Как утверждает исследовательница творчества Владимира Блауне Надежда Миргородская, его архив — «первое известное нам полное собрание произведений „наивного” автора». Во всяком случае, так было на момент появления единственной публикации о Блауне в начале нулевых — с тех пор упоминаний о нем в сети больше практически не встречалось, да и как таковые исследования «наивной литературы» за прошедшие два десятилетия продвинулись не настолько существенно, чтобы можно было надеяться на перемену в описанном положении вещей. Но, как бы там ни было, «архив Блауне» действительно был первым в своем роде — до этого, как отмечает Миргородская, публиковались и изучались только отдельные произведения наивных авторов. А вот многочисленные тетради Владимира Блауне его родственники передали исследователям целиком — отдали все, что смогли найти. Благо, объем этого «всего» был не так уж и велик — почти семьдесят стихов и еще несколько десятков произведений в других жанрах.
Владимир Блауне родился в Кронштадте в 1909 году, в начале жизни работал пастухом, а писать стал через несколько лет после того, как вернулся домой с войны — он воевал на фронтах советско-финской, в сороковом заболел малярией, выздоровел, а затем, даже не успев попасть домой, отправился воевать с гитлеровцами. Воевал отлично, получил несколько орденов и медалей, затем до конца жизни работал кузнецом. Собственно, если сейчас вбить его ФИО в поисковик, то на литературное творчество выведет всего одна-две ссылки — остальные же будут посвящены скудной информации про его военные годы, в частности описанию героических деяний.
Это вообще очень симптоматично. Творчеством Блауне не интересуются ни широкие круги читателей (собственно, откуда бы им взяться?), ни специалисты. Как я уже упоминал в одном из предыдущих текстов, «наивная литература» как явление вообще очерчена и изучена очень слабо (слишком уж трудно отделить ее от графомании с одной стороны и от эго-документации с другой), а в нашем случае существенно еще и то, что для полноценного изучения «наивного» писателя крайне важно иметь представления о его биографии — о том, кого он читал, чем интересовался, какие влияния испытывал и так далее. Скупых биографических данных «родился-работал-воевал-воспитывал» для таких исследований явно недостаточно.
В этом контексте особенно ценен труд Надежды Миргородской, которую все эти сложности не смутили: она написала про Владимира Блауне основательный очерк и, что еще прекраснее, прикрепила к очерку файл с его расшифрованным наследием. Кстати, тоже характерная вещь: поиск сведений о Миргородской показал, что на момент публикации очерка она была старшеклассницей, и ее работа, вполне вероятно, могла бы совсем сгинуть в безвестности наравне со множеством прочих ученических трудов, не будь ее научным руководителем фольклорист Михаил Лурье, который впоследствии упомянул Блауне в одной из своих статей. Так или иначе, сегодня публикация Миргородской — едва ли не единственный источник информации о Блауне, и текст, который вы сейчас читаете, основывается преимущественно на нем. Мне как автору не очень-то весело это констатировать (всё же писать о героях, встреченных и открытых лично, как правило, намного интереснее), но и не упомянуть об этом нельзя — причем не столько из благодарности к Надежде Миргородской, сколько по другой причине. Как она отмечает, Владимир Блауне создавал свои произведения несколько десятков лет, и если в начале этого пути он сочинял стихи и прозаические миниатюры от случая к случаю и между делом, то ближе к концу жизни стал считать творчество важнее всех прочих своих занятий, буквально грезил известностью, рассылал рукописи в журналы и газеты, а предисловия к некоторым рукописным тетрадям адресовал потомкам. Ну вот, например:
«Воскресенье 13 го января 1974 года начата эта книга. В ней хранится труд, мысли, и любов к искуству. В этой книги записано все то что слагалось, и было записано на разных листках и лежало в розрозненном виде последних лет моей жизни. Пусть редакция не пишет не пускает всвет мою эту книгу, но всеже найдутся люди которые прочтут ее и скажут: да а всеже интересно».
Вслед за Надеждой Миргородской я сохраняю здесь оригинальную авторскую орфографию и пунктуацию — автор, даром что читал много книг, был с правописанием не в ладах, что иногда мешает восприятию, а иногда, напротив, считывается как неотъемлемая стилевая особенность и даже напоминает стихи другого крайне уважаемого на «Горьком» автора — лейтенанта Пидоренко В. П. (Сел отдохнуть / у проезжей дороги / достал из кормана / кисет с тобоком). Возвращаясь же от формы процитированного абзаца к его содержанию, стоит сказать, что при всем уважении к труду Миргородской одной сугубо научной публикации двадцатилетней давности явно маловато для того, чтобы достаточное количество людей могло сказать «да а все же интересно», и если их количество можно увеличить за счет читателей «Горького» — почему бы и нет, Блауне бы точно порадовался.
Заметка с упоминанием кузнеца В.А. Блауне. Газета «Знамя труда», 26 января 1966
Тут мне как раз пора вспомнить, что гипотетический читатель дошел уже до середины текста, но до сих пор не понимает, о чем, собственно, речь. Ну так вот.
Большую часть наследия Владимира Блауне составляют стихи, а меньшую — прозаические тексты. Корпус этих текстов, правда, не очень велик, но зато крайне разнообразен. Есть в нем и небольшие заметки, и фельетоны, и несколько десятков авторских анекдотов, и письма, и проект пьесы для кукольного театра (Владимир Блауне умел делать кукол и даже обучал этому ремеслу односельчан), и сатирические миниатюры — обращения к Рональду Рейгану. Блауне вообще не сторонился актуальной повестки — в период Великой Отечественной он, например, написал крохотное произведение под названием «Казнь Гитлера», в котором то ли имитировал, то ли воспроизвел разговор нескольких солдат, решающих, как же лучше всего обойтись с Гитлером, и предлагавших разные варианты вроде такого:
«Лутше накормим простоквашей и повесим в верх ногами, пусть попробует сам себя не обгадить — нечего брюхо заболит — тогда догодает — скажет „зачем я шел к тебе россия”».
Логично, что и Рейгану от Блауне изрядно досталось. К счастью, время было уже более гуманным, и вместо описания вариантов казни он обошелся, во-первых, стихотворным обращением:
Был я в залогическом саду
Видел там я птичек и зверей
Но мне невстречалось на роду
Рейгану подобных, глухарей
Не ужели он не слышит плочат дети
Стонут женщины, малюток берегут
и неужели жить нельзя иначе
как на других людей набрасывать хомут
Поднял-бы свое свиное рыло
И в чужой не лезбы огород
дел тебе всвоей стране хватило-б
там где тобой запуганой народ
за чем-же ты себе войну пророчешь
ведь не нужна война не малым не болшим
Аль ты земным владеть всем шаром хочешь?
Но этого мы сделать не дадим.
А во-вторых, несколькими прозаическими воззваниями:
«Рейган вспомните! что ответил? Наполеон Гитлеру — ложись я подвинусь А вам придется обратится к Гитлеру.
Господин Рейган. Посмотрите себя в зеркало. У вас пустая боеголовка. Сеятел зря начинаеш по европе зло сеять — страх собирать будешь».
Тут оставлю небольшое примечание для самого себя на будущее: интересно было бы разыскать публикации (а если таковых не существует, то собрать самому), посвященные посланиям жителей России европейским и американским лидерам — благо навскидку кажется, что их должно быть предостаточно, причем они вполне себе складываются в отдельный жанр «наивного» творчества — как письменного, так и устного. Начиная от совсем культовых, вроде разошедшегося на присказки обращения Жириновского к Бушу, и заканчивая малоизвестными вариантами. Лично я, например, однажды нарвался в «Красном и белом» на диалог с пожилым отставным кагэбэшником, который решил осчастливить окружающих своими выводами о том, что малайзийский боинг сбили украинские истребители.
— У меня как в голове это сошлось, — сообщил он, — я сразу залез на сайт к Обаме и прямо его на его собственном сайте его и обосрал. А знаешь, как я его обосрал? Написал: «У меня на балконе помидоры растут. Две. И они недавно покраснели. Вот так и булки у тебя, Обама, покраснеют!»
И мой собеседник заливисто расхохотался, а я не расхохотался: в тот момент (это было семь лет назад, аккурат после крушения) я еще не понимал, что имею дело со вполне себе фольклорной традицией, и не оценил этот диалог по достоинству.
Ну да ладно, что-то мы отвлеклись.
Заметка с упоминанием «любителя-энтузиаста художественной самодеятельности пенсионера» В.А. Блауне. Газета «Знамя труда», 11 февраля 1972
А между тем говорить про творчество Владимира Блауне можно еще долго. Точнее, говорить как раз особо не о чем, надо читать. Блауне представляет собой «усредненного» наивного автора (видимо, в том числе и поэтому он, несмотря на скудность наследия, оказался в числе героев немногочисленных тематических текстов и исследований), у него нет ярко выраженного собственного стиля, что в своем очерке подтверждает и Миргородская — Блауне как губка впитывал стилистику и повестку авторов, до которых мог дотянуться (в основном современных ему советских поэтов и писателей), невольно подражал им и перенимал отдельные приемы и образы. Все эти заимствования лежат на поверхности, и какому-то глубокому литературному анализу тут просто не остается места. Разве что трудно удержаться и не отметить, что в стихах Блауне присутствует оригинальность, которую не особо ждешь от «наивного» автора, не знающего даже элементарных правил русского языка, — видно, что знакомство с доступными в сельской библиотеке поэтическими сборниками для него не прошло даром: он избегает совсем уж простых и тривиальных рифм, а в сюжетном плане может дать фору многим своим современникам: то у него зоотехнику снится, как скотный двор взвивается в космос, то Господь чуть не женится на Сатане, то повара варят кисель из «плешатых стариков», «курносых сопляков» и черт знает чего еще. Иногда Блауне, размышляющий о смерти и посмертии и беседующий с Луной и звездами на философские темы, предстает перед читателем как тонкий лирик. Чего не скажешь, читая им самим придуманные анекдоты:
«В магазине нехватило яиц сторику — остался яичиный порошок. Продовец кричит кассиру устрок чек на яйца — перебей ему яйца впорошок Старик убежал домой».
Короче говоря, в плане творчества Владимир Блауне был удивительно разносторонней личностью, даже по меркам обычного автора, не говоря уже о «наивном». Во всяком случае, пересказывать его произведения бессмысленно, лучше посоветую вам обратиться к выложенному Миргородской файлу. Я без всякой иронии уверен, что стихи и проза Блауне окажутся как минимум увлекательным чтением. И как минимум новым для вас. Если, конечно, вы родом не из деревни Заовражье Сланцевского района Ленинградской области — едва ли не единственного места на планете (до появления этой публикации), где стихи Владимира Андреевича помнят и любят, как следует из этого видео, выложенного кем-то из его односельчан с подписью «Спасибо деду за победу». Причем помнят и любят вне всего этого сложного контекста с «наивной литературой» и вообще без оговорок, а просто как литератора-фронтовика, заслуженного и уважаемого деда и прадеда. И это прекрасно.