Осенью прошлого года увидело свет четвертое издание «Музпросвета», культового сочинения публициста Андрея Горохова о том, как «на самом деле» устроена современная музыка. О содержании противоречивой книги за последние 20 лет сказано все, что можно, поэтому мы попросили Артема Абрамова сделать нечто иное. А именно — расспросить представителей российской музыкальной индустрии о том, как лично на них повлиял «Музпросвет». Вот что из этого получилось.

Андрей Горохов — персона многогранная, неоднозначная даже по придирчивым меркам рунета и местных арт-сообществ. Одни знают его как веб-эксцентрика, чьи суждения трезвее и интереснее большей части измышлений «приличных людей». Другие — как художника-концептуалиста, работающего с переменным успехом. Но людям с хорошей памятью Горохов известен в первую очередь как музыкальный критик, ведущий программы «Музпросвет» на кельнском филиале радио Deutsche Welle*Признано властями РФ иноагентом. («Немецкая волна»). По мотивам радиопередач в 2001 году вышла одноименная книга — авторская история современной музыки; о ее востребованности и даже культовом статусе говорят по меньшей мере два переиздания (2003, Ad Marginem и 2010, «Флюид»). Не всякая художественная книга в российских реалиях переживает подобное, что уж говорить о достаточно специальном издании.

Гороховым безудержно восхищались (и от него же страшно плевались) — еще в начале 2010-х культ «Музпросвета» отправляли и корифеи отечественной экспериментальной музыки, и звезды глянца, и рядовые посетители имиджбордов. Цитаты из книги уходили в народ, превращались в мемы, просвещали и путали людей. И продолжают это делать по сей день: наш коллега Эдуард Лукоянов даже решил, что одна из глав прошлого издания написана специально для издания нового — того самого, о котором мы поговорим сегодня.

В конце октября издательство «Кабинетный ученый» выпустило четвертую редакцию священного писания сноба-меломана. Будет ли оно пользоваться таким же спросом, как предыдущие три, — покажет время. А пока мы узнали, как прошлые итерации «Музпросвета» повлияли на героев и героинь отечественной музыки.

Роман Головко (WOLFFFLOW) — интердисциплинарный художник, экспериментальный музыкант

Я узнал о «Музпросвете» в начале 2000-х. В 2001—2002-м я устроился на работу дизайнером в рекламное агентство, неплохое место, но голова моя была настолько забита музыкальной деятельностью (концерты, репетиции, гастроли, я тогда играл в двух-трех группах), что я подумал на следующий же день уволиться. Однако сел за рабочее место, открыл браузер, ЖЖ и быстро набрел на сайт muzprosvet.ru.

Это было ошеломительно. Мы не были избалованы широкополосным интернетом, и возможность позалипать с хорошим соединением была ценным ресурсом. Поэтому с увольнением я решил повременить и каждый день в течение месяца вычитывал архив сайта. Рецензии, обзоры лейблов, интервью, аналитика — все казалось глотком свежего воздуха. В 2003 году в издательстве Ad Marginem вышла книга, которую я тут же раздобыл и поглотил. По сути, это был специфический учебник по истории новейшей музыки.

Я относился к нему очень серьезно. Книга вызывала смешанные чувства, периодически сильно раздражала. Но несмотря на несостыковки и пропуски, было понятно, что резкость суждений, развенчивание легенд и мифов освобождают от стереотипов.

Не так давно я упаковывал залежи пыльных компакт-дисков того периода и с огромным удовольствием их переслушал. Продукцию лейбла Sonig, The Books, альбом Hajsch 1992 года, Niobe, Маркус Шмиклер, Pole, и прочее, и прочее. Тогда это была целая история: составлять списки релизов после прочтения рецензий и стараться их раздобыть...

В формате радиопередачи бубнеж Горохова воспринимался не столь ярко, как, скажем, велеречивость Троицкого, но возникало ощущение, что горизонт раскрывается шире. Для меня это было не столько развлечением, сколько образованием. Формировало критический взгляд, диктовало систему координат, в которой я до сих пор в какой-то степени нахожусь. Сейчас, помимо экспериментальной музыки, я занимаюсь саунд-артом и современным искусством. В этих областях присутствие «Музпросвета» также очевидно, поскольку Горохов всегда прослеживал взаимосвязь между художниками и композиторами.

Катя Ханска, исследовательница музыкальных медиа, редакторка Pollen Press

У меня третье издание «Музпросвета» — 2010 года в мягкой глянцевой обложке с желтыми кубиками букв. Я читала его том же 2010-м или 2011-м. Не сказать, что я в полной мере ощутила воздействие, которым «Музпросвет» принято наделять. Подозреваю, разговоры о том, как книга изменила сознание, расправляла крылья и открыла чакры, в большей степени относится к читателям первых двух изданий. Что уж говорить о слушателях радиопередачи, из которой все, по официальной версии, выкристаллизовалось.

В десятые годы мы неплохо обустроились: интернет провели, пользоваться им мы худо-бедно научились, как и, в случае чего, читать на других языках. Короче говоря, «Музпросвет» я обнаружила в те годы, когда про кризис музыкальной журналистики еще не кричали со всех сторон, а про информационный гейткипинг регулярно вспоминать уже перестали.

Перелистала свой томик и нашла подчеркнутую фразу: «У каждого нового поколения слушателей быстро замыливается слух и не развивается вкус к тому, что музыкально оправдано». Распространяется ли этот тезис на вкус и чуткость к музыкальной критике? Если так, то я здесь отвечаю за поколение читателей, откровенно говоря, неудавшихся.

Что характерно, подчеркивала я в книжке не очень многое, но все — про слова, а не про исполнителей. Я очень быстро сориентировалась, что внимание интереснее заострять на именах нарицательных, а не только на собственных. Концентрироваться на ультимативных интонациях мудреца, который пришел и сейчас нам все распедалит. Впрочем, этим грешит каждая первая «бескомпромиссная история современной музыки на русском языке». В отличие от большинства попыток создать авторский канон популярной музыки в наших широтах, Горохова читать было по-настоящему интересно.

Я могу вспомнить с десяток людей, которых «Музпросветом» перепахало настолько, что отдельные пассажи они заучивали наизусть, как основные положения чучхе. И в их число я тоже не вхожу. Но тут необходимо уточнить: непосредственно про музыку я и не пишу. Словесные кружева вроде «раздерганных и расхристанных текстур», «драматичного аудиошквала», прочих «вечно движущихся вперед, уводящих в транс битов», как и термин «саунд» (куда без него), кажется, так и остались у нас чем-то вроде золотого стандарта — как минимум для части критиков. В том числе для тех, кто в годы, когда третье издание лежало в любом книжном, учились подчеркивать волнистой линией причастный оборот. Какой стандарт, такие и Лестеры Бэнгсы, что называется.

Настольной книгой «Музпросвет» для меня не стал, хотя стоял на полке, куда можно легко дотянуться. Гораздо больше мне нравилось эссе «Дыра, прикрытая глянцем» — в официальном издании я его не видела ни разу, но оно кочевало вместе со мной лет пять с квартиры на квартиру в распечатке на листах А4. О нем почему-то редко вспоминают, хотя для меня это действительно «вау», вопреки алармизму и характерным «гороховским» интонациям.

«Музпросвет» известен «эффектом Velvet Underground», которые продали всего 30 000 копий первой записи, но каждый, кто ее послушал, организовал свою группу. Каждый, кто читал или слушал «Музпросвет», решал идти в музыкальную критику.

Если работы Горохова и оказали влияние на мою жизнь, то очень косвенно. Это, в принципе, достижение — решить заниматься чем-то околомузыкальным и не напороться «в тот самый момент» на «Музпросвет». Хорошо помню круглые глаза юноши, от которого я о «Музпросвете» и узнала: «Как ты вообще можешь о чем-то рассуждать, не читав Горохова?!»

Федя Переверзев (Moa Pillar), электронный музыкант

С книгой я познакомился в последних классах школы и на первом курсе института. Это было переиздание, в которое попала глава о лейбле Hyperdub. Десять лет назад это было захватывающее чтиво. Местами я был не согласен с автором, но в целом — получал удовольствие. Значительно позже я узнал от друзей и коллег, что многие заявления в этой книге можно отнести к жанру «фэнтези». К «Музпросвету» я с тех пор не возвращался, поэтому подтвердить или опровергнуть эту информацию не могу. Так или иначе, для меня эта книга сыграла важную роль. Показала и рассказала о музыкальном мире, который наполнен контекстами и смыслами, а не пустой рутиной с покупными кассетными или цифровыми звуковыми петлями. За это я ей благодарен.

Никита Величко, музыкальный журналист

Лет в 15 (то есть году в 2005-м), поглощая информацию о неизвестной мне музыке, я прочитал в ЖЖ о «Музпросвете». Открыл до сих пор доступную бесплатную версию, увлекся и потом купил бумажную книгу. Читал взахлеб, параллельно скачивая то, что не слышал, живо воображая сбрендившего волшебника Ли Скретча Перри и беспробудно пьющего 3D (Роберт дель Ная из Massive Attack).

«Музпросвет» стал моей точкой входа в музыку — наряду с ЖЖ-сообществом kill__yr__idols и списком 100 Records That Set the World on Fire. У Горохова две сильные стороны: во-первых, он предложил на русском языке возмутительную систему, которая попирает авторитеты и тем интересна. Во-вторых, он прекрасный рассказчик — объясняет сложные вещи так, что они понятны каждому, показывает, а не только рассказывает. Забавно: панчи, которые на письме кажутся коктейлями Молотова, в исполнении Горохова по радио звучат как фрагменты экскурсии по Кунсткамере.

Для русскоязычного восприятия «Музпросвет» сделал важное дело. Но довольно быстро он мне перестал быть интересен. Рассказчик может быть убедительным и обаятельным, но излишне оценочным и недостоверным. Узнавать, слушать и думать нужно самому. Нужно читать оригиналы.

Потому что Ли Скретч Перри действительно оказался волшебником, но в отношении 3D фраза «в жизни его привлекают две вещи — футбол и алкоголь» была сильным преувеличением даже во времена первого издания. На диджея Кула Херка напали в 1977-м, но безапелляционное «Кула Херка зарезали в конце 70-х» звучит так, будто он умер. Как-то я писал про даб и узнал, что продюсер Дюк Рейд в книге перепутан со звукорежиссером Байроном Смитом. Захотелось провести подробный фактчекинг — надеюсь, что в новом издании с этим все хорошо.

Тима Аллер, интернет-редактор Фонда V-A-C

Одолел «Музпросвет» я уже в те времена, когда книга обросла легендами, отношение к ней варьировалось от экстаза до презрения, а робкие признания — мол, «слышал, но не читал...» — были попросту недопустимы. Мало какая книга о музыке вызывает столь ожесточенные споры спустя двадцать лет после первого издания. Сложно говорить о непосредственном влиянии, однако книга Горохова значительно интенсифицировала мой и без того повышенный интерес к саундсистемной культуре.

Горохов подкупает неподготовленного читателя искушенностью, циничным тоном и византийским иконоборчеством. Он бесцеремонно указывает на грань между хорошим и плохим, истинным и ложным, современным и ретроградным, электронным и не-электронным, в конце концов. С малочисленными оговорками он низвергает рок за беззубую агрессию и латентную импотенцию, трип-хоп за вторичность, техно за примитивность, а диджеев за дилетантство. Наивные все приняли на веру, скептики продолжили сомневаться.

Годы идут, а техно становится только популярнее. Диджеи по-прежнему беспощадно критикуются, но количество вечеринок и фестивалей растет, указывая на несостоятельность, казалось бы, правдоподобных гороховских аргументов в пользу заката танцевальной электроники. Совершенствование звуковых рабочих станций и упрощение технических сторон продакшна не похоронили сэмплирование, джангл и брокен-бит, а лишь позволили неофитам сконцентрироваться на эскалации эмоций и передаче художественного замысла, открывая дорогу все новым ревайвалам.

«Музпросвет», учитывая все его достоинства, труд вовсе не визионерский. Это не провидческая история афрофутуризма Кодво Эшуна More Brilliant Than the Sun, и уж тем более не гностические евангелия музыкальных диггеров и эрудитов. Горохов не заставит ценителя классики рока разлюбить King Crimson, а ретрофутуриста не убедит в том, что в будущем нет места для Kraftwerk. Но автор и не ставит таких задач. Он пошатнул пространство вкусовых гегемоний постсоветских меломанов, заметив, к примеру, что «фанк был устроен куда элегантнее, чем вся белая эстрада вместе взятая — от The Beatles до Led Zeppelin». И это в стране, где подавляющее большинство ровесников автора, для которых музыка представляет хоть какой-то интерес, с удовольствием поверят, что после смерти Моррисона и Хендрикса музыкантов с большой буквы в принципе не появлялось!

Несложно догадаться, почему эта книга обрела свой статус. Она давала уверенное, пускай временами спекулятивное знание о музыкальных областях, про которые в начале нулевых на русском языке попросту никто не писал. Еще вчера ты слушал Боба Марли, Михея и «Саранчу», а теперь уже знаешь, почему Кинг Табби — архангел даба и за какие грехи стоит ненавидеть «изобретателя d’n’b» Голди. Серьезный апгрейд, не правда ли? Мне кажется, «Музпросвет» — это искреннее воззвание к честному, к «настоящему» в борьбе с миром победившей профанации и тотального музыкального невежества. Воззвание, которое едва ли смогло что-то изменить.

Сережа Алый, музыкант (Thy Grave, Последний совет, ex-VTTA, ex-Cage of Creation)

На «Музпросвет» я вышел в 2010 году благодаря активным (порой излишне) российским пользователям last.fm. За год до этого в моем распоряжении оказался интернет, а вместе с ним — возможность каждый час получать по новому альбому для ознакомления. Этого года хватило на то, чтобы через дебри ответвлений гитарного хардкора, дебильного пост-рока и прочего пост-панка добраться до первого своего концерта Psychic TV в ныне несуществующем клубе Ikra. Так что запрос на «расширение сферы влияния» (привет 2h Company) сформировался, а издание «Музпросвета» в 2010 году максимально этому запросу соответствовало.

Саму книгу тогда купить мне почему-то не удалось, однако я стал методично изучать сайт с архивом текстов. Я неотрывно исследовал исполнителей, которым Горохов уделял наибольшее внимание: Pan Sonic, краутрок, Bohren & der Club of Gore, Tortoise, кельнская электронная сцена, New Weird America — список можно продолжать. Самым занятным было то, как автор выстраивал параллели между, казалось бы, несвязанными явлениями и пытался вникнуть в методы работы тех или иных артистов.

Год назад я решил, что прошло достаточно времени и можно обратиться к «Музпросвету» со свежим взглядом. Прочел книгу (то самое издание 2010 года) и увидел, что авторский подход к сближению далековатых величин получил квазиисторическое развитие: те самые несвязанные, на первый взгляд, явления оказались нанизаны на временную шкалу и получилась типичная прогрессистская история развития музыки. Это немного смущает, но такова, видимо, Традиция...

Работа Горохова на меня оказала интересное влияние: его тексты подтолкнули меня к увлечению музыкой за пределами раннего пост-индастриала. Несколько лет назад наткнулся на его фейсбук и увидел там какие-то жесткие злобные приколы (неприкольные). Надеюсь, он не стал злодеем. Так или иначе, я ему благодарен, что остался музыкантом, а мой интерес к этой деятельности постоянно растет — в том числе благодаря его текстам.

Глеб Лисичкин, продюсер

Я читал «Музпросвет» так давно, что не помню, что было сначала: книга (первое издание в мягкой обложке) или сайт (он с тех пор не сильно обновлялся). Так или иначе, это было начало 2000-х, и для меня уже наступил момент осознанного слушания музыки, причем напалмовым методом. Примерно в то же время получил широкое распространение формат MP3, сервис Soulseek, а на рынке на Багратионовской появились точки с релизами совершенно другой музыки. Этой музыке требовалось осмысление или скорее даже точка отсчета — без комментариев она часто (в зависимости от слушателя) производила или сокрушительное, или невнятное впечатление. Именно это осмысление давала книга и блог Горохова. Лично для меня Горохов стал проводником в мир именно электронной музыки. С акустической музыкой и сонграйтингом в целом я к тому времени уже немного освоился, а IDM и другие электронные/экспериментальные истории мне казались сложнораспутываемым клубком.

В какой-то момент «Музпросвет» был азбукой, а потому казался совершенно нерушимым авторитетом. Авторитет стал рушиться по мере того, как появлялись новые русскоязычные сайты про музыку, а также по мере того, как я стал лучше читать на английском. В итоге, скажем так, «Немецкая волна» не стала самой любимой — по прошествии лет мне кажется, что я слишком много внимания уделял, например, дискографии Oval или каталогу лейбла Morr Music (равновеликую вину и благодарность тут я адресую сайту evermusica.com). В то же время я понимаю, что без пинка от «Музпросвета» я никогда бы не стал интересоваться доброй четвертью микрожанров, которые составляют мой сегодняшний плейлист.

«Музпросвет» не был той книжкой, с которой я сверял свое мнение, не был справочником, с которым я ходил на «Горбушку», — но точно вдохновил меня на то, чтобы начать музыку осмыслять. Спустя много лет мне кажется, что мне стоило бы тратить меньше денег на альбомы Autechre и Mouse on Mars. С другой стороны, без «Музпросвета» не состоялось бы кучи приятных знакомств, от исландцев Kitchen Motors до деятелей турецкого андеграунда.

Книга Горохова сказалась на мне самым прямым образом: спустя немного лет после прочтения «Музпросвета» я стал музыкальным журналистом, потом продюсером, промоутером, издателем, музыкальным маркетологом. Скажем так, с момента столкновения с «Музпросветом» я если и отвлекался от работы в музыкальной индустрии, то очень ненадолго. Безусловно, книга Горохова была не единственным камнем, который утянул меня на это дно, — пользуясь его же терминологией, мой род занятий часто можно назвать «muzak», функциональным фоновым звуком. Но я никогда не принимал близко к сердцу тот уничижительный тон, который был использован по отношению к этому слову в «Музпросвете».

Евгений Вороновский, фрязинский шумовик

«Музпросвет» попал ко мне практически сразу после первого издания; художник, оформивший книгу, вручил мне экземпляр со словами «Тебе нужно прочитать это». Книга произвела сильное и неоднозначное впечатление — оглавление напоминало конспект лекций по новой музыке. Это оправдывало давнишнюю мечту об учебнике новейшей музлитературы. Содержание оказалось местами парадоксальным, местами спорным, но захватывающий стиль и остроумие автора все равно заставили прочитать книгу на одном дыхании. Впоследствии я обзавелся и вторым изданием. Некоторые главы оттуда выглядели головокружительным стилистическим экспериментом: постмодернистская философия встречалась там с «анарходеконструкцией дискурса»™ в духе Сергея Жарикова. Гораздо позже выяснилось, что Андрей Горохов позиционирует себя как русского религиозного философа, что заставило вспомнить о «Музыке как предмете логики» А. Ф. Лосева.

Горохов анализирует и демонстрирует музыку именно как философ и художник, звуки в его книге то спотыкаются, то склеиваются, то подпрыгивают. Музыкальной терминологии как таковой в книге довольно немного, и прелесть именно в том, что она будто намеренно написана философом, искренне ненавидящим музыкантов, музыку и индустрию звукозаписи. Изначально книга являла собой сборник конспектов для еженедельного радиошоу на «Немецкой волне», и местами написана языком почти разговорным.

К «Музпросвету» я относился как к записной книжке с именами и названиями групп. Больше половины упомянутых там артистов были мне известны и мною любимы, бесценными же для меня являлись пассажи об академической ранней электронике. Информации о Штокхаузене и Джоне Освальде на русском языке мне тогда не попадалось, и ее приходилось собирать по крупицам. Намеренное игнорирование автором нойза, дарквейва и прочей меланхоличной правосторонней маргинальщины тоже не расстроило — по этим направлениям шпаргалкой был прекрасно дополнявший «Музпросвет» зин Дмитрия Васильева «Независимая Электронная Музыка». Нынешнее переиздание как минимум приятно поставить в ряд с двумя предыдущими. Некоторые названия благодаря «Музпросвету» запомнились, а некоторые, напротив, прочно забылись. Отдельным пунктом можно выделить два странных факта: до отъезда из России Горохов был пресс-секретарем общества «Память», а одним из фатальных моментов в истории его радиошоу была передача про индустриальных грайндкорщиков Godflesh. После возмущения дирекции радиошоу нойз и грайндкор пропали из «Музпросвета» окончательно, а стилистика передач (и, соответственно, текстов книги) накренилась в сторону минимал-техно, IDM и этники. Оба этих факта представляются мне достаточно важными для понимания общего контекста.

Непосредственное влияние я испытал мощнейшее — но не от самого «Музпросвета», а от выходившего дополнением к нему аппендикса «Дыра, прикрытая глянцем». В этой главе, изданной отдельной брошюрой, эсхатологический и апокалиптический тон Горохова достигает такого накала, что по прочтении я попросту потерял интерес к сочинению и написанию музыки. Общий план незримо намекает на «Кризис современного мира» Рене Генона — в книге анализируются различного рода кризисы, от музжурналистики до звукозаписи. Автор подробно объясняет, почему не стоит заниматься музыкой и не стоит думать, что это получается. С особенным усердием гвозди вбивались в крышку таких жанров как дрон и пост-индастриал. Я даже пришел однажды на публичную встречу с Гороховым и спросил, отчего же он презирает дрон? Ответом мне был встречный вопрос: «А что, других стилей нет, что ли? Вы что, фашист?» После этого мне стала еще более очевидна предвзятость автора, но разочарование, вычитанное мной в тот момент на страницах той книги, не покидает и поныне. Логичным продолжением был тотальный игнор Андрея Горохова по отношению к российским музыкантам и музыке, вплоть до бана в соцсетях. Парадоксально переиздание на русском языке этой противоречивой книги, которую имеет смысл воспринимать с юмором.

Александр Тимофеев, музыкант («Дайте танк (!)», Kubikmaggi, Majdanek Waltz, SexBerlin, «Живущие в хоботе», ex-VTTA)

Первое «адмаргинемовское» издание «Музпросвета» попало в мои руки в 2003-м. Это было большим впечатлением — с музлитературой вообще всегда туго было. А тут кладезь имен и перекрестных отсылок, кажущаяся вполне стройной хронология, смешная терминология наподобие «прыгающего электро-буханья бас-барабанов» — по-настоящему живая книга. Очень хороший, близкий мне юмор. Странно, что некоторым знакомым музыкантам в «Музпросвете» мерещился какой-то отталкивающий цинизм, нарочитое зубоскальство, а один знакомый хип-хопер чуть не бросил занятия музыкой, впав в экзистенциальную тоску от первых страниц книги. Но в первую очередь книга была очень полезной — для провинциальных чуваков это же настоящий ликбез, среди друзей ходило несколько экземпляров. Первое издание прочел пару раз, из переиздания 2010 года уже выписывал имена и названия коллективов — именно из «Музпросвета» узнал про Альберта Эйлера, Бернда Фридмана, Феликса Кубина и, допустим, No-Neck Blues Band. Выцеживал ценную информацию по интересующим меня темам: импровизационные чудаки и юродивая электроника (был информационный дефицит, ведь «Музпросвет» у меня появился раньше интернета).

Время от времени к каким-то моментам книги мысленно возвращаюсь — например, на сведении треков всегда вспоминаю главу о перепродюсировании и часто звукачам пересказываю гороховский грустный анекдот о ногтях Телониуса Монка. В целом книга бодрила и вдохновляла, вкрадчивая радиопередача баюкала за вечерними делами. Сам Андрей Горохов всегда казался симпатичным человеком и замечательным рассказчиком с причудливой биографией: вот тут он художник, а вот тут он пресс-секретарь. Надеюсь на издание некогда анонсированной им книги «Руководство пользователя мироздания».

Илья Миллер, журналист, критик, переводчик

Припоминаю, что с «Музпросветом» я сначала познакомился в формате радио, и произошло это с подачи отца, который слушал «Немецкую волну» в 90-х. Потом уже были тексты — на сайте и в электронных форматах, и в издании Ad Marginem. В 2000-х Андрея Горохова я изучал довольно внимательно, потому что по идее он был моим оппонентом. Если моя деятельность в роли музыкального критика, достаточно хаотичная, ленивая и непостоянная, и содержала некую последовательную линию, то она заключалась в активной поддержке всего, чему Горохов противостоял. Меня увлекали альтернативные разновидности «традиционного» рока с гитарами, ударными и живыми инструментами. Интересовали некоторые девиации, которые могли, на мой взгляд, развивать неисчерпанный потенциал жанра.

Горохов интриговал меня, воспитанного на строгой диете британской музпрессы, в первую очередь тем, что скрупулезно описывал именно музыку, обрисовывая тексты как раз скупо. Большинство наших критиков всегда поступали ровно наоборот. При этом, что важно, он не владел музыкальными инструментами, вроде как не был знаком на практике с процессами внутри музыкальной студии и писал без особых стилевых вывертов. Подкупала и склонность к безапелляционности — взять хотя бы заявление, что Фрэнк Заппа после дебютного альбома профукал карьеру. Мое согласие или несогласие с его тезисами носило любопытствующий характер: а ну-ка, дядя, что про этих скажешь, как их распотрошишь? Я никогда не стремился любой ценой защищать своих фаворитов — наоборот, с готовностью принимал тот факт, что они могли быть ущербными или далекими от абсолюта. Но от этого абсолюта казались мне еще более далекими многие из фаворитов Горохова.

Лет десять с гаком назад у нас планировалась совместная радиопередача, ради которой Горохов должен был приехать из Германии. По какой-то причине она не состоялась, но ее предваряла переписка по почте, переросшая в полдюжины текстов-простыней, которые я отыскал в почте и перечитал с ужасом и фейспалмами. Немного жаль упущенной возможности столкнуться с Андреем в эфире, хотя вряд ли моя участь была бы завидна — в тот момент я, по сути, был амбициозным щенком, а Горохов выступал уже в роли пресытившегося музыкой всезнающего Шивы (его прямая цитата). Но по факту тогда скорее я выглядел ретроградом по типу мышления, а Андрей в свои 49 лет на тот момент воспринимал вещи на удивление свежо. Вот за эту свежесть восприятия и умение занять изящную позицию, почему-то никем не занятую, я уважаю его до сих пор.

Интересно, конечно, как бы он себя повел в современных музыкальных реалиях, ставших жутко гомогенными и обезличенными. Более того, в какой-то мере и возможно невольно именно он этому поспособствовал — по крайней мере, возникновению сегмента местных музыкантов, лежащих глубоко ниже мейнстрима, планктону, возникающему и исчезающему после пары записей или выступлений на фестивалях, названных в честь неприятных ощущений в теле. Возможно, в отсутствии Андрея в инфопространстве и заключается ответ, но сомневаюсь — слишком предсказуемый ход для того Горохова, которого я знаю.