Как Анатолий Ким собирает в Переделкине грибы, почему жизнь Гоголя фантасмагоричнее самого смелого вымысла и в чем состоит главный сюжет писательской жизни? Первые материалы нашего переделкинского спецпроекта мы посвятили беседам со старожилами городка, а теперь Екатерина Щечина поговорила с перебравшимся туда уже в наше время Владиславом Отрошенко — автором книг «Тайная история творений», «Гоголиана и другие истории», биографии Сухово-Кобылина и др.

— Как вы познакомились с Переделкином и какое впечатление тогда произвело на вас это место?

— Я бывал здесь время от времени по служебной необходимости. В Переделкине проходили организационные мероприятия Союза российских писателей. У меня не было каких-то особенных впечатлений от Дома творчества и окружающей его усадьбы: их облик в общем-то укладывался в представление о большом стиле советских подмосковных пансионатов. Умом, конечно, я понимал, что это место — знаковое для истории отечественной литературы. Но прочувствовать эту знаковость мне было сложно. Для этого нужно было проникнуться жизнью обитавших здесь в то время литераторов. А на писательских дачах я тогда не бывал. Да и сейчас я могу сказать, что заходил в гости на одну-две писательские дачи, не больше. И это хорошо. В Переделкине среди писателей-резидентов есть добрая и очень полезная традиция — не ходить по гостям без дела, да и с делом тоже.

— С кем из мэтров вы успели познакомиться?

— В каком смысле? Познакомился здесь или успел познакомиться за писательскую жизнь?.. Задолго до того, как я впервые приехал в Переделкино, я был знаком практически со всеми известными авторами из тех, кто здесь обитает, — с Анатолием Кимом, Олесей Николаевой, Сергеем Чуприниным, Натальей Ивановой, Игорем Золотусским, Евгением Рейном, Игорем Волгиным, Мариной Кудимовой, Надеждой Кондаковой, Светланой Василенко, Юрием Кублановским, Владимиром Личутиным, Татьяной Набатниковой, Сергеем Шаргуновым. В моей судьбе не было ни одного писателя, с которым бы я познакомился в Переделкине. Хотя звучало бы, наверное, поэтично: мы познакомились в Переделкине... Шучу.

— Поэт Юрий Кублановский в одном из интервью отметил, что Переделкино — не райский заповедный уголок, а земля, несущая в себе весь драматизм русской жизни. Каковы, на ваш взгляд, дух этого городка и главный сюжет переделкинской жизни?

— Поэт абсолютно прав. Я не был знаком с Переделкином в драматические времена. Но было бы наивным полагать, что это место могло защитить кого-то из акторов русской литературы советского периода от репрессий, гонений, остракизма — напротив, в Переделкине каждый получивший дачу писатель был на виду и на счету. И если вдруг оказывался на плохом счету, мог лишиться и дачи, и доступа к читателям, а то и свободы, что также случалось. В этом смысле дух этого городка никогда принципиально не отличался от духа писательской жизни как таковой — в разные времена, в любые времена. А главный сюжет писательской жизни — работать, писать, несмотря ни на какие особенности времен. И это одновременно неизбывный «сюжет Переделкина».

— Изменилось ли ваше восприятие Переделкина после того, как вы стали его жителем? Воздействует ли этот топос каким-то специальным образом на писательское воображение?

Владислав Отрошенко
 

— На мое воображение никак не воздействует. Хотя сюжет заманчивый. Бах — на поверхности земного шара есть такая зона, которая таинственным образом помогает генерировать образы и слова для их выражения. Бах — в эту зону приезжает писатель. И бах — очутившись в ней, он сходит с ума от специального воздействия волшебного топоса на воображение: образы и слова текут нескончаемым потоком, как никогда раньше, остановить их невозможно — писатель стреляется или оканчивает дни в смирительной рубашке... Сюжет для фантастического фильма в духе «Сталкера» или «Соляриса». Реальный городок Переделкино может дать писателю искомое одиночество, покой и возможность свободного выбора. Хочешь — замкнись в своем доме, читай, пиши. Хочешь — ищи общения, дружбы, коллективной жизни. Или попробуй найти баланс между тем и другим.

— Вы однажды сказали, что для вас как для эссеиста важно умение находить в самой действительности нечто такое, что выглядит как вымысел. Если применить такую оптику к истории Переделкина или к судьбам связанных с ним людей, можно ли обнаружить в них нечто фантасмагорическое?

— Самой впечатляющей фантасмагорией является то, что городок Переделкино не рассосался, не растворился в окружающем его мощном и безжалостном мегаполисе, каким стала Москва. Что он остался несмотря на все повороты отечественной истории именно писательским городком. Этот невероятно. И говорит о многом. Выжившее уже самим фактом своего выживания завоевало право на поддержку. В литературной жизни России есть три институции, которые, на мой взгляд, подлежат безоговорочному сохранению в силу своей уникальности и феноменальности: это толстые литературные журналы, Литературный институт и городок писателей Переделкино.

— Один из переделкинских старожилов — уже упоминавшийся вами Анатолий Ким. В 2003 году вы получили премию «Ясная Поляна» за сборник рассказов «Двор прадеда Гриши»: председателем жюри был тогда как раз Анатолий Андреевич, и, насколько мне известно, вы с ним какое-то время сотрудничали. Каким он оказался человеком и что вы думаете о его творчестве?

— Проза Кима духовно сюжетна. Что это значит? Сюжеты его вещей — таких как «Белка», «Отец лес», «Сбор грибов под музыку Баха», «Онлирия», «Остров Ионы» и других — находятся и развиваются в области духа. Мистическое внутреннее движение событий определяет внешний мир. Ким внес неоценимый вклад в отечественную словесность, соединив в своих писаниях восточную мудрость с русским, глубоко христианским мироощущением. Я не случайно употребил слово «писания» по отношению к его прозе. Каждый его роман — это не просто текст. Это подвижнический труд. Он духовно живет и развивается со своей литературой. Цель писаний — преобразить себя и окружающих. И в этом смысле Ким наследует толстовской традиции. Он писатель-учитель. При этом в своих романах Ким исследует, исповедует и проповедует общечеловеческие ценности. Именно поэтому его проза активно переводится в разных странах мира. Это сильная и глубокая проза — как по языку, так и по содержанию.

С Кимом меня связывает очень давняя писательская дружба, которая в общем-то не имеет отношения к Переделкину. Но если говорить о его частной жизни, то слова «каким он оказался человеком» не уместны. В Киме никогда не было циничной двойственности, иногда присущей людям искусства. Он всегда остается самим собой — писателем, учителем, философом. Я вижу, как он рубит дрова, гуляет, что-то мастерит или собирает грибы на своем участке, погруженный в себя, и думаю, что можно было бы снять это без комментариев: получился бы отменный и завораживающий документальный фильм...

— Вы автор книги «Гоголиана и другие истории» — доводилось ли вам общаться с Игорем Золотусским, крупным исследователем жизни и творчества Гоголя?

— С Золотусским мы много лет работали вместе в жюри премии «Ясная Поляна». Говорили в те времена на самые разные темы. В том числе и о Гоголе, конечно. Он читал мою «Гоголиану», что меня, разумеется, радует. Потому что Игорь Петрович — автор самых серьезных исследований о Гоголе. Я с большим интересом слушал его недавнее выступление в переделкинском Доме творчества — это было публичное интервью, которое вела Фекла Толстая. Я восхищаюсь тем благоговением и горением, с которыми он говорит о Гоголе.

— Чем вообще обусловлен ваш интерес к Гоголю и какую задачу вы ставили перед собой в «Гоголиане», учитывая то, что о нем написано огромное количество самых разных работ?

— Хотя «Гоголиана» полностью основана на письмах, документах, мемуарах, но по интонации, сюжетному построению и внутреннему духу это художественная вещь. Она не имеет отношения (по крайней мере, прямого) к литературоведению. Гоголь — творец персонажей и в то же время — персонаж Творца. Ни один писатель не смог бы выдумать и написать такую жизнь. Эту судьбу написало само Небо. Абсолютно подлинные эпизоды жизни Гоголя кажутся даже не фантасмагорическими или невероятными, но просто-напросто невозможными, вымышленными. «Гоголиана» почти целиком состоит из таких невымышленных «вымышленных» эпизодов. Но все же главное в ней — две тайны, сожжение второго тома «Мертвых душ» и смерть Гоголя. Эссе-новеллы «Гоголь и второй том» и «Гоголь и смерть» посвящены этим тайнам. В других вещах корпуса — «Гоголь и паспорт», «Гоголь и призрак точки», «Гоголь и кошка», «Гоголь и элементарные частицы», «Гоголь и воздух», «Гоголь и рай», «Гоголь и ад», «Гоголь и Гоголь» — исследуются тайны личности Гоголя в целом.

— Есть ли вопросы, связанные с судьбой и произведениями Гоголя, которые вам не удалось разрешить?

— Их миллион.