«Находясь в воде, не подплывайте к тюленям, это может быть опасно: на них охотятся акулы». Купальщиков давно нет, а табличка осталась. Как, впрочем, и океан с тюленями. Если долго смотреть на воду, рано или поздно можно увидеть одного-двух, а то и целое семейство. Гладкая бурая голова выныривает недалеко от берега и какое-то время с интересом тебя изучает, а потом аккуратной волнистой линией — будто школьник подчеркивает прилагательное — постепенно теряется из вида.
Океан пахнет потом любовника. Солоноватый, мускусный, густой, этот запах может быть резким, временами даже неприятным, но ты все равно хочешь слышать его снова и снова; и тоскуешь, и томишься, едва он сойдет на нет.
Вместе с туманом запах разносится по городу, въедается в деревянные стены домов, оседает на лужайках, пристает к одежде и волосам. В ясные дни отчетливее всего он слышен на западной окраине, у соляных топей, где развеян прах множества местных жителей и где берет начало главная улица Провинстауна Коммершиал-стрит. Отсюда же в 1620 году началась Америка.
Вопреки распространенному заблуждению, первые поселенцы, прибывшие на торговом судне «Мэйфлауэр», изначально высадились не на территории нынешнего Плимута, а именно здесь. На этом месте разбит небольшой сквер — Pilgrims’ First Landing Park, — где в окружении деревьев и кустов стоит мемориальная гранитная тумба.
Если встать к скверу спиной, справа, на другом конце Провинстаунской бухты, видна длинная песчаная коса с маяком на самом конце — Лонг-Пойнт. Добраться туда можно в часы отлива по каменистой насыпи, протяженностью примерно в полторы мили. Сейчас это необитаемая часть города, изредка посещаемая разве что случайными туристами и приблудившимися койотами. В первой половине XIX века Лонг-Пойнт был самостоятельной деревней, живущей в основном за счет добычи соли. Однако в начале 1850-х, в связи с упадком промысла, а также учитывая тот факт, что дома, построенные прямо на песке, были ничем не защищены от штормов и ураганов, местные жители приняли решение переселиться в Провинстаун. Дальше случилось нечто, по красоте и зрелищности даже в пересказе затмевающее абсолютно все, что здесь когда-либо было и еще произойдет.
Они погрузили свои деревянные хижины на баржи и переправили их на большую землю. Провинстаунская бухта. Солнце, бьющее сверху, отражается в океане — свет возвращается в небо, пронизывая насквозь каждый городской угол. К берегу подплывают дома.
Во время Гражданской войны, опасаясь вторжения войск Конфедерации, провинстаунцы построили на опустевшем Лонг-Пойнте два небольших форта, установив на каждом по пушке. До этой части залива Кейп-Код конфедераты так и не добрались, а к возведенным наспех оборонительным сооружениям впоследствии прилипли имена Форт Нелепый и Форт Никчемный.
Переправленные по воде жилища по-прежнему здесь. В основном они сосредоточены в западной части города, образуя начало Коммершиал-стрит. Опознать их можно по маленьким прямоугольным пластинкам, обычно приделанным сбоку от входной двери: белой краской на синем фоне изображен домик, в окружении чаек плывущий по тихим волнам.
Если идти по Коммершиал-стрит с запада на северо-восток, меньше чем через милю улица сделает резкий двойной изгиб; справа за вторым поворотом стоит дом художника Джона Дауда — один из самых примечательных в Провинстауне. Строгий двухэтажный белый особняк с зелеными ставнями — почти такой же, как на картине Эдварда Хоппера «Октябрь на Кейп-Коде», и сходство это неслучайно. Хоппер, не раз бывавший в Провинстауне и запечатлевший город на ряде полотен, оказал на главного современного местного пейзажиста очевидное влияние: помимо общего настроения, часто схожей палитры и техники, на картинах обоих пойман один и тот же водянистый мерцающий свет, который больше нигде, кроме как здесь, не увидишь, и передать ощущение которого точнее, чем Хоппер и Дауд, никто пока так и не смог.
Сплетничая друг с другом о Джоне Дауде, соседи нередко кривят улыбки: мол, пишет только Провинстаун, часто выезжает за счет одного и того же приема — научился себя продавать. Однако здесь стоит сказать о том, что в особенности выделяет его дом среди других. В одном из окон второго этажа Джон поставил мраморный бюст Шекспира, развернув его лицом наружу. И даже если бы он не написал ни одной картины, все равно запомнился бы многим как выдающийся художник: окно с Шекспиром, смотрящим на Коммершиал-стрит, само по себе произведение искусства.
Провинстаун неизменно притягивал живописцев с тех самых пор, как в XIX веке сюда проложили железную дорогу, соединявшую полуостров Кейп-Код с основным материком: рельсовые пути заканчивались на Пирсе МакМиллана, расположенном непосредственно в центре города. Однако в полнокровную художественную мекку Провинстаун превратился в 1899 году, когда Чарльз Готорн основал здесь школу изящных искусств. К началу Первой мировой войны для американских художников Провинстаун стал тем же, чем был Париж для импрессионистов.
В ХХ веке — кто-то подолгу, кто-то от случая к случаю — здесь жили и работали Джексон Поллок, Милтон Эвери, Адольф Готлиб, Роберт Мазервелл, Марк Ротко (местная легенда гласит, что на его картине «Оранжевый и желтый» изображено не что иное, как провинстаунский закат, хотя свой дом на Брэдфорд-стрит он купил спустя два года после того, как ее закончил). И это лишь пять имен из сотен других.
Железной дороги давным-давно нет, но по концентрации художественных галерей на душу населения и количеству художников-резидентов этот крошечный городок, фактически состоящий из двух параллельных улиц, число постоянных жителей которого едва ли насчитывает 3 000 человек, по-прежнему остается одним из крупнейших центров изобразительного искусства Соединенных Штатов Америки.
Литературная история Провинстауна началась с театра. В 1910-х на Пирсе Льюиса под крышей хиреющей рыбацкой хижины, принадлежавшей писательнице Мэри Хитон Ворс, стала собираться небольшая группа актеров и драматургов, впоследствии названная Provincetown Players. Они ставили небольшие, чаще всего одноактные спектакли, производство которых, например, в Нью-Йорке, требовало бы немалых затрат, а здесь не стоило почти ничего. Впоследствии одна из основательниц труппы Сьюзен Гласпелл напишет о лете 1916 года, ставшим для них одним из самых плодотворных: «Мы могли лежать на пляже и обсуждать пьесы — каждый тогда что-то писал или репетировал, или изготавливал декорации. Жизнь была цельной, работа и досуг — неделимыми». Тем летом на Пирсе Льюиса состоялась премьера пьесы двадцатисемилетнего Юджина О’Нила «К востоку на Кардифф» — текста, обозначившего поворотный момент в развитии американской драматургии.
В Провинстаун он сбежал из Буэнос-Айреса, куда его отправил отец в надежде, что дальнее путешествие поможет Юджину избавиться от пристрастия к алкоголю и досадной привычки якшаться с разнообразными отбросами общества. Буэнос-Айрес, однако, был в этом смысле не самым очевидным выбором, и, когда закончились отцовские деньги и окончательно расшаталось здоровье, О’Нил каким-то образом уговорил команду грузового судна, идущего в Штаты, взять его на борт, и в итоге оказался в городе, с которым окажется в значительной степени связан на ближайшие восемь лет; где он напишет в общей сложности двадцать шесть пьес (включая одноактные) и однажды узнает от соседа, что стал лауреатом Пулитцеровской премии. Дом в дюнах, где Юджин О’Нил проживет значительную часть тех лет, впоследствии смоет в океан.
В «Атлантик Хаус», старейшем и лучшем баре Провинстауна, на стене висит его портретное фото с автографом — одно время О’Нил снимал комнату наверху. На противоположной стене висит фото голого Теннесси Уильямса, часто бывавшего в городе в сороковые годы ХХ века. Расхожая окололитературная байка гласит, что «Стеклянный зверинец» и «Трамвай «Желание» были отчасти написаны именно в Провинстауне. Это неправда: Уильямс приезжал сюда исключительно ради солнца, пляжей и симпатичных парней.
В 1968 году поэт Стэнли Куниц, художник Роберт Мазервелл и еще несколько членов инициативной группы, состоящей из людей искусства, выкупили здание нерабочего лесного склада в восточной части города и создали там Provincetown Fine Arts Work Center — артистическую колонию, ежегодно предоставляющую семимесячную резиденцию и небольшую стипендию молодым художникам и литераторам (в том числе совсем не оперившимся, пока только желающим связать свою жизнь с литературой или изобразительным искусством). За пятьдесят лет существования PFAWC резидентами стали около тысячи человек. Среди тех, кому впоследствии удалось добиться серьезного международного успеха в писательстве, — Майкл Каннингем, Денис Джонсон и Энн Пэтчетт.
Пэтчетт включит рассказ о своем пребывании в Провинстауне в обширное эссе The Getaway Car. Джонсон поместит в провинстаунские декорации роман Resuscitation of a Hanged Man. Каннингем напишет о городе книгу Land’s End: A Walk in Provincetown [Край земли: Прогулка по Провинстауну] и почти одновременно с ее выходом купит здесь дом.
«Наверное, поэтому Провинстаун так прекрасен. Зачатые ночью (ибо можно поклясться, что они выросли во мраке одной-единственной бури), на рассвете его песчаные отмели влажно блестят с девственной непорочностью края, впервые подставляющего себя солнцу. Десятилетие за десятилетием художники приезжают писать свет Провинстауна и сравнивают эту местность с венецианскими лагунами и голландскими болотами, но потом лето кончается, большинство художников уезжает, и город открывает глазам длинное несвежее исподнее новоанглийской зимы, тусклой и серой, под стать моему настроению. Тогда вспоминаешь, что краю этому всего десять тысяч лет и у здешних привидений нет корней».
Это строки из романа «Крутые парни не танцуют» (перевод В. Бабкова), написанного покойным соседом Майкла Каннингема, дважды лауреата Пулитцеровской премии Норманом Мейлером. Буквально в тридцати дворах от его кирпичного особняка стоит дом, где долгое время жил Джон Дос Пассос. На восток, в самый отдаленный район Провинстауна Peacked Hill, окруженный дюнами, время от времени наведываются призраки Джека Керуака, Гарри Кемпа, Эдварда Эстлина Каммингса.
Если вы интересуетесь американской культурой, среди ваших любимых писателей и художников непременно есть как минимум один, который когда-то здесь жил или хотя бы бывал. По форме полуостров Кейп-Код напоминает ястребиный коготь. Город Провинстаун расположен на самом его конце. На карте мира он почти неразличим.
Автор выражает благодарность Киту Ханту, а также руководству отеля Moffet House Inn в Провинстауне за содействие в работе над материалом.