класс, ремонтировал моторы, водил яхту, выступал с концертами, чинил радиоаппаратуру, тренировал горнолыжников, был учителем в школе, работал на лесоповале, водил в горах и на севере альпинистские и туристские группы, строил дома, занимался подводным плаваньем. Вот, пожалуй, и все. Нет, не все. Я еще журналист. Все это я делал во имя своей основной и единственной профессии. Во имя и для нее. И еще я сочинял песни, рассказы, пьесы, стихи».

Конечно, не на все хватало времени. И наверняка Визбор жалел, что жизнь коротка и сколько еще есть интересных профессий и занятий, которые так и не доведется попробовать. Не зря же в песне, которая (по первой строке) так и называлась — «Я бы новую жизнь своровал бы как вор» — он мечтал:

Ну, а будь у меня двадцать жизней подряд,
Я бы стал бы врачом районной больницы.
И не ждал ничего, и лечил бы ребят,
И крестьян бы учил, как им не простудиться.

Под моею рукой чьи-то жизни лежат,
Я им новая мать, я их снова рожаю.
И в затылок мне дышит старик Гиппократ,
И меня в отпуска все село провожает.

Но и за одну не очень долгую жизнь он успел сделать невероятно много. А начиналось все обыкновенно: едва ли кто-то смог бы разглядеть в пареньке из послевоенного сретенского двора будущего знаменитого барда, журналиста и актера. Любимым занятием Юры был волейбол, в который он играл очень хорошо (даже выступал за детскую команду «Динамо»). Незадолго до ухода из жизни он напишет о своих товарищах по игре песню «Волейбол на Сретенке», замечательно воссоздающую атмосферу послевоенного московского двора:

А помнишь, друг, команду с нашего двора,
Послевоенный — над веревкой — волейбол,
Пока для секции нам сетку не украл
Четвертый номер — Коля Зять, известный вор.

В 1951 году Визбор поступил в МГПИ имени Ленина. Почти одновременно с ним, плюс-минус несколько лет, на литфаке Педагогического учились будущие барды Борис Вахнюк, Юлий Ким и Ада Якушева (когда Визбор отслужит в армии, она станет его женой), поэт Юрий Ряшенцев, писатель Юрий Коваль, режиссер Петр Фоменко — и это только самые известные фамилии. Благодаря такой концентрации талантливой молодежи на литфаке было весело: капустники, песенные вечера, шутки, розыгрыши... Именно МГПИ и МГУ стали в 1950-е наиболее заметными центрами зарождения авторской песни: не зря в студенческой среде, расшифровывая аббревиатуру МГПИ, третье слово заменяли на «поющий». Визбор был в этом начинании на первых ролях и уже на младших курсах стал сочинять песни — до поры до времени предназначавшиеся лишь для друзей и институтской самодеятельности; впрочем, примерно так тогда начинали все барды.

Любили в Педагогическом и спорт. Визбор вспоминал, что выступал за факультет на соревнованиях по футболу, легкой атлетике, самбо, конькам, лыжам — а всего по одиннадцати видам. И было у студентов еще одно увлечение, тогда только набиравшее силу: туристические походы. Пешие («день встает лучистый, снова в путь, туристы!»), лыжные («и хоть мы не туризма доценты и на лыжах несмело идем»), горные («снова в горы и по тропам с рюкзаками за спиной»), водные («лучше нет для нас подарка, чем зеленая байдарка»)... До конца жизни Визбора туризм оставался одним из любимых его занятий. Кстати, подавляющее большинство первых, студенческих, песен он написал именно по мотивам путешествий. Их названия говорят сами за себя: «Над рекой рассвет встает», «Бивуак», «Теберда», «Карельский вальс»... Особняком стоит написанный на втором курсе «Мадагаскар», сочиненный под влиянием Киплинга: в Африке — в отличие от Кавказа и Карелии — Визбор, разумеется, не бывал, о чем честно признавался в тексте:

Осторожней, друг, —
Ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар.

Но поется в «Мадагаскаре» все о том же — о романтике дальних странствий, об опасности неизведанных мест.

Окончив институт, Визбор по распределению попал в школу поселка Кизема, что на юге Архангельской области. Учителей в этих краях не хватало, и Визбора, кроме «его» предметов — русского и литературы, — подрядили преподавать еще и историю, географию и физкультуру. Но педагогическая карьера Юрия Иосифовича не продлилась и двух месяцев — уже в октябре его призвали в армию. Служил он тоже на севере, в Кандалакше. К периоду армейской службы Визбора относятся первые публикации его стихов — в газете Северного военного округа «Патриот Родины» (забавно, что за 10 лет до того так же начинал другой известный бард, с которым Визбор позже приятельствовал: первые стихи Булата Окуджавы были напечатаны в газете «Боец РККА» Тбилисского военного округа).

После демобилизации Визбор в Кизему уже не вернулся. Однако в поселке бережно хранят память о его недолгом пребывании: там ежегодно проводится посвященный ему фестиваль авторской песни «Киземские струны», а в конце июня на здании школы, где работал Юрий Иосифович, будет открыта мемориальная доска.

Еще студентом Визбор начинает писать и прозу. Сюжеты его произведений, как и большинства ранних песен, были навеяны увиденным в путешествиях. В 1954-м, после поездки в Удмуртию, он пишет рассказы «Москвичка» и «Подарок» и начинает повесть «Удмуртия»: она не будет окончена, а вот рассказы Визбор опубликовал. Армейские будни стали источником вдохновения для повести «На срок службы не влияет», получившей положительную рецензию Константина Симонова: Визбор предлагал ее в журнал «Юность» в 1963-м, но получил отказ — даже по тем относительно либеральным временам произведение оказалось слишком смелым. А жаль, оно прекрасно. Чудесный стиль, полное отсутствие какой-либо шаблонности, тонкий юмор, пронизывающий чуть ли не каждую строчку... Понимаю, что мое мнение может показаться неубедительным, поэтому призову в союзники критика Льва Аннинского:

«Песни, которые, казалось бы, помогли Визбору войти в центр внимания слушающей (и читающей) публики, на самом деле ему как прозаику даже помешали. Амплуа барда сразу и прочно пристало к нему, и поэтому все другие стороны его таланта (а был он одарен щедро и раскидисто — как актер, живописец, журналист), его повести и рассказы на этом фоне воспринимались как излишки роскоши или, хуже того, как любительские дополнения к основному делу.

А между тем по крутой экзотичности материала, по плотности ткани, наконец, по манере письма, ориентированной на такие авторитеты 50–60-х годов, как Ремарк и Хемингуэй, Визбор-прозаик мог бы вписаться в контуры тогдашней „молодой литературы“. Если бы вошел в ее круг».

Юрий Визбор
 

После демобилизации Визбор устраивается на работу корреспондентом Главной редакции радиовещания для молодежи. Профессия журналиста с частыми командировками (сам он вспоминал — вероятно, все же преувеличивая: «я имел восемьдесят поездок в год») ему нравилась: он любил путешествовать, встречаться с интересными людьми — и неизменно находил в своих поездках новый материал не только для репортажей, но и для песенного и прозаического творчества. Куда Визбор только не ездил: на целину, на нефтяные промыслы, на строительство горно-обогатительного комбината. Кавказ, Средняя Азия, Сибирь и Дальний Восток, Север... Пожалуй, песенку «Веселый репортер» он написал о самом себе:

Рассказать вам про жизнь репортера —
Это будет долгий разговор.
Под сырой землей, на гребнях диких гор
Он бывал — веселый репортер.

В журналистике он оставался до конца своей жизни. В 1964 году Визбор перешел на работу в редакцию только что созданного журнала «Кругозор». Издание было уникальным: в каждый экземпляр журнала вплетались виниловые грампластинки необычного голубого цвета, на которых записывались репортажи, песни и стихи, дополнявшие текстовую часть журнала. Визбор подготовил немало материалов для «Кругозора»; нередко сюжеты дополнялись его собственными песнями. Например, в первом же номере «Кругозора» прозвучала песня «На плато Расвумчорр», прилагавшаяся к рассказу о строительстве нового рудника на горно-обогатительном комбинате «Апатит». Кстати, Визбор сочинил ее по горячим следам, в поезде Мурманск — Москва, мчавшем его домой из той командировки. Он вообще многие вещи написал в дороге — что и неудивительно, учитывая сумасшедшую плотность его графика.

Юрий Иосифович тщательно относился к своей работе: он не ограничивался расспросами и старался максимально погружаться в атмосферу того дела, о котором собирался рассказывать. «Я не могу писать, и не писал никогда, и не буду писать о том, чего я не знаю, и о том, чего я не видел, и о том, во что я не верю», — пояснял он. Отправившись к бакинским нефтяникам, он вместе с ними ремонтировал разрушенную штормом эстакаду, а в 1965 году, готовя очередной репортаж для «Кругозора», три недели провел вместе с рыбаками на траулере «Кострома». Песен же он написал тогда столько, что не все уместились на пластинку. Самой известной из них стала «Три минуты тишины»:

По судну «Кострома» стучит вода,
В сетях антенн качается звезда...

Темы, занимавшие Визбора в его песенном творчестве, вырисовываются довольно четко. Визбору были интересны трудные мужские профессии, связанные с тяжелой физической работой или противостоянием стихии: герои его песен — летчики, альпинисты, моряки, космонавты... Нередко он выбирал для своих песен подчеркнуто маршевые ритмы; впрочем, Юрий Иосифович нисколько не уподоблялся солдафону из известного фильма, полагавшему, что самая трогательная музыка — это военные марши. Немалое место в творчестве Визбора занимают и лирические песни, воспевающие красоту природы и любовь: пожалуй, самая известная среди них — «Милая моя», ставшая неофициальным гимном Грушинского фестиваля:

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены.
Тих и печален ручей у янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись угли костра.
Вот и окончилось все — расставаться пора.

Грустные, ностальгические мотивы вообще были очень свойственны творчеству Визбора. Вот хотя бы «Сретенский двор»:

Здравствуй, здравствуй, мой сретенский двор!
Вспоминаю сквозь памяти дюны:
Вот стоит, подпирая забор,
На войну опоздавшая юность.

Вот тельняшка — от стирки бела,
Вот сапог — он гармонью надраен.
Вот такая в те годы была
Униформа московских окраин.

О пристрастии Визбора к походам я уже написал. Но отдельной строкой следует упомянуть его любовь к горам, куда Юрий Иосифович старался выбираться каждый год: Кавказ, Памир, Хибины... Конечно, это не могло не отразиться в творчестве: «горных» песен Визбором написано немало. Чего стоит хотя бы такое признание в любви:

Я сердце оставил в Фанских горах,
Теперь бессердечный хожу по равнинам,
И в тихих беседах и в шумных пирах
Я молча мечтаю о синих вершинах.

В начале 1960-х Визбор на всю жизнь «заразился» еще одним увлечением: он встал на горные лыжи. По воспоминаниям, катался он неплохо и красиво; впрочем, альпинист Владимир Кавуненко, близкий друг Визбора, говорил, что тому все легко давалось: «Я пытался вспомнить, что он не мог делать, и я такого дела не помню. У него абсолютно все получалось, и получалось сразу, даже если прежде он этого не умел». Я бы и не стал отдельно упоминать про лыжи, если бы не то место, какое они занимали в жизни (и, соответственно, творчестве) Визбора — что отразилось, например, в этих строках из песни «Леди»:

И надеясь на старого друга и горные лыжи,
Я пока пребываю на этой пустынной земле.

Можно вспомнить и песню «Горнолыжник», в которой Визбор проводит параллель между спуском на лыжах с горного склона и человеческой жизнью. Сравнение, быть может, не самое оригинальное, но у Визбора получилось небанально:

Зачем ты эту взял орбиту?
К чему отчаянный твой бег?
Ты сам себя ведешь на битву,
И оттого ты — человек.

Несчастий белые кинжалы,
Как плащ, трепещут за спиной...
Ведь жизнь — такой же спуск, пожалуй,
И к сожаленью, скоростной.

Визбор был общительным человеком. Он легко сходился с людьми, умел дружить и ценил настоящую дружбу. Пожалуй, точнее всего он выразил свое кредо в полушуточном посвящении Вениамину Смехову:

А от дружбы что же нам нужно?
Чтобы сердце от нее пело,
Чтоб была она мужской дружбой,
А не просто городским делом.

Вообще же у Визбора немало песен посвящено товарищам: не дружбе как абстрактному чувству, а именно конкретным людям, отношениями с которыми он дорожил. Есть песня, адресованная космонавтам Рюмину и Попову, есть удивительно теплое посвящение погибшему другу-летчику «Серега Санин». Да и герои песни «„Спартак“ на Памире» Аркаша, Алеша, Юраша и Климаша — это четыре вполне конкретных альпиниста, с которыми Визбор ходил в горы. Кстати, о космонавтах: возможно, именно знакомство с ними привело к появлению в начале 1980-х нескольких интересных стихов и песен, посвященных космосу.

Наверно, мы увидимся не скоро,
Поскольку улетаем далеко.
Наш порт — обыкновеннейшее поле
С сухой травой и с норами сурков.

В том поле, приготовленные к стартам,
Стоят без труб и весел корабли —
Ведь притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.

Юрий Визбор
 

В песнях Визбора было очень много доброго юмора и иронии, обычно не переходивших грань, за которой их можно было бы назвать сатирой. Впрочем, сатирические сочинения у него тоже были. Как не вспомнить «Технолога Петухова»:

Сижу я как-то, братцы, с африканцем,
А он, представьте, мне и говорит:
В России, дескать, холодно купаться,
Поэтому здесь неприглядный вид.

Зато, говорю, мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
А также в области балета
Мы впереди, говорю, планеты всей,
Мы впереди планеты всей!

История, конечно, выдуманная, что для Визбора не очень типично: большинство его песен основывалось на реальном материале. Если не на том, что он видел собственными глазами, так на рассказах друзей или случайно услышанном где-то разговоре...

Визбор не воевал: когда окончилась Великая Отечественная, ему было неполных 11 лет. Но он глубоко прочувствовал трагедию войны. Он вспоминал:

«Война убила не только тех, кто пал на поле боя. Она была суровым рассветом нашего послевоенного поколения. Оставила нам в наследство раннее возмужание, жидкие школьные винегреты, безотцовщину, ордера на сандалии, драки в школьных дворах за штабелями дров.

Война была моим врагом — личным врагом.»

Военные песни получались у Визбора пронзительными. Процитирую последнюю строфу «Цены жизни»:

Четырнадцать атак лавой тугою
Бились об этот малый десант.
Спасибо вам за все, товарищ Григорьев,
Командир десанта, старший лейтенант.
Вот берег и река, грохотом полны,
И мост под танками тихо дрожит.
Товарищ генерал, приказ ваш исполнен,
Да некому об этом вам доложить.

С начала 1960-х Визбор выступал с концертами в молодежных кафе, а в 1970-е, как и многие другие барды, — уже и на «большой сцене», в домах культуры. В середине 1960-х Визбор осваивает еще одну интересную профессию: он начинает сниматься в кино. Первой его картиной стал «Июльский дождь» — где он, кстати, исполняет три песни: одну свою, другую Окуджавы, третью Евгения Клячкина. Приглашение стало неожиданным: на тот момент Визбор никакого отношения к актерской профессии не имел. В эссе о своей кинокарьере он со свойственным ему юмором вспоминал:

«Единственная роль, которую я сыграл во время службы в армии, была роль шпиона в пьесе, вычитанной, по-моему, из брошюры „Лопата — друг солдата“. В конце таких брошюр очень любили печатать короткие, назидательные, с несложным сюжетом сочинения.

На сцене в помещении хозяйственной роты, откуда по случаю праздника были вынесены двухъярусные койки, стоял забор из штакетника, олицетворявший государственную границу. Я как шпион был одет во все штатское, в темных очках, что само по себе уже является непременным признаком шпионства. Я должен был этот забор перелезть. Как говорили (сам я себя со стороны не видел), с ролью справился. Это было моей единственной связью с большим искусством актерства, не считая другой — когда я сидел однажды в бане недалеко от артиста Рыбникова. Все. Больше никаких связей с большим киноискусством не имел».

Всего Юрий Иосифович снялся почти в двух десятках картин; самая известная его роль — это рейхсляйтер Борман из телесериала «Семнадцать мгновений весны». Сниматься Визбору нравилось, хотя он — и это с его-то энергией и физической формой! — находил актерский труд «очень черным, очень черствым, очень боевым и чрезвычайно тяжелым в смысле физического труда». Несмотря на отсутствие актерского образования, роли, сыгранные Юрием Иосифовичем, в силу присущего ему природного артистизма обычно получались яркими и убедительными (Булат Окуджава, сам немало поработавший для кино и понимавший, о чем говорит, называл их «первоклассными»). Наверное, была в том заслуга и режиссеров, помогавших актеру наилучшим образом раскрыть свои способности: Визбор снимался у Хуциева, Столпера, Калатозова, Асановой, Андрея Смирнова, Панфилова, Шепитько, Лиозновой...

Известность, пришедшая к Визбору после съемок в популярных картинах, оборачивалась иногда довольно неожиданной выгодой. Как-то ему нужно было срочно лететь в Москву то ли из Ставрополя, то ли из Душанбе (рассказчики расходятся в деталях). Билетов не было. Визбор протиснулся к кассе сквозь толпу, заглянул в окошко:

— Вы меня узнаете? Я Борман.

Для Бормана билет нашелся.

Юрий Иосифович много работал и в документальном кино: в 1970 году он перешел из «Кругозора» в творческое объединение «Экран», где писал сценарии и сам снимал фильмы, брал интервью, читал дикторский текст, а иногда и исполнял свои песни. Упомяну и о работе Визбора для театра. Заметным событием стала состоявшаяся в 1974 году в театре «Ленком» премьера спектакля «Автоград — XXI», поставленного только что возглавившим театр Марком Захаровым. Визбор написал эту пьесу по материалам командировок на строительство Камского автомобильного завода. Вскоре Захаров и Визбор подготовили спектакль «В списках не значился» по повести Бориса Васильева: в главной роли дебютировал недавний выпускник ГИТИСа Александр Абдулов.

Продолжал Визбор писать и прозу. После поездки на комбинат «Апатит» он сочинил рассказ «Ночь на плато», после съемок картины «Красная палатка» — повесть «Арктика, дом два». В начале 1980-х появляются две повести на «горную» тему: «Альтернатива вершины Ключ» и «Завтрак с видом на Эльбрус»; вторая уже в 1990-е годы была экранизирована.

Сочинения Визбора в большинстве своем были опубликованы уже после его смерти, в годы перестройки. Единственная его прижизненная книга — сборник прозы «Ноль эмоций», изданный в Мурманске в 1966 году. Впрочем, было еще одно любопытное издание. В 1979 году друзья из Московского клуба самодеятельной песни преподнесли Визбору в подарок самиздатовский сборник его песен, отпечатанный на пишущей машинке и размноженный на ксероксе. Первый же настоящий сборник вышел уже после смерти барда, в 1986 году. За несколько лет до того Визбор написал в песне «Письмо», посвященной памяти Высоцкого:

Теперь никто не хочет хотя бы умереть
Лишь для того, чтоб вышел первый сборник.

Быть может, сочиняя эти строки, Визбор уже чувствовал: прижизненного издания стихов ему, как и Высоцкому, не дождаться... С начала 1980-х у Юрия Иосифовича стало ухудшаться здоровье. Он несколько раз травмировался на горнолыжных склонах, а в августе 1982-го перенес инфаркт. Полтора года спустя его медицинская карта пополнилась совсем страшным диагнозом — рак печени. Пятидесятилетие Визбор встречал уже тяжело больным.

Юрий Визбор умер 17 сентября 1984 года. Много теплых слов говорилось о нем при жизни, много было сказано и после смерти. На открытии надгробного памятника институтский товарищ барда Семен Богуславский отметил:

«Он очень похож на себя всюду — и когда он актер, и когда режиссер, и когда он сочиняет и поет свои песни. Он — стопроцентный мужчина и стопроцентный человек».

Даже не знаю, что к этому добавить.

Моя надежда на того,
Кто, не присвоив ничего,
Свое святое естество
Сберег в дворцах или в бараках,
Кто посреди обычных дел
За словом следовать посмел,
Что начиналось с буквы «Л»,
Заканчиваясь мягким знаком.