Российские литературные премии — вечные заложники годового урожая. Есть из чего составить один лонг-лист — хватит на все премии, нет — никому не повезло. Отсюда же и степень предсказуемости результатов. Сколько явных лидеров оказалось в шорте, видно, как правило, невооруженным глазом. А вот когда даже вооруженные глаза экспертов наполняются недоумением — жди скандала. Литературный 2016-й в России, судя по премиям, выдался на «троечку», и их жюри, соответственно, пришлось несладко. Но что плохо для читателя — интересно для наблюдающего за литературным процессом, о нем и поговорим.
(Мы знаем, что кроме крупных премий, в России есть и утонченная Премия Андрея Белого, и открывающая поэтические имена премия Аркадия Драгомощенко, и новая Литературная премия Дмитрия Горчева, и много других. Но, чтобы не утомлять читателя годовым отчетом, сосредоточимся на тех, которые больше всего влияют на годовой «список литературы» на всех прилавках страны.)
Один в поле воин
Абсолютным триумфатором нынешнего премиального сезона стал Леонид Юзефович, одержавший победу в «Нацбесте», взявший первое место в финале «Большой книги» и получивший грант «Русского Букера» для перевода «Зимней дороги» на английский язык и издания в Великобритании. В этой победе прекрасно почти все: и то, что главной книгой года стал серьезный документальный роман; и то, что это роман о Гражданской войне, с недидактичной, но твердой настойчивостью показывающий, что по любую сторону любых баррикад — просто люди (трудно выдумать тему более актуальную); и то, наконец, что это именно Леонид Юзефович, чьи книги выходят редко и остаются «большими» надолго. Печаль же в том, что сильной конкуренции Юзефовичу не смог в этом году составить никто. В протоколе заседания счетной комиссии, обнародованном после вручения «БК», видно, что победитель оторвался от остальных номинантов почти на сотню голосов, в то время как между сгрудившимися за ним Водолазкиным, Улицкой и Ивановым, — разрыв в 2-12 баллов.
Две курицы в одни руки
Пятачок, на котором уместились плоды писательских трудов, в этом году сжался настолько, что той же Литературной академии, голосующей за «Большую книгу», пришлось нарушить негласное, но священное правило любой премии: Людмила Улицкая обозначила его на церемонии награждения великой советской формулой «Две курицы в одни руки не давать». Все лауреаты главной премии страны оказались в этом году дважды лауреатами (за десять лет такое уже случалось с Шишкиным, Быковым, Сорокиным, Кабаковым, но со всей тройкой финалистов разом — впервые). С издательской точки зрения лавры большой премиальной тройки аккуратно собрала одна Елена Шубина, в чьей редакции вышли все книги победителей. Последний факт не то чтобы удивителен — Шубина действительно обладает редким чутьем и сумела за время работы РЕШ собрать в своем портфеле едва ли не всех главных русских прозаиков. Но все же литературные премии — слишком сильный, если не единственный рабочий маркетинговый инструмент, и по идее он должен поддерживать не монополии, а экологический баланс на книжном рынке. Пока не получается.
В поисках третьего
Кстати, о премиальной тройке. Если с мейджор-политикой «БК» пока еще все ясно, а «Нацбест» необходим хотя бы затем, чтобы по привычке вносить в итоги года немного смуты и питерской литературы, то «Русскому Букеру» уже нет сил задавать вопросы. Премия все больше напоминает престарелого родственника, который уже выжил из ума, но по-прежнему распоряжается значительной частью семейного бюджета. Если самой яркой страницей в истории «Русского Букера» стала незабываемая победа романа «Цветочный крест» в 2010-м, то в этом году было даже не смешно. Наблюдение за «РБ» потеряло смысл сразу после объявления шорт-листа, в котором не то чтобы не было совсем ничего хорошего (тот же Юзефович и «Поклонение волхвов» Сухбата Афлатуни), но в целом от него разило смертной скукой. Надо сказать, что победа Петра Алешковского с романом «Крепость» временно оживила литературное сообщество: одни откровенно плевались, перебирая неудачные цитаты, другие защищали авторскую идею, и в итоге все как всегда переругались.
В сухом остатке — вывод вполне объективный: «Русский Букер» выбрал романом года консервативный, прямолинейный и не очень хорошо написанный текст, признав себя скорее защитником традиционных ценностей, чем интересов современной литературы и ее читателя. За это, кажется, и с корабля современности его вполне заслуженно пора подвинуть. Тем более что в затылок задышала неожиданно посвежевшая «Ясная Поляна», жюри которой вывело в годовой топ две повести по-хорошему самобытных Александра Григоренко («Потерял слепой дуду») и Наринэ Абгарян («С неба упали три яблока»). И это не говоря уже о том, что у пьедестала давно мнется премия «Нос», которая хоть и противопоставляет себя мейнстриму всеми возможными способами (от неутомимой попытки искать новую словесность и новую социальность до открытых дебатов, где вслух говорят, что шедевров опять не видно), а все же пополняет общий читательский список старательнее других.
Закрытый космос
Отсутствие новых имен в подавляющем большинстве премиальных списков не могли не заметить даже читатели, обычно в эти списки не заглядывающие. Как бы мы ни относились к именам, проверенным временем, выбор номинаторов и жюри в этом году был как никогда несправедлив к дебютантам и просто писателям, не успевшим дожить до статуса заслуженных. А если и случалось попадание в лонги и шорты «темных лошадок», то выглядело это в основном нелепой случайностью. Например, совершенно непонятно, как оказался в финале «Большой книги» вопиюще плохой роман Саши Филиппенко. А неожиданная номинация на «БК» Владимира Динца, достойного претендента на премию «Просветитель», объяснима разве только тем, что Литературной академии не дает покоя внутренняя свобода шведских коллег из Нобелевского комитета. При этом вся «большая тройка» дружно, как по предварительному сговору, проигнорировала, например, роман Сергея Кузнецова «Калейдоскоп» — книгу, которую, казалось бы, просто нельзя не включить в десятку лучших русских романов 2016 года (единственной премией, давшей Кузнецову шанс, стал «Нос», но его результаты мы узнаем только в конце января). Удивило и то, что ни одна премия не досталась Алексею Иванову, сделавшему вроде бы уже все возможное, чтобы подержать в руках какую-нибудь почетную статуэтку. А сколько интересных книг вообще осталось за бортом и не получило шанса достучаться до покупателя с помощью привлекательной наклеечки с названием премии, не хочется даже и считать.
***
Все эти сомнительные тенденции заставляют задуматься о том, плохо ли в России с литературой или все-таки с институтом премий, что более вероятно. Длинные списки можно не глядя сокращать до коротких, но процедура требует начинать издалека. Многие тексты, о которых читателям стоило бы знать, не попадают в поле зрения жюри просто потому, что издательства и журналы их не выдвигают. Там, где политика премии складывалась достаточно долго, результаты оказываются предсказуемыми и часто бессмысленными. Там, где происходит поиск концепции, — непредсказуемыми и тоже, в общем, ни к чему не ведут за недостатком ясных ориентиров поиска. Мы называем большие премии мейнстримом, и отчасти в том, чтобы определять основное направление литературного процесса, диагностировать его состояние, и есть их задача. Но, похоже, эта роль стала крупным премиям такой привычной, что они тиражируют образ литературы предыдущих годов, замерев, как сломанный флюгер.