Коллежские регистраторы Самсон Вырин и Хлестаков, титулярные советники Акакий Акакиевич Башмачкин, Макар Девушкин, Аксентий Иванович Поприщин и Семен Мармеладов, коллежский асессор Ковалев, потерявший свой нос, Евгений, который «живет в Коломне, где-то служит», — вот лишь часть бедных чиновников из русской литературы, знакомых нам по школьной программе. Как этот образ появился, почему «бедный чиновник» никак не мог разбогатеть, что значила для русского общества введенная еще Петром I Табель о рангах и почему в России было стыдно не иметь чина?

Едва возникнув, великая русская литература девятнадцатого века почти сразу обнаружила нового героя, за изображение которого усердно принялась, — чиновника. Мало в какой еще мировой литературе есть такая галерея образов различных чиновников, как в нашей. Порой о герое только и говорится, что он, например, титулярный советник, или что дослужился до тайного, или жена его — дочь коллежского асессора. Сегодняшним читателям это мало что говорит, а современники могли по такой детали точно понять многое: каков его оклад и расходы, каковы его возможности, какие виды на карьеру и хорошо ли одевается его жена. И даже есть ли она у него.

Этот интерес к чиновничеству совершенно не случаен, русская литература зафиксировала очень важную особенность отечественной жизни. В литературу чиновники проникли в первой трети девятнадцатого века —  в Александровскую и раннюю Николаевскую эпоху, — как раз когда строгая система чиновничьей иерархии складывалась. С тридцатых годов вся Россия была в абсолютных тисках Великой Табели о рангах. Чин стал определять место человека в мире, а вся Россия оделась в мундир.

Первый маленький человек русской литературы — даже не крепостной крестьянин, а мелкий, невысокого ранга чиновник. Сегодня словосочетание «бедный чиновник» вызывает скорее усмешку, но большую часть российского чиновничества составляли именно «бедные». И несмотря на кажущуюся легкость подъема по чиновничьей лестнице, большинству из них так и суждено было остаться «нищими во фраках», никогда не перешагнув рубеж IX чина, быть «вечным титулярным советником».

Помните романс «Он был титулярный советник, она — генеральская дочь. Он робко в любви объяснился, Она прогнала его прочь»? Пропасть между титулярным чиновником и дочерью генерала была почти непреодолимой. В чем же дело?

Когда за несколько лет до своей смерти Петр I вводил в России знаменитую Табель о рангах, он преследовал несколько целей. Одна из главнейших — для нового государства ему были необходимы служилые люди: военные и чиновники. В его представлении служить государству должен был каждый. Старая система русских чинов отмерла, нарождались новые элиты, и Петру необходимо было систематизировать хаос российской жизни. Строгой, логичной основной нового государства и общества должна была стать Табель о рангах. Вся иерархическая лестница была разбита на 14 ступеней (рангов), и все должны были начинать службу с нижней, постепенно поднимаясь выше. Необходимо было мотивировать не желавшее служить население. Важный момент: служба давала возможность выслужить дворянство, причем сперва дворянином можно было стать, получив самый нижний, XIV чин. Постепенно чин, дающий право на дворянство, поднимался все выше, в Николаевские времена им стал VIII чин, в статской службе — коллежский асессор.

Предыдущий чин титулярного советника, таким образом, стал роковым рубежом, который мало кому удавалось преодолеть. Если в восемнадцатом веке можно было, отличившись в мирных делах или на войне, а еще вернее— попав в фавор у вельможи или монарха, разом перемахнуть через несколько ступенек этой лестницы, то после войны с Наполеоном закончились надежды быстро вырасти в чинах. Помните, «молодые генералы» у Цветаевой или Скалозуб Грибоедова с простодушной прямотой делится своим быстрым продвижением по службе:

Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии как раз открыты;
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты.

В это время Александр проводит государственные реформы и прикладывает массу усилий для создания необходимого для нового общественного устройства бюрократического управленческого аппарата. В 1809 году Сперанским были разработаны правила приема на службу, по которым предпочтение отдавалось детям потомственных и личных дворян, священников и купцов I гильдии. Дети служащих департаментов, не имевших классного чина, а также фабричных мастеров и подмастерьев и почтальонов могли претендовать на службу в некоторых департаментах. Все остальные до службы не допускались «по праву происхождения».

Было еще «право образования». Имевшие диплом о среднем или высшем образовании также могли претендовать на поступление на службу. Не имеющие диплома должны были сдать экзамен. То есть образование могло компенсировать недостаток происхождения, хотя таких случаев, естественно, было крайне мало. Это нововведение весьма ограничило возможность притока чиновников из низших классов общества, практически отменив механизм социального лифта, который действовал в восемнадцатом веке.

Николай I относился к пополнению касты чиновничества представителями не-дворян еще с большей настороженностью. И, будучи строгий поборником порядка, в 1834 году принимает «Положение о порядке производства в чины по гражданской службе». Теперь все чиновники подразделялись на три образовательных уровня: имеющих высшее образование, среднее — наконец, начальное или домашнее образование. В правление Александра II система была изменена, но все николаевское время от образования зависела и величина жалования, и быстрота производства в чины. Чиновник с высшим образованием мог рассчитывать на прибавку к жалованию до 50 % от оклада, поэтому служащие на одной и той же должности могли иметь огромный разрыв в размере жалования. Большинство же русских чиновников имели среднее или начальное образование, поэтому получали минимальную плату.

Надо сказать, что чиновники низших классов выполняли работу практически оргтехники — переписывание набело бумаг, их сортировка по папкам, доставка документов в разные отделы департаментов, их регистрация, прием и отправка. Переписчиком бумаг был Акакий Акакиевич, им же был и Поприщин из «Записок сумасшедшего». Жалование было мизерным, а жизнь в Петербурге — дорогая. Для дополнительного заработка некоторые оставались на ночные дежурства (в департаменте всегда были дежурные) вне очереди, получая 1 рубль за ночные бдения, многие брали работу на дом, переписывая ночами бумаги при тусклом свете свечи (а свечи — тоже расход!) в холодных сырых комнатках скверных своих жилищ. Более того, распространенной была практика наниматься лакеями или швейцарами в частные дома. Это было стыдно, так как декларировалось, что чиновники — опора государства, они, в общем, олицетворяют его, поэтому лакейские должности для них — это позор. Но столичная жизнь была слишком дорога, и приходилось поступаться гордостью и надевать ливрею вместо мундира (мундир, кстати, тоже приходилось приобретать за свой счет).

Надежды на быстрый карьерный рост при Николае тоже были весьма призрачные. Дело в том, что количество чиновничьих мест было строго определено на всю империю. Не менее строго были прописаны и сроки возможного повышения. Движение кадров происходило, лишь когда освобождалась должность следующего чина, и получали ее по старшинству, то есть при прочих равных: первым получал право тот, кто дольше служит, хоть бы и на день. А ведь существовал еще ценз родовой и образовательный, не говоря про известную формулу «порадеть родному человечку». Была поэтому очень странная для нас практика — служба без жалования, когда принимали на службу человека сверх бюджета, и он служил «своекоштно» — бесплатно, в надежде на изменение обстоятельств или счастливый случай, что поможет отличиться и продвинуться. Иногда это могло тянуться годами, причем практика такая была не только в Пушкинские времена, но и в начале ХХ века: художнику Мстиславу Добужинскому пришлось прослужить почти два года без жалования, прежде чем он был зачислен в штат департамента Министерства Путей сообщения, да еще и приложить массу усилий для того, чтобы просто получить право на службу.

В 1834 году Николай утвердил «Положение о порядке производства в чины по гражданской службе. Там говорилось, что «имеющие ученые аттестаты высших учебных заведений производятся при доброй нравственности и похвальной службе за выслугу лет: «Из 14-го в 12-й класс — через 3 года. Из 12-го в 10-й класс — через 3 года. Из 10-го в 9-й класс — через 4 года. Из 9-го в 8-й класс: а) дворяне родовые через 4 года; б) не имеющие родового дворянства через 6 лет».

Таким образом, человек не-дворянского происхождения, без образования, не имеющий нареканий по службе, поступивший на нее лет в 17–18, в лучшем случае мог дослужиться до 8-го чина через 16 лет. В 40-е годы XIX века годовое жалование такого чиновника составляло чуть больше 240 рублей. Примерно столько получал титулярный чиновник Макар Девушкин из «Бедных людей». Этого только-только хватало на то, чтобы платить за крохотную комнатку при кухне не в лучшем районе Петербурга, пить почти каждый день чай и скудно питаться. При таких доходах нечего было и думать жениться. С женой непринято жить в комнатке, необходимо снять квартиру, обязательно нанять прислугу: жене чиновника неприлично самой заниматься хозяйством и даже открывать входные двери. А женитьба — это ведь и дети, а скудный бюджет не позволяет их содержать. Маленьких чиновников часто ждала одинокая старость, пьянство, нищета.

В 1844 году было принято постановление, по которому лица без образования и не сумевшие сдать экзамен на чин «могли быть производимы в первый классный чин по прослужении продолжительных сроков», и потом продвижение их по службе было крайне медленным, и, скорее всего, они вынуждены были провести всю свою жизнь как станционный смотритель Вырин, который, по словам Пушкина, был «сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда».

Существовала возможность ускорить свое продвижение в чинах. Этой возможностью воспользовался, например, коллежский асессор Ковалев, от которого убежал нос.

«Но между тем необходимо сказать что-нибудь о Ковалеве, чтобы читатель мог видеть, какого рода был этот коллежский асессор. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощию ученых аттестатов, никак нельзя сравнивать с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенные рода. Ученые коллежские асессоры... Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах. Ковалев был кавказский коллежский асессор. Он два года только еще состоял в этом звании и потому ни на минуту не мог его позабыть; а чтобы более придать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда маиором».

Можно было отправиться служить на Кавказ, где чины давались быстрее, и тем самым обойти своих коллег в петербургском департаменте, где долго бы надо было выслуживать асессора, или, как любил называть себя Ковалев, — маиора. В повести Гоголя гениально подмечена важная для России черта, когда чин важнее человека, определяет человека. Майор Ковалев встречает свой нос, и «По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника». И получается, что целый майор значит меньше, чем всего лишь нос, потому что нос носит 5-й чин, а его владелец – всего лишь 8-й. Между ними пропасть, и хозяин носа теряется перед важным сановником — Носом.

Чин в России приобрел самодостаточность. Без чина было жить человеку приличному стыдно, без чина ты почти ничто. Известна история про одного из князей Голицыных, который никогда нигде не служил. Он всю жизнь подписывался недоросль князь Голицын. (Недорослями называли дворянских детей, еще не вступивших в службу.)

Бедный, почти бесправный, попавший в безвыходную ловушку унылой жизни в рамках Табели о рангах, русский чиновник стал отражением мрачной русской действительности, а вечный титулярный советник — символом несбывшихся надежд на дворянство.

Читайте также

«Гонорарий ничтожен…»
Как и сколько зарабатывали литераторы второй половины XIX века
22 декабря
Контекст
«Князь Мышкин — выродок даже среди высоких людей Достоевского»
Как и за что критики ругали роман «Идиот»
29 января
Контекст
«Малевич — дикарь, его жена, ребенок тоже»
Крученых, Матюшин и другие из архива Николая Харджиева
27 ноября
Рецензии