Есть ли в Грузии гей-литература? Спойлер: она есть. Ее наличие не оспаривается: книги, посвященные проблемам ЛГБТ, пишут, их обсуждают; они становятся фактом грузинской литературы. Более того, гей-проза маркирует открытость новой Грузии или, по крайней мере, ее готовность преодолеть свою локальность — желание смелое для страны небольшой и, судя по опросам, патриархальной, в которой религиозными себя называют 80% жителей.
На последней книжной ярмарке во Франкфурте-на-Майне Грузия была почетным гостем и сделала гей-литературу одной из главных тем своей программы. Сразу оговорюсь: грузинская литература интересует меня не потому, что она из Грузии, и не потому, что литература и приставка «гей-». Грузинская гей-литература интересна мне в первую очередь потому, что она, как кажется, с куда большим успехом проживает травмы, которые в России все еще бликуют на уровне мнимого. И нужно добавить, что под гей-литературой я подразумеваю всю бесконечно политкорректную аббревиатуру ЛГБТиК, просто называю ее так ради экономии речевых усилий.
***
Точка сборки современной грузинской гей-литературы более-менее известна — 17 мая 2013 года. У писателя Давита Габунии подрагивает голос, когда он рассказывает о тогдашних событиях. В мае 2013-го в Тбилиси попытались провести первый разрешенный мэрией «Парад гордости». Гомосексуальность была декриминализирована в Грузии в 2000-м, а с 2014-го официально запрещены все формы дискриминации, в том числе из-за сексуальной ориентации. Но, судя по последним опросам, однополые сексуальные отношения остаются для большинства «абсолютно неприемлемыми» (92%).
Устрашающее подтверждение тому можно найти на УоuТube: бородатые мужчины в рясах, сомкнув ряды, идут на небольшую группу людей с плакатами, а затем толпа мужчин без ряс избивает весело наряженных юношей и девушек — не желая допустить «разгула безнравственности», она обступает и раскачивает желтый автобус, куда гей-активистов затолкала полиция.
«Те, кто нападал, не были мужчинами с опрятными бородами из барбер-шопа», — говорит Давит Габуния, представляя читателям в Берлине немецкий перевод своего дебютного романа «დაშლა» («Распад», подробней о книге здесь). Мы сидим в «Prinz Eisenherz» — магазине квир-литературы, старейшем в своем роде в Европе.
Примерно десять лет назад на месте Давита Габунии был я сам — представлял немецкий перевод моей первой книги. В отличие от меня, грузинский автор умеет работать с аудиторией: он говорит на облегченной версии английского, которым в совершенстве владеет; рассказывая о романе и положении геев в Грузии, артистично чередует смешное и трагическое, не позволяя утомиться вежливым немолодым мужчинам, составляющим в этом маленьком помещении большинство.
Давит Габуния говорит, что любит брать в герои глупых людей — они совершают ошибки, которые двигают сюжет. Главным героем своего романа он сделал гомофоба — глупости этого мужчины убивают как морально, так и физически. Действие книги разворачивается в знойные дни лета 2012-го. В Тбилиси, в одной из хрущевок, отец семейства, молодой и безработный, узнает о тайных встречах двух мужчин, юноши и старика, вольного стрелка и мужа, облеченного властью. Герой снимает их свидания на фотокамеру, затем пытается с помощью компромата получить работу. И не замечает самого важного: пока он играет в шантажиста, его семейная жизнь распадается на куски. Занятый чужими тайнами, глуповатый муж не видит измены жены — современной работающей женщины, которая пустилась во все тяжкие.
Время романа принципиально важно: частные драмы проходят на фоне общественных потрясений лета-осени 2012 года: тогда, в канун парламентских выборов, были опубликованы видеозаписи пыток в грузинских тюрьмах, которые вызвали всенародное возмущение. Представляя немецкий перевод книги (она получила название «Farben der Nacht», 2018), Давит Габуния говорит, что шок в Грузии вызвали не столько просто пытки, сколько изнасилования мужчин — над ними надругались, посягнули на их мужественность.
Выступая на публике, Габуния выглядит одухотворенно красивым: обычная его страдальческая ухмылка исчезает. Чуть позже он объясняет мне, что на встречах с читателями ему помогает театральный опыт: «В театре все должно быть предельно ясно. Там нет другого шанса: зритель здесь и сейчас должен воспринять все, что происходит» (полную запись беседы с Габунией можно прочитать вот здесь).
Габуния не только прозаик, он еще успешный драматург. В театр он попал после того, как в 2009 году в конкурсе малых пьес победил его первый опыт в драматургическом роде — комедия о мире победившего матриархата, в котором мужчины, а не женщины оказались в положении униженных и оскорбленных. «Зал хохотал как безумный», — вспоминает он свой первый, но далеко не последний театральный триумф.
***
В поисках русских рифм я подумал, что Давит Габуния — это, наверное, грузинский Печейкин, а оба они — вундеркинды национальных драматургий. Позднее, сверив биографии, в своих предположениях утвердился.
Валерий Печейкин работает в Гоголь-центре в Москве, Давит Габуния — в сопоставимом по программным установкам Театре Королевского квартала в Тбилиси. Спектакли по пьесам Печейкина хорошо принимают в Европе, и то же самое можно сказать о Габунии — и это очень похожие отзывы. Они примерно одного возраста, и бог же знает, что оба они пережили прежде — один в Ташкенте, ставшем столицей суверенной страны, а другой в Поти, портовом грузинском городе, который, как говорят, и по сей день не оправился после распада СССР.
Габуния, как и Печейкин, не причисляет себя к числу гей-активистов. Оба они с «радужным» сообществом связаны — Печейкин прежде писал для московского журнала «Квир», гомосексуальность так или иначе присутствует в его пьесах и киносценариях. «Я тоже из этой среды», — говорит Давит Габуния, когда я спрашиваю, не было ли резкой критики его романа со стороны грузинских гей-активистов. «Своих не бьют», — добавляет он. Габунии не очень нравится, когда его роман обозначают, как «гей-прозу», — он предпочел бы оказаться на полке «Литература». «В современном мире смешно говорить о гей-романе и не гей-романе. Это просто роман», — говорит мне автор.
В разговорах с прессой немецкой он однако менее уклончив: «Я мог бы написать эссе о гомофобии, и мои друзья наверняка его бы прочитали. Но им это не нужно. Я хотел, чтобы меня услышали другие. Поэтому я сознательно не стремился к особой изысканности, это наполовину триллер. Тогда, возможно, кто-то спросит себя, что значит внутренняя гомофобия. Возможно, кто-то доберется до последней, самой важной для меня главы. Там молодой гей говорит: „Я не стану задергивать шторы. Пусть меня видят все”».
«Я не придумываю. Он и впрямь за мной наблюдает… Кто он? Почему целыми днями сидит дома? Я специально не выключаю свет по ночам, пусть он видит все. В конце концов, если что-то случится, если меня кто-то убьет, у полиции будет хотя бы один свидетель. Так что пусть стоит и смотрит» [здесь и далее переводы с немецкого Константина Кропоткина].
Критики в Германии высоко оценили стилевое изящество «Farben der Nacht» — умение грузинского автора играть на поле жанровой прозы не в ущерб литературному качеству. С подачи немецких издателей его сравнивают с Патрисией Хайсмит, умевшей сгустить жизнь до жути. Текст Габунии и впрямь не столько о геях, сколько о распаде прежних социальных связей.
Как мы помним, гей-автором Габуния себя считать не хочет, но хорошо представляет себе эволюцию грузинской гей-литературы. Он выводит ее из прозы женской, переживающей в Грузии бум: принужденные к выживанию в 1990-е годы, грузинские женщины выпестовали в себе и чувство независимости — так появилась литература феминистская, затем выпросталось ее лесби-крыло, а далее рукой подать и до гей-книг, рассуждающих о человеколюбии в схожих категориях.
***
«Мы — народ невротиков. У нас вроде начался новый мир, но он все не начинается по-настоящему. Все время какой-то переходный процесс, который не заканчивается, он остается переходным», — говорит Давит Габуния, признающий и то, что сам все время чего-то ждет. «Это мое любимое состояние», — усмехается он.
И нужно подчеркнуть, что в этом он не одинок. В канун Франкфуртской книжной ярмарки в Германии вышел фотоальбом о жителях современной Грузии «Im Wartezimmer zum Glück» («В зале ожидания счастья»). «Ничего не изменилось. Все дышит таким же порядком и тем же духом, что и в мою прошлую поездку», — пишет в книге одна из трех авторов-женщин, Анка Гуябидзе, побывавшая в городе Поти, на берегу Черного моря, куда прежде, в детстве, приезжала на летние каникулы. «Ее фотографии показывают советский шарм в эпоху инстаграма. На всем лежит тень тоски, — комментируют немецкие критики. — Мужчина ловит рыбу, женщина гуляет с котенком, возле новостройки пасется корова. Рядом, изображая бодибилдеров, демонстрируют мускулы молодые мужчины».
Этими фотографиями можно было бы иллюстрировать сборник рассказов «როგორ მოვკლათ ბილი ელიოტი» («Как убить Билли Эллиота?», 2017, — подробнее о книге). Герои Зуры Абашидзе кажутся заторможенными, сонными — живущими в вязкой субстанции. Они все время чего-то ждут.
Один из самых эмоционально точных рассказов посвящен женщине, к которой все не приходит любовник, а другой рассказ (читательницы в Грузии, судя по отзывам, отмечают его особо) — это история «полночных девушек», которые были красивы, а затем отцвели, утратив мужчин, но не потеряв своей дружбы. И никто из них не в состоянии внятно выразить, к чему это все и куда приведет.
Тон рассказов Зуры Абашидзе по-детски наивен — его герои похожи на заблудившихся детей, не важно, сколько им там на самом деле лет: они, как могут, устраивают свою жизнь, оставаясь в чем-то главном неприкаянными. «Иногда мы идем с ним в белую церковь, где, молясь, он шевелит губами. Что нам терять? Мы встаем рядом и делаем вид, что тоже молимся, хотя на самом деле думаем о совсем других вещах. Однажды Безо признался, что думает о гейских вещах. Мы стали чуть старше. Совсем немного».
Лирический герой книги без зазора смыкается с автором — легко вообразить, что Абашидзе описывает себя, своих соседей, знакомых, родственников, друзей, любовников. В интервью он называет себя первым открытым гей-писателем Грузии, а его рассказы о собственной жизни выглядят продолжением книги: «У нас в Тбилиси есть одно квир-кафе. Все easy. Иногда жители из квартир сверху льют кипяток на входящих людей, а в остальном…». Очевидно, что этот автор принадлежит к новому поколению — свобода, с какой он обходится с собой и миром, явно нова для Грузии. «Пару месяцев назад меня побили на улице — им не понравилось, как я одет. Я пошел в полицию, но там даже не поняли, в чем проблема, по какой причине я хочу подать заявление».
Но сколь дурной ни представлялась бы его слава, признанию среди коллег она вроде не мешает. В прошлом году книга Зуры Абашидзе получила премию SABA, главную литературную премию Грузии, как лучший дебют года.
***
Давит Габуния желает Грузии скучных мужчин. «Современный мужчина должен быть скучным, — говорит он с едкой улыбкой, — менее темпераментным. Менее защищающим свою мужественность. Не таким истеричным в этой защите». Пока же ему — драматургу, переводчику, писателю — хватает мужчин нескучных.
Происходящее в Грузии его настораживает: «…и глупая религиозность, и влияние России, — продолжает он. — Звучит как паранойя, но, чтобы понять это, надо жить в Грузии». О будущем он говорит с пессимизмом.
«Погоди, — возражаю я, — Грузия — это та тема, которая запросто объединяет и жителей России, и жителей Германии. И русские, и немцы с восторгом отзываются о Грузии. А у тебя совершенно другой взгляд. Почему?»
«Отношение выражается не только в словах, но и в политике, — категорично отвечает он, — а политика говорит о другом».
В фотоальбоме «Im Wartezimmer zum Glück» есть цикл фотографий, которые и впрямь кажутся мрачным предсказанием. Серия «Bianka» представляет труды и дни транссексуалки Бьянки Шигуровой: как она одевается, где живет, куда ходит. «Когда я ее фотографировала, она была мучительно печальной. И это были те моменты, когда я особенно сильно ее любила», — вспоминает в своем инстаграме Анка Гуябидзе. Через год после этой фотосессии, в 2016-м, Бьянку нашли мертвой в собственном доме. Официальная причина смерти — утечка газа.
Бьянке посвятил свою документальную короткометражку Гурам Мацхонашвили. Он же в прошлом году написал «Gldani: შეუძლებელი რომანი»(«Gldani: невозможный роман») — историю каминг-аута в «хрущобах» на окраине Тбилиси, вызвавшего эффект домино. Судя по восторженным отзывам, Гураму Мацхонашвили удалось ярко показать, как в условиях патриархальных (или, если точнее, постсоветских) принятие гомосексуальности из частного выбора становится общественным жестом.
В фейсбук-переписке я спросил Гурама, почему для него важно рассказать о геях в Грузии, на что он ответил: «Достаточно посмотреть видео о событиях 17 мая 2013 года, когда мирная демонстрация была жестоко остановлена, а ее участники подверглись насилию. Культура Грузии отрицает существование геев, и я попытался использовать этот оксюморон — гей-грузин — и построить на нем свою историю». Критики атмосферу романа сравнивают с кафкианской. Издатели в Европе именуют Мацхонашвили «одним из самых волнующих молодых авторов Грузии, который умеет соединять литературную драматичность с театральным знанием и тревожащей точностью».
***
Бьянке Шигуровой было 22, когда она погибла. Зуре Абашидзе сейчас 23. Гураму Мацхонашвили — 29. Давиту Габунии — 36. «Когда в Тбилиси меня на улице меня кто-то останавливает и спрашивает о чем-нибудь по-русски, то я отвечаю «I don’t speak Russian». А когда подходят и сначала узнают, говорю ли я по-русски, тогда я отвечаю: «Да, конечно», — говорит мне Давит Габуния. Он, успешный драматург, пьесы которого однажды представляли в Москве, — в Россию не собирается из соображений принципиальных. Куда больше радости у него вызывает возможный выход его романа на английском (скорее всего, в Канаде). Для него, интеллектуала, который с античными авторами познакомился в русских переводах, язык — осознанный выбор.
Зура Абашидзе, с которым я встречаюсь после книжной презентации во Франкфурте-на-Майне, на вопросы, заданные по-русски, отвечает английскими фразами.
«Он понимает русский, но говорит очень плохо, — объясняет мне позднее Давит Габуния. И это, по его словам, типично для молодых грузин. — Те, кто помоложе, в районе 20, — они обычно почти не говорят по-русски. Мои племянницы, которым 16 и 14 лет, — им уже очень трудно». Признаюсь, мне странно, что книги современных грузинских авторов я вынужден ловить на немецком (ждать их русских переводов, кажется, бессмысленно). И чем больше я вглядываюсь в новую Грузию, тем больше вижу в ней упущенных шансов для России.
И это едкая насмешка: ведь именно с севера Европа и пришла в Грузию — не позднее второй половины XIX века. «В первую очередь это были „тергдалеулеби” [испившие воду Терека, то есть побывавшие в России], они создали современную грузинскую литературу, став голосом движения за национальное освобождение», — объясняет переводчица Анастасия Камараули, напоминая о связях тогдашней грузинской интеллигенции с российскими демократами. С того времени грузинские писатели играют важную общественную роль: «Они вызывают общественные дебаты, ломают табу, способствуя общественным переменам. Эта традиция в Грузии все еще нерушима, и можно говорить о писательском сообществе, которое выступает в качестве литературного рупора общества».
Новые «тергдалеулеби» смотрят в противоположную от России сторону. «Большая часть книг в моей библиотеке — на русском. Поэтому мои дети их не прочитают, — посетовал в интервью телеканалу 3Sat писатель Арчил Кикодзе. — Сейчас я не покупаю русских книг — я знаю, что их не прочтет никто, кроме меня».
Арчил Кикодзе не только писатель, но также актер, фотограф и гид-экскурсовод. Гурам Мацхонашвили — режиссер и писатель. Обаятельна та легкость, с какой грузины пересекают границы искусств, пусть и очевидно, что навыки диверсификации попросту необходимы в небогатой стране — по качеству жизни ООН определила Грузии 70-е место в мировом рейтинге (у России — 49-е). «Быть писателем в Грузии — это хобби», — объясняет многообразие своих занятий Давит Габуния, который еще и драматург, а по первому занятию переводчик. Его голосом заговорил по-грузински Гарри Поттер (заказ на перевод он получил в 21 год, будучи вчерашним выпускником тбилисского иняза). Он же перевел со шведского одну из историй о муми-троллях Туве Янссон.
***
Я спросил Гурама Мацхонашвили, стоит ли считать его роман политическим жестом, на что получил следующее: «Художники нового поколения считают, что политика и искусство взаимосвязаны. Поэтому мой ответ — да, моя книга и политическая тоже. Социальная действительность в Грузии настолько сюрреалистична, что едва ли можно отличить, что в прозе есть выдумка, а что реальность».
То, что выглядит сектантством в странах многонаселенных, не кажется болезненной страстью в странах небольших, где за дефицитом пространства любые сгущения — неизбежность. Складывается впечатление, что в Грузии все знают всех. В силу этих вполне естественных причин грузинский гей-активизм оказался избавлен от бед своего северного соседа. В России, как иногда кажется, все готовы дружить против всех, отравляя подозрительностью и самые благие инциативы на ниве гей-эмансипации: будь то митинги, пикеты, парады, фестивали.
Глядя со стороны российской, положение гей-литературы в Грузии и впрямь радужно. Квир-книги там на равных со всеми финансируются Грузинским Национальным книжным центром, то есть издаются и на государственные деньги. И трудно переоценить значение их для Запада, ищущего понятные «точки сборки». Рискну предположить, что во многом благодаря гей-прозе вся современная грузинская словесность воспринимается европейцами как часть общего культурного пространства — ведь именно по качеству бытования меньшинств принято судить о положении большинства; если ЛГБТ-книги выходят при государственной поддержке, то, на взгляд европейца, культурная дистанция не может быть огромного размера.
В ответ на мой вопрос, может ли правительство его страны диктовать, кого на деньги грузинских налогоплательщиков следует поддерживать, Давит Габуния отвечает: «Книжный центр, который подчиняется министерству культуры Грузии, более-менее свободен. Деньги приходят от государства, но не было такого, чтобы кто-то из министерства или выше говорил, что какую-то книгу нельзя выпускать».
Территорией gay-friendly в Грузии можно назвать и премию SABA — главную из литературных, — лауреатом которой Габуния однажды стал и на которую вновь претендовал со своим романом. Тем сильнее обескураживает пессимизм, с каким Давит Габуния рассуждает о будущем Грузии. Он говорит, что его новая книга будет отчасти антиутопией: лет через двадцать, полагает он, Грузия будет разделена, как в свое время Германия; по рецепту берлинскому может быть разорван и Тбилиси — на часть «про-русскую» и остальную. «Скучных, нехаризматичных мужчин я, скорее всего, не дождусь», — говорит он и саркастично напоминает, что из сотен тех, кто нападал на безоружных и беззащитных гей-активистов в мае 2013 года, были оштрафованы только трое. 17 мая, именуемое на Западе Днем борьбы с гомофобией, в грузинском календаре сейчас официально называется «Днем чистоты семьи». Что бы там ни артикулировалось официально, время в этой стране на Кавказе все еще течет по-своему.