21 декабря исполнилось 120 лет со дня рождения писателя и драматурга Всеволода Вишневского. От множества своих сверстников и современников, добившихся успеха в официальной советской литературе в сталинские 1930-е годы, он отличается как минимум тем, что его тексты не перестали читать и ставить ни после его смерти, ни после распада Советского Союза. «Оптимистическую трагедию» ставили великие режиссеры разных поколений — Александр Таиров в 1930-е, Георгий Товстоногов в 1950-е и Марк Захаров в 1980-е. Совсем недавно — в 2017 году — ее поставил Виктор Рыжаков в Александринском театре и тоже добился с ней успеха. Вишневский изначально писал «Оптимистическую трагедию» как обращение к потомкам, пришедшим в театральный зал посмотреть на то, как зарождался мир, в котором они теперь живут, и подумать о судьбе революции и о будущем преобразовании человечества. Кажется, что эта художественная стратегия сработала — мир изменился совсем не так, как представлял себе Вишневский, но потребность думать про его радикальное переустройство осталась.
«Оптимистическая трагедия» — это стремительно рассказанная история о команде революционных матросов и о девушке-комиссаре, силой воли превратившей разрозненных циников и анархистов в преданный партии полк. Сама пьеса состоит из череды убийств и сцен, как будто вырванных из тренинга по эффективному лидерству. Комиссар словом разворачивает бегущий полк, выстрелом дает отпор матросам, собравшимся ее изнасиловать, собственной смертью вдохновляет команду продолжать борьбу. Пьеса Вишневского — кажется, одно из самых сжатых и удачных выражений центрального советского мифа: человеческие разум и воля способны не только противостоять хаосу природы и общества, но и полностью преобразить привычные понятия правды, справедливости, смерти. Все эти понятия оказываются выдумкой старого буржуазного мира и только комиссар в состоянии увидеть их настоящее большевистское значение. «Помни, что и смерть бывает партийной работой», — говорят, обращаясь напрямую к зрителям, введенные Вишневским в пьесу комментаторы-старшины, незадолго до того, как враги насмерть запытают комиссара. Враги, конечно, тут же будут разгромлены, а смерть комиссара не пройдет даром: она мобилизует солдат для новой неизбежной войны. Этими солдатами и должны были стать зрители пьесы. «Вы, может быть, полагаете, что в данном случае у военкомата и у театра разные цели?» — в самом начале пьесы спрашивали у публики со сцены.
kinopoisk.ru
Вишневский сам прошел гражданскую войну: служил пулеметчиком на корабле «Ваня-коммунист», затем был политработником на Черноморском и Балтийских флотах. После войны начал писать и в конце 1920-х дебютировал в Москве пьесой «Первая Конная». Он был уверен, что каждый момент в мире идет война и литература — один из ее фронтов. Свою задачу он видел в том, чтобы «военизировать» других писателей и этим поднять обороноспособность страны. С литераторами, способными составить ему конкуренцию в драматургии, он тоже поступал как с врагами — вел борьбу на уничтожение.
«Я болен поисками, мне надо писать, кричать, давить глотку Эрдмана и Булгакова, бить в ярости», — писал он в 1932 году Зинаиде Райх во время своего непродолжительного союза с Всеволодом Мейерхольдом. Если посмотреть на архив писателя, хранящийся сейчас в РГАЛИ, то в нем его художественные тексты занимают едва ли не меньше места, чем многочисленные доклады и статьи по военной тематике. В них он вне зависимости от того, что происходило в стране, готовил свою аудиторию к стремительной и победоносной войне с Западом. «Мы драться три с половиной, четыре года, медленно, с обозами на конской тяге, с фурами, с гнилыми сухарями, не будем. <...> Нам некогда четыре года тратить, у нас еще очень много пятилеток впереди. У нас еще дорога дошла только до Комсомольска, нам надо дойти до Америки, перетянуть дорогу через Берингов залив, нам нужно Арктикой очень много заняться», — так он разъяснял положение дел ленинградским писателям в марте 1937 года.
Ничего значительнее «Оптимистической трагедии» он так и не написал. Найденное сочетание революционной стихии, Гражданской войны, столкновения личности и коллектива, фактуры матросских и солдатских типажей и пафоса в духе пролетарских поэтов-космистов не отпускало Вишневского и повторялось в его творчестве вновь и вновь. Даже пережив Великую Отечественную войну и блокаду Ленинграда, он снова написал пьесу про войну гражданскую — «Незабываемый 1919-й». В ней, правда, место собирательного комиссара занял вполне конкретный Сталин, своими решениями сумевший спасти молодую советскую республику от гибели.
Самое удивительное, что, в отличие от многих других советских писателей, Вишневский, судя по всему, избежал раздвоенности, позволявшей делить вещи на написанные для себя и на заказ. Дневники, которые он вел большую часть жизни, свидетельствуют, что самого большого успеха он добился в сфере военизации себя. Дневники Вишневского конца 1930-х годов часто приводят в качестве свидетельства агрессивных намерений советского военного руководства. Однако Вишневского здесь трудно признать объективным свидетелем — он всей душой рвался бы в бой, на Запад, даже если бы руководство и было против.
Его дневники ни слогом, ни темами почти не отличаются от его пьес. В них мало говорится о том, что происходит за окном — не важно, пишется ли дневник в Переделкино во время Большого террора или в блокадном Ленинграде. Зато очень много обрывистых фраз, резких оценок и рассуждений о политической борьбе, в которой буржуазный Запад неизбежно проиграет коммунистическому миру и на смену атомизированному и невротизированному человеку капитализма придут люди новой формации, сумевшие преодолеть конфликт личного и коллективного. Такие, каким сам себя считал Всеволод Вишневский.