Древний и эллинистический Египет
В Древнем Египте писцы составляли привилегированный класс жреческой касты. Освобожденные от податей и тяжелой физической работы, они занимались умственным трудом: копировали тексты книг и обустраивали библиотеки, вели государственную документацию, учет налогов, перепись населения, участвовали в посольских миссиях. Этот труд считался почетным и престижным.
Набор инструментов писца состоял из расщепленного на конце тростникового стержня-калама, скребка для правки написанного, деревянного или костяного пенала-палетки для хранения писчих принадлежностей и привязанного к нему ремешком мешочка с порошками для приготовления туши.
Греческое именование древнеегипетских писцов — гарпедонапты («натягивающие веревку») — уподобляло их землемерам и, очевидно, указывало на техническую специфику работы.
Огромный штат копиистов состоял при Александрийской библиотеке. Законом царя Птолемея III она комплектовалась нетривиальным способом — заходившие в гавань Александрии суда должны были отдавать все привозимые книги и получать взамен копии. Оригиналы отправлялись в хранилище библиотеки.
О. фон Корвен «Фантазия на тему Александрийской библиотеки», XIX век
Фото: commons.wikimedia.org
Греко-римские книгописные практики
В Древних Греции и Риме копированием текстов занимались преимущественно рабы. В Риме их называли либрариями. Над изготовлением рукописных книг вместе с ними трудились склейщики-глютинаторы, которые полировали торцы свитков пемзой, крепили их к палочкам-умбиликам, делали футляры для хранения. Вольноотпущенные либрарии часто сами открывали книжные мастерские-скриптории [лат. scriptor — переписчик], где могли одновременно и торговать свитками.
Книгописное производство процветало, на каждого издателя или владельца библиотеки работала целая рать либрариев. Согбенные тяжким трудом, они аккуратно выводили строку за строкой чернилами из гуммиарабика, порошка из насекомых или из минералов, смешанных с яичным белком. Редкий вид греко-римских чернил добывали из каракатицы, «чернильной рыбы».
Переписчики не только изготавливали книги, но и служили секретарями у государственных деятелей, а также были востребованы на рецитациях — публичных литературных чтениях: вели записи выступлений, а затем размножали их в заказанном количестве.
Еще в эллинистический период сложился следующий порядок книгопроизводства. Автором собственноручно либо писцами под его руководством готовился архетип (другие названия — автограф, идиограф, протограф) — оригинал текста, затем с него делались копии — антиграфы или апографы. Процесс правки оригинала, именуемый по-гречески «диортоза», diorthosis (ближайший латинский эквивалент — «рецензия», recensio), соответствовал современным понятиям редактуры и издания.
Обращались с книгописцами сурово. Для выполнения срочных и крупных заказов их запирали в мастерской, оставляя немного еды и воды. За ошибки и вольности могли отсечь большой и указательный пальцы, подрезать сухожилия.
Однако античные скриптории считаются едва ли не первыми учреждениями с нормированием труда. Широкие поля свитков использовались для подсчета строк, который велся по стихометрической системе. Через каждые 50 или 100 строк ставились цифры, их суммирование определяло зарплату переписчика. Копирование в коммерческих масштабах велось под диктовку для увеличения скорости. О производительности труда можно судить по эпиграмме Марциала, в которой упоминается, что переписчик выдавал 93 эпиграммы за час.
В античных скрипториях вырабатывались и правила воспроизведения текстов — например, точное совпадение с оригиналом количества строк и числа страниц копии. Колофон — текст в конце рукописи — мог содержать этикетные формулы благодарности и восторги по поводу завершения работы. «Так же, как радуется моряк, возвращаясь в порт, такую же радость испытывает и писец, видя свой труд завершенным».
Либрарии дорожили своей работой, в колофонах встречаются также просьбы не осуждать их за возможные ошибки. В «Аттических ночах» Авла Геллия есть показательная сцена покупки «Анналов» Фабия в римской книжной лавке: «Какой-то грамматик, из числа самых известных, заявил, что нашел одну ошибку в книге. Напротив, либрарий готов был биться об заклад на любую сумму, если в книге отыщется хоть одна ошибка, в одной букве».
Несмотря на профессиональную ревность и кодификацию труда, искажения в апографах были порой столь чудовищны, что в них было не узнать оригиналы. С первоисточниками обращались весьма вольно, а утраченные фрагменты воссоздавали не столько по принципу точности, сколько по принципу востребованности читателями. Состоятельные граждане, в частности, Цицерон, содержали домашние скриптории и лично контролировали копиистов.
Скрипторы средневековья
С распространением христианства книгописный промысел развивается в двух направлениях — религиозном и светском. Одни копиисты работали на монастыри, другие обслуживали университеты.
Монастырские скриптории были одновременно и книжными мастерскими, и книгохранилищами. Здесь практиковалось священное письмо — идеально выверенное, прерываемое лишь на время молитвы, выражающее праведность и благочестие скриптора. В картезианском монашеском ордене книгопись была особым религиозным обетом, способом служения богу. Статут картезианского аббата Гига гласил: «Каждая переписанная нами книга — новый глашатай истины, и мы списываем их в надежде воздаяния за всех, кто через них удержан будет от заблуждения или укреплен в правде».
Монахи-скрипторы трудились за настольными подставками-пюпитрами, которые можно было наклонять в разные стороны, если копировались одновременно два манускрипта. Работа шла медленно: один манускрипт мог изготавливаться несколько месяцев; переписчик выдавал около четырех листов ин-фолио за день. Основным инструментом было гусиное перо, которое оттачивали в зависимости от вида письма. По манере соединения букв — т. н. ductus, зависевшему от того, как срезано перо — современные специалисты определяют, кто из скрипторов был левшой.
Дело пошло быстрее с выделением специализаций: каллиграфы переписывали основной текст; рубрикаторы — мастера инициалов — выводили и орнаментировали заглавные буквы; миниатюристы создавали рисунки; иллюминаторы раскрашивали орнаменты. Самая масштабная работа над упорядочением и правкой текстов была проведена при Карле Великом, который заказал тщательно выверенные копии евангельских первоисточников — сейчас они именуются аутентичными каролингскими манускриптами.
Тернистый путь пера
В конце переписанного текста скрипторы нередко оставляли автографы вроде: «Священника Гугона в молитвах помяните, что во славу Христову сей кодекс написал». Известны и шуточные подписи: «Красотка писцу наградой лучшей будет»; «В уплату дайте пишущему доброго вина»; «Выпустите писца поиграть!».
Тяготы труда отражались в маргиналиях на полях манускриптов. «Вы не знаете, что это такое писать. Это очень тяжелая работа, она портит спину, затуманивает зрение, скручивает желудок и бедра. Молись же, брат мой, ты, кто читает эту книгу, молись за бедного Рауля, слугу Божьего, который полностью скопировал этот труд своими руками…»
Тернистый путь пера, случалось, обретал форму исповедального слова или личного дневника переписчика — как, например, заметки в «Шестодневе», оставленные в 1374 году псковским попом Саввой. «Пойти на вечерню… Полести мытьса. О, святый Никола, пожалуй, избави коросты сеа… Господи, помози, посмеши, дремота неприменьная и в сем рядке помешахся… Да рука моя любо лиха. И ты так не умеешь написать и ты не писец…»
История книгописцев хранит немало легенд с описаниями знамений и чудес. Одна из самых известных повествует о монахе, который грешил нарушениями устава, но был «предан подвигу письма» и переписал манускрипт громадного объема. После смерти монаха на «трибунале Верховного Судии» бесы яростно обличали его душу, но ангелы противопоставили грехам переписанную книгу и подсчитали в ней число букв. В итоге получилось, что букв на одну больше, чем грехов, и Судия вернул душу в тело, дав монаху возможность искупить грехи. Широко известно также сказание о монахе Мариане Скоте. Когда во время работы погасла лампада, его пальцы на левой руке засияли и осветили страницу.
Эра корпораций
В ХII веке благоговейное безмолвие монастырских скрипториев сменяется гомоном городских мастерских. Монастырских писцов «по обету» потеснили писцы-ремесленники. Как подвижничество книгопись движется к закату, зато набирает обороты как поточное производство. С конца XIII столетия наемные писцы — scriptores conducti — работают уже и в монастырях на договорной основе.
Бартоломео Пассаротти«Портрет переписчика», XVI век
Светские копиисты объединялись в профессиональные артели и корпорации и обслуживали прежде всего университеты. При Сорбонне сложилась большая корпорация «Университетских присяжных переписчиков книг», объединившая книгописцев и книготорговцев. В 1404 году была официально учреждена лондонская гильдия переписчиков и продавцов книг.
В конце обучения, длившегося около семи лет, копиист должен был создать образцовый текст и представить на суд мастера. Авторы достойных работ получали звание независимых писцов и право открыть свою мастерскую. Руководители книгописных работ в университетских скрипториях назывались стационариями, либо (по старинке) либрариями. Они отвечали за хранение манускриптов, своевременный возврат после копирования, а также взимали пользовательскую плату. Платная выдача выверенных оригиналов, именовавшихся «экземплярами», и отдельных несброшюрированных частей-«пеций» была университетским новшеством.
Жители крупных городов пользовались лавками переписчиков, где использовались уже мануфактурные, поточные способы производства и предлагались как копировальные услуги, так и готовые книги разнообразной тематики — от кулинарных руководств до остросюжетных романов. Заказчик выбирал каллиграфический стиль, тип переплета, иллюстрации.
Русские писцы
Первое упоминание о книгописной мастерской на Руси — в «Повести временных лет» под 1037 годом: «И собра письце многы и прекладаше от грек на словеньское письмо, и списаша книгы многы». При киевском Софийском соборе действовала мастерская для копирования и перевода богослужебных книг. Считается, что «писцом» впервые назвал себя Захария, переписчик Псалтири 1296 года.
Книгописными центрами, как и в Европе, изначально были монастыри. В ХI–ХII вв. переписанные тексты открывались славословием Господу. Затем большинство записей начинается указанием даты начала работы над рукописью. Это косвенное свидетельство перехода от священного к прагматическому письму. Менялось и мировоззрение копиистов: приоритетным становится срок выполнения работы. Первые факты копирования манускриптов на продажу зафиксированы в ХIII столетии.
Во многих источниках слова «переписчик», «писец», «писарь» фигурируют как синонимичные, тождественные. Однако в реальной практике писарь чаще всего название должности человека, который переписывал документы, то есть занимался преимущественно не книжным, а канцелярским письмом и имел специализацию (полковой, волостной). Писец, работая как по профессии, так и по призванию, составлял исторические хроники (летописи), фиксировал рассказы странников, устные свидетельства иноземцев.
Переписчики книг обобщенно именовались доброписцами (калька с греч. «каллиграф») и трудились в копировальных артелях и книгописных мастерских, или «грамотных кельях». Больше всего таких артелей и мастерских было у старообрядцев. В старообрядчестве сложился целый ряд самобытных книгописных традиций и каллиграфических школ: гуслицкая, выговская, ветковская, печорская, пинежская, иргизская, черемшанская.
Гуслицкий книжный стильПорядок работы в «грамотных кельях» был отчасти схож с уставом европейских скрипториев. Чернописец наносил основной текст; статейный писец выполнял вязь киноварью; заставочный писец выводил заглавные буквы; златописцы покрывали золотой краской заставки, создавали орнаменты и миниатюры. Для письма использовались чаще всего гусиные перья; сибирские староверы пользовались орлиными, глухариными и тетеревиными. На бересте и восковых дощечках работали графией (писалом).
Два вида древнейших чернил носили забавные древнерусские названия «копченых» (atramentum) и «вареных» (incaustum). Известны также рецепты чернил из березовой чаги, дубовых орешков, свинцового сурика, киновари. Знаменитые пурпурные чернила изготавливали из моллюсков и морских улиток. Для разметки строк использовали тераксу (другое название — карамса) — гладкую доску с парными отверстиями, куда продевалась толстая нить. Разложенный на тераксе лист прижимался ладонью — и на нем отпечатывалось нужное количество строк.
Карательная лингвистика
Жизнь отечественных переписчиков независимо от специализации была не сахар: их бранили за малейшую оплошность, а за ошибки подвергали телесным наказаниям. Об их суровости можно судить хотя бы по епитимии «О каллиграфе» прп. Феодора Студитадва: «Если он [писец] неопрятно хранит тетрадь, неосторожно кладет книгу, с которой списывает, не накрывает их своевременно, не соблюдает параллельности линий, ударений и знаков препинания, то налагается епитимия в тридцать и сто поклонов. Если кто пропустит что-либо из написанного в книге, с которой списывает, тот должен быть отлучен на три дня. Если кто прочтет больше написанного в книге, с которой списывает, тот должен быть наказан сухоядением».
Иные «прошибки» и вовсе считались государственными преступлениями. Особо опасен был пропуск первого слога в словах «государь» и «государыня», орфографически умалявший властный статус. «Подчистки» — выскабливание помарок — расценивались как злодейские прикосновения нечестивой руки к священному титулу. Оправдания именовались «выкрутками» и не считались смягчающими обстоятельствами.
Очень не повезло дьячку Ивану Кириллову: при переписывании указа о поминовении преставившейся царевны Прасковьи, сестры императрицы Анны Иоанновны, горе-копиист перепутал имена и «величество» с «высочеством». Вышло, что благополучно здравствующая императрица «от временного сего жития, по воле Божией, преселилась в вечный покой». Дьячка пожизненно сослали в Сибирь. А самую смешную описку допустил Семен Сорокин: в документе красиво вывел подпись «Перт Первый», за что был наказан плетьми.
Плоть — бумага
В настоящее время книгопись востребована преимущественно как декоративно-прикладное творчество. Рукотворная книга нынче эстетический изыск или произведение арт-букинга. Изменилось и значение понятия «каллиграфия» (букв. греч. «красивый почерк»): изначально оно означало словесное изящество, с конца III века — красоту письма, затем — отрасль изобразительного искусства. Сегодня каллиграфия используется также в рекламной графике, стрит-арте, оформлении памятных надписей, логотипов, поздравлений, приглашений. В Москве находится Современный музей каллиграфии, представляющий различные ее направления и стили.
Практикуется и нечто более экзотическое. Так, в моде «читательские» тату. На тела наносят фразы из Шекспира и Кафки, Блейка и Керуака, графические стихи Каммингса и целые фрагменты «Героя нашего времени». Ну а самые преданные читатели татуируются портретами любимых авторов: плечо с Хемингуэем, лицо Гоголя на всю спину, Эдгар По на лодыжке. Американцы Эва Талмадж и Джастин Тэйлор составили коллекцию таких изображений и выпустили книгу «Слово во плоти: литературные татуировки от книжных червей со всего мира».
Метафора «плоть — бумага» получила предельное воплощение в книге Шелли Джексон «Кожа», страницами которой стали человеческие тела. Желающих нашлось более двух тысяч — на них нанесли столько же татуировок. Чтобы сохранить наколотый текст, изображения фиксировались видеокамерой. Похожий творческий эксперимент (поэмы на частях тела слушателей) предпринимался Ры Никоновой.
Активно заявляет себя и боди-каллиграфия — словесная роспись по телу. Телеведущая Катя Гордон расписала себя собственными стихами, израильская художница Ронит Бигаль воспроизвела на человеческом теле фрагменты Ветхого Завета. Все это напоминает фильм Гринуэя «Записки у изголовья»: человека буквально превращают в книгу, а после смерти с тела снимают покрытую текстом кожу и сшивают в книжную «раскладушку».