Великий, могучий и свободный

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!

Иван Тургенев

Вспоминая эти навязшие на зубах строчки Тургенева, все почему-то забывают про второе предложение. В годы моего советского детства понятно было, почему так, но оно и сейчас, спустя почти 150 лет, звучит как-то обидно. Как же можно существование великого нашего языка смирить с «отчаянием при виде всего, что совершается дома»?

Сейчас о языке нашем говорят много. Вот и верховный правитель России принял закон о русском языке. С иноплеменными словами борются, ну и прочее. Не использовать в речи иностранные слова возможно, даже безо всяких смешных «околоземцев» и «мокроступов» Московского общества (так его назовем, ибо задачи данного писания не позволяют использовать более устойчивое название, а «славянолюбители» звучит странно, да и к слову «славянин» есть вопросы). Загвоздка в том, что многие словесники — любители Родины, использующие начертание «Земля» из азбуки нашей в качестве самоопределения, без слов иноплеменных обойтись никак не могут. Один архангельский правдоруб тут поленился и в двенадцати хвалебных строчках, воспевающих высочайший указ, использовал более десятка таких вот не наших, не роднолюбивых слов. Может, он и прав, ведь язык наш «был дан великому народу» — живой язык, он себя от кого хочешь защитит, а сама необъятность всего написанного, продуманного, сказанного на нем не даст ему уйти в тень. Язык наш запросто поглотит все слова нерусские, сделает их своими. Как уже сделал с именами собственными (кто не знает, исконно русских мужских имен у нас всего два: мое, Борис, да Глеб, а прочие — греческие да ближневосточные, из книг священных наших, славянские, древнеромейские и прочие).

«Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?» Даже страшные хулители страны нашей и власти ее используют русский язык. Видать, так им сподручней. Тем, кто мыслит на нашем языке, трудно перестроиться на другой. Свобода его — как возвышенная, так и обычная, состоящая в порядке слов и членов предложения, — позволяет нам мыслить невероятно легко, пусть и не всегда строго, часто не задумываясь о последствиях. Были у нас такие отщепенцы, Набоков и Бродский например, а еще некоторые дворяне. Один даже усомнился, что в русском языке есть такие понятия, как исподние короткие порты, распашные свиты с хвостами ласточки на заду и подкафтанные безрукавки. Ан есть! Просто он, видать, плохо родной язык знал.

Оберегать язык надо, конечно, но, как показывает образец выше, так можно и докатиться до юродства пагубного. И прав стихосочинитель Тургенев, язык нам не только краса и услада, но и опора, и поддержка, именно он делает нас носителями удивительного особенного уклада, благодаря которому и мы занимаем особое положение среди прочих стран, и особенности наши оказываются частью уклада мирового.

Но борьба за язык имеет и другие следствия. Стоит только посмотреть, как преломляют ее участники «союза 24 сечня» (так правильно по-русски говорить), которые, как сказано выше, сами слов инородных избежать не в состоянии, но требуют брать десятину сбора с книг переводных в пользу писателей и стихотворцев отечественных. Начинание любопытное, и правда поддержку отечественного писания можно переложить с плеч государевых людей на плечи самих его участников, а уж они будут ту десятину перераспределять между своими, пишущими строго по-русски и правильно продвигающими любовь к власти.

Предложение замечательное, писатель русский Салтыков-Щедрин возрадовался бы! Но есть тут и камни подводные, и омуты бездонные. Ведь собирать дополнительную десятину надо со всех писаний переводных. А как быть со священными книгами агарянскими, да и нашими, православными? Ведь напомню скромно, что и Ветхий и Новый Заветы, и Деяния сподвижников, учеников ближайших Бога нашего, написаны не по-русски. Представьте! Что же будет-то: вот шестнадцать участников союза (двое вроде вышли уже) спят и видят, когда им десятина переводная на счет капнет. Издали, скажем, современную фряжскую писательницу — кап! Стихотворца с островов западных — кап! Или желтолицего ученого с востока дальнего — кап! А с перевода Нового Завета, что по храмам на Руси продается, они тоже собираются десятину собирать? Или только с новых переводов его? Все-таки это сильно — с Вести Благой и Откровения мзду получать, даже на любовь к Родине! Соответствует ли это устоям нашим исконным?

А на юге страны нашей, в думе одной области вернувшейся, государевы мужи предложили и вовсе запретить книги иностранных пособников и писак иностранных из недружественных стран. Вот заживем без этого всего, а как книжность отечественная расцветет! Подлинные книги русские, на табличках кленовых и бересте начертанные, везде изданы будут, чтобы любомудры искусные их толковали!

И не забудем же отдать Трояну (древнерусскому языческому божеству врачевания) петуха!