1. Начнем с веселого текста, который мы случайно пропустили на прошлой неделе. В блоге «Многобукв» Юлия Лысова рассказывает детективную историю «Рабыни Изауры» — не сериала, а романа бразильского классика Бернарду Гимарайнша, по которому сериал и был поставлен. В свое время Лысова попробовала прочитать эту книгу в русском переводе — и первая же фраза поставила ее в тупик:
«Могучие быки, лоснящиеся упитанные тельцы возлежали на траве, которой они только что накушались и нащипались, осуществляя сейчас торжественный животный процесс пережевывания злаков под сенью высокоствольных дерев»
Таким слогом был изложен весь роман; к счастью, нашелся другой перевод, Константина Комкова, из которого стало ясно, что Гимарайнш — не тавтологический графоман, а все эти «накушались и нащипались» — результат работы некоего В. Пузатова, чьи следы Лысова безуспешно попыталась найти. Вот еще один пассаж — сравнение двух переводов:
В. Пузатов: «... и симпатичный помидор ее лица покрылся спелой краснотою. Из прекрасных очей посыпались молнии под аккомпанемент нежного грома ее голоса».
К. Комков: «...щеки ее стали пунцовыми, глаза метали гневные молнии».
Переводчик Константин Комков, с которым Лысовой удалось связаться, полагает, что решения Пузатова были продиктованы «непреодолимым желанием заработать в те лихие годы, причем не важно как». Лихолетье, может быть, и ни при чем: феномен переводческой «воды» описан еще Чуковским в «Высоком искусстве» (на примере дореволюционных переводов Марка Твена). В общем, Boromir smiled.
2. Сильный октябрьский номер «Знамени». Среди прочего — новый большой поэтический текст Марии Степановой «Если воздух»:
а)
И круглое облако
И ельник, и холмы, и дорога
Больше не притворяются,
Что они не ты
б)
И круглое облако
И ельник, и холмы, и дорога
С каждым днем всё больше тебя обнажают,
Вот совсем разденутся — и увижу
в)
И ельник, и облако, и дорога:
Разве им тебя удержать?
Когда они дёргаются от боли,
Твои черты то блеснут, то погаснут
Кроме того — проза Кати Капович, Владимира Лидского, большое эссе Леонида Зорина, который на днях отметит 95-летний юбилей. Еще одна важная публикация — ранее не публиковавшееся интервью Венедикта Ерофеева, в котором он вспоминает, как потерял рукопись романа «Дмитрий Шостакович», и рассказывает, как впервые попробовал водку:
«Мне было шестнадцать, неполных семнадцать. Сепаратно, нелегально, в кустах, на пятерых — одну бутылку водки! И я чувствовал себя лейб-гусаром, экое дерзновение!»
В критическом разделе Артем Скворцов подводит итоги истории журнала «Арион», Александр Марков пишет о двух вышедших частях «Мимесиса» Валерии Подороги (посвященных Гоголю и Достоевскому), а художник Гриша Брускин, привлекая параллели из классической поэзии, — о сборнике Михаила Айзенберга «Скажешь зима».
3. 24 октября исполнилось 120 лет со дня рождения поэта Ильи Сельвинского. Журнал «Лехаим» републикует разговор Афанасия Мамедова с Николаем Богомоловым, Леонидом Кацисом, Ильей Кукулиным и Максимом Д. Шраером о судьбе и стихах этого поэта — чье место в литературной истории до сих пор однозначно не определено. Богомолов и Кукулин рассуждают о поколении поэтов-ифлийцев и о выработанном ими языке (на самом деле не единственном); Кацис намекает на то, что «не совсем красная» биография Сельвинского нашла отражение в «Докторе Живаго», поднимает сложный вопрос о наследовании Маяковскому и соперничестве с ним (эксплицитно сам Сельвннский высказался об этом в катастрофическом стихотворении на смерть Маяковского) и отвечает на вопрос, зачем Сельвинский написал пьесу о Лжедмитрии II «Тушинский лагерь»:
«Думаю, это мистический еврейский подтекст всей жизни Сельвинского. Да ведь это лагерь поляков, осаждающих Москву, под началом тайного еврея! Лишь те, кто в курсе истории русско-еврейской литературы, вспомнят предшественника пьесы Сельвинского — грандиозную „Осаду Тульчина” Николая Минского. Но у него поляки осаждали и уничтожали с помощью предательства евреев, а тут древняя русская легенда о еврее-лжецаре в изложении поэта-крымчака».
Шраер рассказывает о стихах Сельвинского, посвященных Холокосту, и о его военных дневниках.
4. В издательстве «Симпозиум» вышло полное собрание рецензий С. Гедройца — альтер эго писателя, эссеиста и критика Самуила Лурье, скончавшегося четыре года назад. На «Прочтении» об этой книге пишет Борис Кутенков: по его словам, Гедройц «умеет легким штрихом передать отношение к книге с первого абзаца. А иногда умеет завершить снисходительную вроде бы, но лишенную высокомерия рецензию таким финалом, что создается впечатление полной справедливости, — убил разом трех зайцев, но писателя пощадил». При этом Кутенков отмечает и архаичность книги: не только потому, что значительная часть произведений, которые рецензировал Лурье, давно позабыта (хотя времени прошло не так уж много), но и потому, что «из культуры уходит фигура эксперта».
5. «Арзамас» сделал огромную таблицу главных книг средневековой литературы: от «Исповеди» Августина и «Истории моих бедствий» Абеляра до Данте и Вийона. В каждом случае приводится исторический и литературный контекст, рассказывается об авторе и героях, даны ссылки на собственно тексты. Прекрасно подойдет для первого знакомства, быстрого освежения в памяти — ну и для шпаргалки тоже.
6. Кинокритики в восторге от экранизации «Маленьких женщин» Луизы Мэй Олкотт, посрамленному «Щеглу» предлагается подвинуться в оскаровском соревновании. IndieWire рассказывает подробности. Классический роман экранизируется уже в восьмой раз, причем предыдущий фильм вышел только в прошлом году. 25-летней актрисе Сирше Ронан, исполнительнице одной из главных ролей, прочат уже четвертую в ее карьере оскаровскую номинацию — впрочем, еще больше похвал получает 23-летняя Флоренс Пью. Также в фильме заняты Эмма Уотсон и Мерил Стрип. Фильм сняла Грета Гервиг — тоже достаточно молодой режиссер; к роману о взрослении четырех сестер Марч она подошла по-новому, «отказавшись от линейного повествования, чтобы начать фильм с изображения уже взрослых героинь». IndieWire приводит твиты критиков, побывавших на предпремьерных показах — все как один довольны. Известный голливудский колумнист Скотт Фейнберг считает, что новая экранизация по очарованию конгениальна роману — одному из самых любимых в американском каноне. «С любовью и тщанием сделанная адаптация, превзошедшая все мои ожидания. Теплая, трогательная; великолепная возможность показать самые выгодные стороны и невероятно талантливого актерского состава, и всеми обожаемого первоисточника», — пишет журналистка People Кара Уорнер.
7. У западных критиков неделя Джона Ле Карре. 88-летний прозаик выпустил роман «Agent Running In The Field», где основная движущая эмоция — отвращение от происходящего в британской политике. Персонажи тут обсуждают Брекзит и «страну в свободном падении». В The Atlantic Софи Гилберт напоминает, что для Ле Карре британская разведка — это все британское государство в миниатюре, и в «Агенте» все у нее идет из рук вон плохо. По словам Гилберт, новая книга — «попытка мастера шпионского романа запечатлеть Британию эпохи Брекзита во всей ее разлаженности и постыдности». Герой книги — наполовину русский, но душой британец. На протяжении всей своей карьеры он вербовал двойных агентов, а теперь с ужасом видит, как Великобритания предает саму себя, свободу и демократию, а Россия набирает силу. (Вообще говоря, удивительно смотреть на то, как романист, написавший главные свои вещи в годы холодной войны и, казалось бы, переживший свой материал, теперь расправляет плечи и с охотой принимается работать по прежним схемам.)
В The Spectator Эндрю Тейлор признает, что некоторые сцены могут показаться неправдоподобными, но «перед нами история большой эмоциональной сложности, а не упражнение в правдоподобии: мы связываем себя с героями, беспокоимся о них». The Guardian посвятила роману сразу два материала. Роберт Маккрам радуется, что писатель, несмотря на тревожный повод, на пике формы и позволяет себе по-настоящему злиться: министр иностранных дел у него — «сраный нарцисс из Итона», а Трамп «чистит по указке Путина сортиры»; впрочем, за всеми этими диатрибами Ле Карре не забывает об увлекательном сюжете. Кроме того, Джон Бэнвилл, сам не последний писатель, поговорил с Ле Карре: тот считает, что заговор элит с целью подрыва демократии — сюжет абсолютно реалистичный, предсказывает сползание США в неофашизм и предлагает средства для излечения Британии (в частности, прогрессивный налог).
8. Ле Карре не единственный британский писатель, которому Брекзит поперек горла. Вскоре выйдет целая антология «Любовное письмо к Европе». Один из текстов написала Джоан Роулинг — на «Медузе» вышел перевод. Это мемуар писательницы о поездках на континент: 13-летняя Роулинг отправляется в Штутгарт к своей подруге по переписке, спустя два года так же едет во Францию; после смерти матери, «оглушенная горем», отправляется в Португалию, и эта поездка ее спасает.
«…моя тяга к пересечению Ла-Манша, даже в одиночку и без денег, только росла. В то время, если у вас был билет системы Interrail, без сомнений одно из величайших изобретений человечества, вы могли просто сесть на следующий поезд, если вам не удалось найти места, или просто подремать на станции, пока не придет еще один. <…> Дети многих моих знакомых, да и моя собственная старшая дочь, не родились бы, если бы не свобода передвижения, подаренная нам Евросоюзом».
И всего этого, опасается Роулинг, британцы могут скоро лишиться.
9. В Канзасе вновь выставляют на продажу ферму, на которой в 1959 году убили семью Клаттеров. Это преступление стало знаменитым благодаря книге Трумена Капоте «Хладнокровное убийство». Дом был построен в 1948 году, выглядел очень современно и стал предметом гордости самих Клаттеров и их соседей. После трагедии 1959 года он долгое время стоял пустым, но практичные канзасцы не хотели его сносить: «Зачем ломать хороший дом?». После книги Капоте в дом стали проникать непрошеные туристы; в 1970-е у него появились новые хозяева, которым поначалу было там некомфортно, но потом они решили: «Дом ни в чем не виноват, и потом, у нас есть собаки и мы запираем на ночь двери». Но вскоре новым владельцам не стало житья от любопытных: приходилось стрелять в воздух, чтобы отпугнуть чужаков. Была даже идея превратить дом в музей: брать плату за вход, а то и оказывать любителям пощекотать нервы гостиничный сервис. Сейчас ферма Клаттеров снова ищет хозяев; родственники убитых говорят, что дом прекрасный — но не уверены, что кому-то захочется в нем жить.
10. Еще одна история про дом. На Aeon — статья британского писателя и философа Джулиана Баггини о путешествии к жилищу Витгенштейна. Баггини размышляет о традиции светских паломничеств, которые зачастую разочаровывают:
«Когда я побывал на месте, где некогда стоял Лицей Аристотеля, то увидел просто раскоп за деревянным забором. Академия Платона, неподалеку, немногим лучше: непопулярный городской парк с несколькими археологическими памятниками, за которыми никто не следит».
И все же, продолжает автор, нас почему-то тянет в такие места. Вот и Баггини однажды приехал на норвежское озеро Эйдсватнет, чтобы взглянуть на останки деревянного дома Людвига Витгенштейна. Сам дом после смерти хозяина перевезли в город и подвергли перестройке. Но в 2014-м его решили вернуть на прежнее место: несколько лет реставрации, и сегодня он вновь стоит на берегу чистейшего озера (фотографии в материале заслуживают отдельного внимания). Витгенштейн построил свой дом в 1913 году, ища место для уединенной работы — и получилось у него как нельзя лучше: место настолько тихое, что его очень непросто найти. Ровно это и придало паломничеству Баггини дополнительную ценность: он как будто совершал открытие, чувствовал себя первопроходцем. Однако — и тут в ход идут цитаты из «Философских исследований» — чувствуется, что в основе проекта фантазия, романтическая идея уединения. На самом деле из близлежащей деревни на другом берегу дом прекрасно видно: отшельничество философа оказалось до странности демонстративным.
«Как и Генри Дэвид Торо, проведший два года у Уолденского пруда, Витгенштейн ушел от мира только отчасти, как дилетант; дальше дело было уже за легендами».
Но Витгенштейну, безусловно, не понравилось бы, что его дом взялись реставрировать. В конце «Логико-философского трактата» он пишет: «Мои предложения поясняются тем фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов уясняет их бессмысленность, если он поднялся с их помощью — на них — выше их (он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как он взберется по ней наверх)». Дом философа уже сослужил ему свою службу. Зачем же вновь его отстраивать и делать из него музей, подобный выхолощенному венскому жилищу Фрейда?
«Если мы действительно восхищаемся Витгенштейном, почему нам так важно прошлое — которое не было важно ему?»
11. На Lithub Хлои Вассо рассказывает, что большая часть книг, напечатанных в XIX и XX веках, погибнет, и ничто их не спасет. Дело в самой бумаге, на которой их печатали после наступления промышленной революции: в бумаге этой слишком много кислот, она саморазрушается.
«Мы не можем остановить медленное разрушение наших собраний. С середины XIX века до наших дней длился период максимального распространения по миру бумаги, печатного слова. И однажды с этим периодом печатного бума будет совпадать реальное, физическое зияние».
Мы привыкли думать о библиотеках как о залоге вечности, продолжает Вассо, но это совсем не так. Большинству современных книг отпущен физический срок от 30 до 100 лет. Можно было бы их оцифровать, но, чтобы полностью перевести в цифру, например Библиотеку конгресса, понадобятся десятки, а то и сотни лет. Библиотекарям уже сейчас приходится, по факту, выбирать: что останется жить, а что погибнет. Ужас.
12. Что же придет на смену самоуничтожившимся библиотекам? Напоследок, попалось в соцсетях: сайт, где продаются книги, написанные искусственным интеллектом, с обложками, нарисованными искусственным интеллектом, и критическими отзывами, также сгенерированными искусственным интеллектом. Логично предположить, что искусственный интеллект эти книги и должен покупать, но нет, они предлагаются кожаным ублюдкам — по некислым таким ценам.