Карин Бойе. Каллокаин. Пер. с швед. И. Дмоховской. М.: Рипол-Классик, 2017 (пер. изд.: Библиотека современной фантастики. Т. 20. М.: Молодая гвардия, 1971).
«Каллокаин» — антиутопия, написанная и впервые изданная в 1940 году, незадолго до самоубийства автора. На русский язык книга была переведена и опубликована в СССР в 1971 году. Это странно. Странно, ибо книга представляет собой не только произведение в жанре научной фантастики, но и антиутопию — критику тоталитарного государства. Как если бы в той же стране опубликовали «1984» Оруэлла. Такие книги были запрещены, и даже их хранение могло обернуться неприятностями для владельца.
Антитоталитарный или антифашистский?
Но роману Карин Бойе повезло — переводчики использовали уловку. Они перевели название государства будущего, в котором происходят события книги, как «Всемирная империя» или просто «Империя», что вызывает прямые ассоциации с Третьим рейхом. Таким образом, книга продавалась в Советском Союзе не как антитоталитарная, а как антифашистская.
Однако в оригинале все немного иначе. На шведском языке государство будущего у Карин Бойе называется Världsstaten — Всемирное (Мировое) государство, но никак не Imperium. Конечно, общество, описанное в Каллокаине, местами напоминает нацистскую Германию, прежде всего навязчивыми рассуждениями о расовом или биологическом превосходстве их «человеческого материала» и о том, что «жители соседней страны — вряд ли люди».
Но, с другой стороны, оно очень похоже на Советский Союз, каким его, вероятно, видела писательница: жесткая иерархия чиновников, управляющая обществом, основана на экономическом равенстве — все сидят в одинаковых кабинетах и едят скудную пищу, государство руководит всем производством и распределением продукции. Если в экономике рейха наряду с госсектором имелся и сильный частный сектор, то экономика СССР, как и во Всемирном государстве, полностью или почти полностью контролировалась государством: чиновничий аппарат коллективно владел фабриками-заводами-газетами-пароходами, присваивая продукт труда, произведенный всеми, и распределяя его по своему усмотрению.
Писательница во многом верно описывает Советский Союз, но не знает, что в реальности верхушка бюрократии строила для своего удовольствия спецраспределители материальных благ и наслаждалась жизнью: экономического равенства не было. В «Каллокаине» чиновники получают удовольствие лишь от своего господства и от рабского преклонения тех, кем они управляют.
Конечно, между СССР и странами фашизма имелась масса различий. Но антиутопия Карин Бойе несет черты обеих систем — писательница негативно относилась к обоим государствам. Бойе жила в Германии, приходилось ей бывать и в СССР, которому она вначале симпатизировала, но затем разочаровалась.
Наркотик правды
Сюжет книги довольно прост. Главный герой — Лео Калль, живущий в Четвертом городе химиков, талантливый ученый, истинный патриот Всеобщего государства — совершает открытие: создает мощный наркотик правды, каллокаин. Препарат (он назван в честь создателя) неотвратимо побуждает человека к самой последовательной откровенности.
Первые же опыты дают ужасающий, с точки зрения Лео, результат. Самые бесстрашные герои государства — пятеро заказанных им для опытов сотрудников Службы жертв-добровольцев — все поголовно оказываются трусами. Некоторые пошли туда ради служения общему делу, но с годами первоначальный импульс почти исчез, и теперь жизнь так мучительна, что они мечтают о смерти. Другие лишены даже изначального «благородного порыва» — возможно, их привлек увеличенный паек. Есть и психически больные люди, например, старик, который мечтает «об убийстве, связанном с половыми извращениями».
Хотя главный герой в ужасе от своего изобретения, он продолжает мечтать о карьере, власти и славе. Кроме того, он ненавидит своего начальника, которого подозревает в связи со своей женой и которого хочет сместить или даже уничтожить, заняв его место. Лео Калль близок к успеху — открытием заинтересовался заместитель руководителя полиции, еще более амбициозный и честолюбивый чиновник Каррек.
Эти двое рассчитывают буквально перевернуть Всеобщее государство. Можно ведь наказывать не только за преступные действия, но и за преступные мысли. Если подобные мысли есть у каждого второго, то «почему бы не отправить всех их в трудовые лагеря, что к тому же позволит сэкономить фонд заработной платы?» Но самое главное не это. Когда применение каллокаина станет массовым, тотальным государством, будет взят последний бастион — личная жизнь и мысли всякого человека.
В чем правда?
Сердцевина человеческого существа — искренность, правда. Она может выражать себя и как честный поиск научной объективной истины, и как глубокое чувство, направленное к другому, и как взаимное доверие. Правда-истина может быть разрушительной, и все же в ней всегда есть нечто такое, что покоится на своем собственном нерушимом основании.
В чем правда-истина (используем термин великого русского социолога Николая Михайловского) тоталитарного Всеобщего государства? Можно ли так ставить вопрос? «Да, можно», — говорит Бойе своей книгой.
Некогда такое государство появилось на свет как попытка преодолеть зверский индивидуализм, конкуренцию, имущественное неравенство, безработицу, мучительное беспокойство разобщенных людей. Многие буквально пожирали друг друга в мире капиталистической конкуренции. Но в конце концов предпочли тоталитаризм. Здесь государство заботится о каждом, предоставляя ему образование, постоянную работу, паек (пусть и скудный), жилье и даже мужа или жену. Теперь все — соратники, организованные центральной властью в одно целое. Все строят вместе единую могущественную страну, армию, промышленность, науку, что в конечном счете принесет пользу всем. Не здесь ли вновь обретенное единство?
Да, в обмен государство требует предоставить ему безграничное право распоряжаться жизнями индивидов. Личной свободы или независимости ассоциаций больше нет. Но так ли это плохо? Рыночное общество оказалось невыносимо. Чиновники Всеобщего государства не без оснований считают предшествовавшую индивидуалистическую культуру варварской.
Об этом с удовольствием рассуждает Лео Калль. Вот только его собственное существование раздвоено, пронизано страхом, ненавистью, подозрениями и пониманием, что все усилия лишены смысла, если он утратит то единственное, что для него по-настоящему ценно, — любовь.
Тотальное одиночество
Карин Бойе увидела главный парадокс тоталитаризма. Единство, которое он призван обеспечить, обернулось самым страшным за всю историю разобщением, атомизацией общества. Беспокойство и страх не исчезли, а усилились.
Тоталитарный строй тоже невыносим. Единство подрывается и разрушается властолюбием чиновников и взаимной подозрительностью. Чтобы контролировать повседневную жизнь граждан и планировать ее, государство должно стать идеальным механизмом, выметающим весь сор. В таких условиях доносы становятся для обычных людей единственным способом уцелеть, спастись за счет ближнего.
В человеке слишком много такого, что все еще мешает централизации. Личные чувства к другим — к возлюбленной, детям, друзьям. Все это нужно уничтожить, ибо оно мешает вращению шестеренок отлаженной государственной машины. Поэтому государство поощряет доносы. Собственная жена может на вас донести, если ваши мысли показались ей не вполне лояльными. Гребенка террора время от времени прочесывает общество.
В атмосфере всеобщей подозрительности и непрерывного принуждения жить невозможно. Вот почему герои книги постоянно мечтают о смерти — своей или другого. Лео Калль, которому по воле государства предстоит в будущем оставить жену Линду — женщину, которую он любит, чтобы жениться на другой и наплодить побольше детей (будущих солдат), — втайне мечтает о ее смерти, которая избавит его (как он полагает) от сожалений. Линда иногда думает о том, чтобы убить мужа, хотя совершенно не способна на это. Она привязана к детям, не хочет их отправки в другой город (но таковы порядки, отправить все же придется), а в Лео видит опасного фанатика Всеобщего государства, способного на все, включая донос ради карьеры и служения.
В этом месте книга могла превратиться в памфлет, но не стала им. У Карин Бойе действуют не манекены, а живые человеческие существа. Не все оказались стукачами. Горе матери из-за того, что ее сына вот-вот отправят в другой регион, и она не в силах скрыть чувства, причем многие, включая даже самого Лео, ей симпатизируют. Часть людей отказывается доносить на близких, заподозренных в шпионаже или других проступках.
Современный исследователь Северной Кореи Андрей Ланьков отмечал, что северокорейское тоталитарное общество намного более индивидуалистическое, атомизированное, чем южное. Казалось бы, должно быть наоборот, ведь на севере торжествует коллективистская идея, государственный социализм чучхе, а на юге — торжество циничного капитализма. Но нет: северяне больше разобщены страхом и террором, чем южане конкуренцией на рынке труда.
Конкуренция, причем весьма жесткая, существует и в тоталитарном обществе: Лео Калль мечтает о карьере и вытеснении конкурентов. Только тут борьба за положение на службе дополняется набором террористических инструментов из чемоданчика Джека-потрошителя. Можно уничтожить своего противника физически, просто написав на него донос.
Легенда о Риоре
Ханна Арендт писала, что в тоталитарном обществе в условиях террора государства разрушаются все общественные связи, кроме выстроенных бюрократическим аппаратом. Все, что остается людям, — защита своего индивидуального пространства от внешнего («делайте, что хотите, но не трогайте вот этот томик в синей обложке на моем столе»). Арендт считает, что борьба за индивидуальность неизбежно будет проиграна личностью, — где ей тягаться с мощью государственной машины.
Тоталитарному государству мало простого подчинения. Система добивается эффективности путем реорганизации служения. Она должна целиком наполнить вас своими идеями, ценностями и устремлениями. В конце концов человеческое ликвидируется. Каллокаин — идеальное средство для этого.
Есть ли противоядие? Ханна Арендт находила его в действиях Кронштадтского ВРК (Военно-революционного комитета) во время восстания 1921 года и в Рабочих Советах Большого Будапешта во время восстания в Венгрии в 1956-м. Прямая демократия работников восстанавливает горизонтальные связи, устанавливая власть народных собраний, самоуправление. Не капитализм, а союз трудовых самоуправлений и полностью подотчетных им выборных Советов (любого делегата можно отозвать или заменить в любой момент), полагала она, есть новое братство — лекарство против всеобщего страха.
Рой Фриберг, цветная литография, «Каллокаин, резиденция власти»
Однако герои романа Бойе уже не способны на такое. Слишком много времени прошло. Слишком сильно укрепилось государство, слишком слаба их способность доверять друг другу. Слишком поздно.
Впрочем, есть в этом ужасе-ужасе светлое пятно. Во Всеобщем государстве распространяется странное учение. Его последователи почитают человека по имени Риор. Рассказывают, что Риор путешествовал из города в город с рюкзаком за плечами и никого не боялся. Он оставлял двери дома открытыми для всех, кто хотел войти. Его зарезал какой-то разбойник. В память о Риоре члены тайного общества совершают обряд. Дают одному из последователей нож и сами ложатся спать рядом с ним — символ восстановленного доверия. Они поют песни, пришедшие из прошлого, рассказывают друг другу легенды о забытых селениях, где нет власти государства и где существует братство людей, — очень похоже на забытые русские легенды о Беловодье.
Можно ли таким способом восстановить ткань социальных отношений, вернуть взаимное доверие? Можно ли вообще отыскать в глубинах человека «зеленый океан, который смоет всю мертвечину», океан, о котором говорит один из героев книги? Карин Бойе, в отличие от автора «1984», оставляет больному человечеству надежду. Делая это, писательница использует особый поэтический и мистический язык.
Ее образы взяты у близкого ей христианского мыслителя, великого средневекового мистика Мейстера Экхарта: «Я уже сказал: в душе есть сила, которая не касается плоти и времени; она истекает из духа, в духе пребывает и вся — дух. В ней зеленеет и цветет Бог в полной славе и радости, которую вкушает Сам в Себе. Там радость так сердечна, радость так велика, что она не может быть постигнута умом, не может быть выражена словами... Для того, кто хоть на мгновение заглянул в эту глубину, тысяча фунтов червонного золота не больше поддельного гроша. Из этой сокровеннейшей глубины должен ты творить все, что творишь без всякого „зачем”... Если бы самый последний ангел отразился или родился в душе, то в сравнении с этим весь мир показался бы ничем; ибо от единственной искорки ангела зеленеет, цветет и светится все, что есть на земле...»
Как видно, Бойе в данном вопросе не столь пессимистична, как Арендт и Оруэлл. Как бы ни был отвратителен Лео Калль, он не статичен, он меняется. Может быть, в нем постепенно просыпается человеческое. Внутри бронированного чудовища Всемирного государства зарождается новая жизнь.
Тотальная война тотальных государств
Как говорилось выше, на шведском языке государство будущего у Карин Бойе называется Världsstaten — Всемирное (Мировое) государство. Но у него есть конкурент. Это Universalstaten (Объединенное, или Универсальное государство). Из одних названий видно, что между странами нет и не может быть мира, ибо каждая претендует на контроль над всей планетой.
На протяжении всей книги нам сообщают о скорой войне. То пайки урезали, то несчастных подопытных добровольцев перебросили в лаборатории, где испытывают на них новейшее газовое оружие. Да... при тоталитаризме, дорогие товарищи, покой только снится, а в реальном мире царит война. Покоя захотели? Свободы от конкуренции? Ну уж нет. Бронированная машина не может остановиться, пока не покорит планету. Об этом интересно рассуждает местный диссидент, обреченный на смерть доносом Лео, — тот самый его начальник.
Итак, на национальном уровне конкуренция лишь обострилась. У вождей всегда грандиозные планы. К войне готовились. И проиграли ее. Молниеносный блицкриг врага напомнил операции США в Ираке (в ходе первой стадии войны в 2003 году). Авиация Всеобщего государства, которому служил Лео Калль, то ли уничтожена прямо на аэродромах, то ли захвачена. Город химиков, в котором он жил, взят вражеским десантом в считанные часы и без единого выстрела. Возможно, легкость падения намекает на шаткость основ Всеобщего государства.
Впрочем, Карин Бойе весьма скептична в отношении победителей. Вряд ли они в моральном плане сильно лучше проигравших. Например, они явно собирались залить подземные жилые помещения Города ядовитыми газами. Что же касается Лео Калля, то ему теперь предстоит пожизненное заключение, а каллокаин он станет синтезировать уже для новых хозяев. А вы как думали?
Как и Карин Бойе, я не слишком верю в спасение, которое приходит извне. Наверное, всякое бывает. И все же спасительная сила, если она вообще существует, скорее в нас самих, чем где-либо еще.