1. Умер Эдуард Лимонов. За несколько дней до смерти он сообщил, что подписал с издательством Individuum договор на новую книгу «Старик путешествует». Главред издательства Феликс Сандалов рассказал, как книга устроена: «она построена на небольших очерках и зарисовках, связанных с его поездками и перемещениями, которые начинаются в детстве, а потом очень фривольно перескакивают в совсем недавнее прошлое. <...> Это очень пронзительное произведение, можно назвать его травелогом по форме. Но он получился таким пульсирующим и местами галлюцинаторным — не в плохом, а в поэтическом смысле. В тексте есть воспоминания разных лет с удивительной точности детализацией».
На смерть Лимонова было опубликовано множество некрологов — и постов в соцсетях, с полярными оценками покойного, который мало кого оставлял равнодушным. Здесь можно найти ссылки на некоторые яркие тексты — от Алины Витухновской («Я считаю, что ущерб, нанесенный России Лимоновым и ему подобными „идеологами”, огромен») до Дмитрия Ольшанского («Лимонов был самый любимый. <...> Он — как и положено деду, как это делают настоящие старцы — своим примером учил, каким надо быть, но так, как он, не получится, хочется же за кого-нибудь прятаться, хочется за что-то держаться»).
На «Медузе» Галина Юзефович признает, что Лимонов превратил свою жизнь в невероятный роман; в «Афише» Игорь Кириенков говорит о революционности лимоновской прозы («Насколько униженным чувствует себя человек, который держал в руках тот самый миллионный тираж „Эдички” и через тридцать лет после публикации этой книги вынужден цитировать ее с отточиями, чтобы не подвести никого под статью?») и опыте политической борьбы писателя. На «Кольте» Ян Левченко проводит прямые параллели между прозой и политикой: «Лимонов бьет фамильную посуду и в сознательно косноязычной поэзии, и в макаронической прозе, которая своими заимствованными, калькированными, на ходу сочиненными словечками эмигранта-неудачника стремится не допустить ассоциаций с каким бы то ни было мейнстримом. Это могло выглядеть смешно. С годами и в особенности с уходом в политику это все больше походило на фарс. И все же следование максиме „Я всегда буду против” неизменно было на первом месте».
На «Полке» о Лимонове рассуждает Максим Семеляк: «Всю бешеную лимоновскую активность, как правило, выводят из духа противоречия и общего эстетического нетерпения, что, конечно, верно, но лишь отчасти. Кажется, Лимонов вел куда более тонкую языковую и идеологическую игру, балансируя между приватным и трафаретным. Он как никто умел приструнить собственный буйный лиро-эпический пафос въедливой рассудительностью — вроде душа нараспашку, а огня взаймы не выпросишь». На Carnegie.ru апологетический некролог писателю посвящает Дмитрий Воденников, сравнивающий Лимонова с Юкио Мисимой. Захар Прилепин, с которым Лимонов незадолго до смерти ругался, называет эту ругань «отличным мобилизационным ресурсом». «Он будет присматривать за нами. Лимоновский взгляд как ленинский, он для меня смотрит сквозь толщу времен с прищуром своим». На Rara Avis Владимир Березин говорит, что со смертью Лимонова из литературы и вообще из мира исчезает очень сильный — и необходимый — раздражитель. Ну а Алексей Цветков, друживший с Лимоновым в его нью-йоркские годы, публикует о нем воспоминания.
2. Коронавирусные хроники. О кошмаре, творящемся в Италии, наверное, лучше всего читать в фейсбуках Андрея Мальгина и Славы Швец. На «Правмире» Ольга Седакова, недавно вернувшаяся из Рима, рассказывает об увиденном и прибавляет: «Я пытаюсь воспроизвести хронику римского карантина потому, что, вернувшись в Москву, я чувствовала себя гостем из ее будущего. Почему здесь люди стоят так близко друг к другу? — удивлялась я. Почему толпятся, почему сидят за столами и пьют кофе? К строгому пустому миру, оказывается, привыкаешь быстро».
Культурная и литературная жизнь переходит из офлайна в онлайн. В России временно запрещено посещение библиотек (попробуйте представить себе, что читаете эту фразу, скажем, год назад), закрыты государственные музеи и другие культурные учреждения. В Новой Зеландии прекратили съемки сериала по «Властелину колец», в США продажи бумажных книг упали на 10 процентов (за исключением детских книг — там продажи немного выросли), а еще закрылась бумажная версия журнала Playboy — где, между прочим, печатались не только эротические фото, но и в свое время проза Набокова, Апдайка, Зингера, Воннегута, Гордимер, Джойс Кэрол Оутс и даже стихи Евтушенко.
В то же время Coursera бесплатно открывает для университетов 3 800 своих онлайн-курсов, Нью-Йоркская публичная библиотека для своих абонентов — 300 000 книг, а «Арзамас» для всех — свое радио (промокод КАРАНТИН). Открыли бесплатный доступ к своим книгам Storytel и «Литрес» — это, наверное, самая щедрая акция в мире российских электронных библиотек. MyBook дарит месячную подписку на свой каталог из 150 000 книг. 70 своих книг бесплатно предлагает «Альпина Паблишер», 20 — «НЛО». Еще больше бесплатных предложений, в том числе от независимых издательств, публикует «Мир фантастики».
Ну и Джордж Мартин, самоизолировавшийся от вирусной угрозы, возможно, наконец допишет «Ветра зимы».
3. О пандемии коронавируса, героизме врачей, смертях тысяч людей, крушении мировой экономики сейчас думают и говорят многие поэты и писатели. На «Сигме» вышли переводы Елизаветы Абушиновой из современных китайских авторов. Особенно поражают два текста Шэнь Хаобо — превращенный в стихотворение онлайн-дневник девочки из Уханя («город закрыли/ мне так страшно/ кто же сможет нас спасти/ маме становится все хуже и хуже») и «Сила цифр», не столь уж утрированно отображающая связь новостной статистики с человеческими эмоциями:
день первый, умерло 30 человек
(ох, так много людей погибло, это заставляет печалиться)
день второй, умерло 100 человек
(боже, скорбь и гнев до предела, это слишком, о смерти каждого следует помнить
день третий, 1 000 человек скончалось
(ааа, кромешный ад, чудовищно, сегодня ночью мы все — родственники погибших, никогда нельзя забывать, наступили темные времена
день четвертый, 500 человек скончалось
(вах, от сердца отлегло, все нормально, нормально, наполовину меньше)
день пятый, 300 человек скончалось
(как хорошо-то, победа вот перед глазами, нет ничего, что мы не могли бы победить)
день шестой, 200 человек скончалось
(сегодня умерло уже очень мало людей)
день седьмой...
(говорят, Япония влипла, так получится ли у них провести Олимпиаду? хахаха)
О снах во время карантина написал стихотворение британский поэт-лауреат Саймон Армитидж. На Lithub опубликован рассказ редактора Сары Реджани о жизни в обезлюдевшей Флоренции. Людмила Улицкая, как и многие, полагает: «Несомненно, что мир после преодоления этой черты, которую проводит эта пандемия, будет устроен иначе».
В The New York Review of Books помещены карантинные хроники 15 писателей со всего мира; вот, например, из Тель-Авива сообщает Рут Маргалит: «Эта пандемия кажется одновременно футуристической и библейской, эсхатологической и донельзя банальной. Кто-то из моих друзей употребит это время на то, чтобы приучить ребенка к горшку или посмотреть все документалки на Netflix». Из Мадрида Мигель-Анхо Мурадо пишет вещи более страшные: «Что если мы уже заразились? Строгий механический голос по радио постоянно повторяет, что в этом случае мы не должны ехать в больницу. Больницы переполнены. Заразились многие врачи и медсестры. Не хватает отделений интенсивной терапии, не хватает кроватей, не хватает даже масок. Каждый вечер ровно в восемь все — вся страна — подходят к окнам и громко аплодируют медикам. Мы хотим поддержать их и показать, что мы знаем: они рискуют ради нас жизнью».
И, конечно, множатся списки карантинного чтения и эссе, осмысляющие классику в свете пандемии. Привести их все нет никакой возможности, вот лишь три: писатель Алессио Перроне предлагает перечитать сквозь «медицинский фильтр» «Обрученных» Алессандро Мандзони, врач Бен Мартин — «Немезиду» Филипа Рота, а филолог Илья Виницкий — «Войну и мир».
4. На минувшей неделе появились два открытых письма против поправок в конституцию об обнулении путинских сроков; они подписаны в том числе многими литераторами. «Вступление в силу поправок, принятых с грубым нарушением определенной Конституцией процедуры, мы вынуждены квалифицировать как разрушение установленного действующей Конституцией правового порядка — как антиконституционный переворот», — говорится в первом. «Процесс внесения катастрофических изменений в Конституцию РФ должен быть остановлен. Гражданам России нужна реальная сменяемость власти, а не бесконечная власть одного лица», — гласит второе.
5. Вышел юбилейный, 50-й номер сетевого журнала TextOnly. В нем можно прочитать стихи Александра Белякова, Ильи Эша, Дмитрия Смагина, Дарьи Суховей, Кати Сим и, например, Ленни Ли Герке:
щупальца стигмы касались нас, но ещё не
смерти — на том спасибо. пока хватает
лёгких выйти левее крыльца: в золотистом свете
от салона красоты ночами сияет тополь
словно локоны твои в сохранёнках; когда-то
был твой возраст, твой цвет моим, даже угол паденья пряди
говорят, что Бродский — о, Бродский был дилетантом
не в поэзии, но в искусстве безумного зеркала, повторенья
черт, которых неизбежно сжатие в приложеньи
жизни к ним и памяти. почему не составлен гайд, что если
<список вещей, о которых не предупреждают>
мировоззренье: reloaded; любовь: неуместно
Там же — рассказ Дмитрия Гаричева и отрывок из романа Александра Уланова. В переводном разделе можно, среди прочего, найти стихи современных немецких и польских поэтов в переводе Дмитрия Кузьмина; в разделе критики Ирина Машинская с восхищением пишет о книге Марии Степановой «За Стиви Смит» («Такие стихи построены на вычитании, вычищении как раз того, что обычно определяет поэзию как искусство»), а Илья Кукулин и Мария Майофис — о двух книгах Александра Стесина.
6. Еще один новый журнальный выпуск — первый в этом году номер «Интерпоэзии». Центральная публикация номера — стихи Владимира Гандельсмана:
Мать за руку со мной, и вечер чудный
в пятидесятом, господи, году
напомнил этот пригород безлюдный.
Прости, к простому слову припаду.
Взять осторожно снега на лопатку
или упасть, от боли голося...
Я засмотрюсь на детскую площадку,
как кинозал, смеркающуюся.
Рядом — стихи Екатерины Симоновой, Татьяны Ананич, Бориса Херсонского (в том числе цикл «Пословицы», интересный совмещением фольклорной, «стертой» архаики русских паремий с концептуалистским приемом). В номере, кроме того, опубликованы эссе Дмитрия Бобышева о Пастернаке и Мандельштаме, статья филолога Джеральда Янечека о поэзии Генриха Худякова (больше половины ее занимает слоговое стихотворение Худякова: одна строка — один слог) и — воспользуемся словом Жолковского — виньетка Демьяна Фаншеля о роли баронского рода Корфов в русской литературе.
7. В The Insider — отрывок из книги эволюционного психолога Джеффри Миллера «Соблазняющий разум», вышедшей в издательстве Corpus. Основная идея Миллера в том, что на становление умственных способностей человека повлиял половой отбор — механизм выбора сексуального партнера. В «Инсайдере» можно прочитать главку с интригующим названием «Формирование пар в плейстоцене»: мы узнаем, как у наших доисторических предков обстояли дела с краткосрочными и долговременными отношениями, сколько лет длился моногамный союз и почему женщины утратили внешние признаки овуляции: «Скрытая овуляция снижала привлекательность изнасилования для мужчин и обычно помогала женщинам не беременеть от насильников. С эволюционной точки зрения она защищала право женщины на выбор полового партнера». Еще один феминистский пассаж можно найти в главке о роли отцовства и поведении самок гоминид: «Пытаясь рисовать в уме образ древней женщины, наткнувшейся на хищника, представляйте себе не съежившуюся и хнычущую Мэрилин Монро, а Штеффи Граф, воинственно размахивающую факелом вместо теннисной ракетки».
8. Несколько новых рецензии на «Прочтении». Анастасия Сопикова язвительно сводит роман Дженнифер Иган «Манхэттен-Бич» к набору штампов; Полина Бояркина пытается понять, почему критиков не заинтересовала «Меланхолия сопротивления» Ласло Краснахоркаи (этот хорошо переведенный роман — «текст скорее не для рецензии, но подробного анализа»); Елена Васильева пишет о параноидально-абсурдистской атмосфере книги Игоря Савельева «Как тебе такое, Iron Mask?», замечая, что этот роман можно было бы сократить до рассказа; Виктор Анисимов хвалит детектив шведской писательницы Стины Джексон, удачно «смещающий внутрижанровые акценты». Кстати, еще одна доброжелательная рецензия на «Серебряную дорогу» Джексон — за авторством Арины Буковской — вышла на портале «Литературно»: «Важный элемент привычного скандинавского триллера — семья. Которая со стороны чаще всего смотрится дружной и благополучной, а на поверку оказывается настоящим осиным гнездом. Модифицировав этот прием, Стина Джексон заселила роман семьями, необычными по умолчанию».
9. 19 марта исполнилось 90 лет украинской поэтессе Лине Костенко. Ее поздравил президент страны Владимир Зеленский: «Для миллионов украинцев ваша поэзия стала источником мудрости и символизирует непобедимую силу слова и несгибаемый дух свободы. Каждой строкой вы утверждаете величие человеческой жизни. У каждого, кто читает ваши стихи, вырастают крылья». На сайте телеканала «Прямой» опубликованы семь стихотворений Лины Костенко; «Гордон» вспоминает песни, написанные на ее стихи. В «Дне» о Костенко говорят поэт Сергей Жадан, журналист Игорь Сюндюков, кинокритик Сергей Трымбач, филологи Анатолий Яковец и Анна Данильчук: «Перефразирую слова Лины Костенко „Коли в людини є народ — то вона уже людина” и скажу так — когда у нас есть Лина Костенко, то мы уже народ». Сообщается, что готовятся к выходу сразу четыре ее новые книги, в том числе роман и сборник эссе.
10. Вышла книга журналистки и поэтессы Эдриен Рафел об истории и культурной роли кроссвордов. В The Guardian книгу рецензирует Сьюзи Межур. Рафел, по ее словам, настоящий знаток материала: «Истории вопроса в ее книге сопутствуют репортажи с передовой. Она отправляется в Стэмфорд, штат Коннектикут, на ежегодный Американский турнир кроссвордов и едет в тематический круиз в честь 75-летия кроссвордной рубрики в The New York Times. <...> Короткая деталь — участники турниров предпочитают строчную е, потому что прописную Е дольше выводить, — дает представление, насколько этот состязательный дух важен для автора».
«Кроссворд кроссворду рознь, — писал композитор Стивен Сондхайм. — Назвать составителя [американского] кроссворда автором — все равно что удостоить почестей мелкое насекомое». Сондхайм, как и другие энтузиасты (в том числе прадед Межур) предпочитал «загадочные» (cryptic) кроссворды — в которых, чтобы отгадать слово, нужно составить анаграмму, понять игру слов или решить шараду; примеры можно увидеть здесь. Рафел, впрочем, признается, что такими кроссвордами «восхищается на расстоянии, как бонсаем». Зато она много говорит о кроссвордах в литературе: в книге упомянуты Набоков, Жорж Перек, Дороти Сэйерс и Артур Конан Дойл. На Lithub можно прочесть отрывок из книги, в котором Рафел беседует о кроссвордах с поэтами и рассказывает, как критики уничижительно сравнивали с этим газетным жанром сложную литературу — например, стихи Элиота и прозу Джойса.