«Самара — лучший, греховнейший, элегантнейший и благоустроеннейший кусок Москвы, выхваченный и пересаженный на берега Волги»
Борис Пастернак
Знакомство с литературной Самарой можно начать сразу после сдачи белья проводнице: железнодорожным путем в город прибывали тысячи людей, в числе которых писатели и поэты. В 1911 году между скамейками в зале ожидания бродила Марина Цветаева — поэтесса была здесь проездом с будущим мужем Сергеем Эфроном. Пара провела на вокзале сорок минут. За это время Марина успела отправить своему другу поэту Максимилиану Волошину незатейливую открытку со львятами — сейчас это единственное доказательство того, что Эфрон и Цветаева действительно были в городе.
В 1921 году на вокзале остановился вагон с Сергеем Есениным. Поезд направлялся в Туркестан, погода была скверная, дорога нудная. «Вот так сутки, другие, третьи... едем-едем, а оглянешься в окно — как заколдованное место проклятая Самара», — позже напишет поэт своему другу. Во время остановки Есенин исходил станцию вдоль и поперек, прогулялся по соседним улицам и, пытаясь развлечься, купил местную газету, где обнаружил разгромную рецензию на себя и других имажинистов. В общем, в памяти поэта Самара осталась мрачным и тягучим местом.
В паре остановок от вокзала находится здание бывшего реального училища. Здесь скучал на уроках и строил рожи одноклассникам Алексей Толстой. Друзья запомнили его грозой улиц: дневники намекают на десятки бесшабашных выходок. Однажды Толстой с двумя приятелями пришел обсудить вопрос по учебе домой к учителю немецкого языка. Педагог собирался обедать, но отвлекся на неожиданных гостей и вышел из комнаты, оставив мальчишек один на один с накрытым столом. Компания решила не терять времени: парни стянули со стола кусок немецкой ветчины, по-быстрому запили ее пивом, после чего растворились в закате. Преступление века едва не раскрылось: вот только ни учитель, ни его прислуга не смогли вспомнить фамилии хулиганов, благодаря чему мальчишки чудом избежали наказания.
У здания реального училища куда менее залихватская судьба: за последний год оно дважды едва не сгорело, а дом изрядно обветшал. Осенью памятник архитектуры кинулись спасать — но не власти, а городские активисты: разбитые окна заколотили фанерными листами, на которые нанесли граффити, напоминающие об исторической значимости места.
Перекресток улиц Казанской и Воскресенской связан с двухнедельным отпуском Александра Островского в Самаре в 1849 году — с 25 января до 11 февраля. Писатель ходил в гости в дом Путиловых, который год спустя сгорел, и на его месте выстроили особняк в классическом стиле, обращенный портиком к Волге (ул. Алексея Толстого, 50). Напротив стоит особняк по проекту Шехтеля (ул. Алексея Толстого, 41). По иронии судьбы на этом месте был дом Вороновых, куда также захаживал Островский. Тут он «проводил время, свободное от дел, в литературных спорах, танцах, музицировании, исполнении романсов». Здесь он читал свою первую большую пьесу «Банкрот», известную сейчас как «Свои люди — сочтемся».
Вознесенский собор
ул. Степана Разина, 78
Фото: Алексей Авдейчев
Старейший храм Самары связан с судьбой Максима Горького. В 19 лет писатель потерял сразу двух близких людей — бабушку и деда. Молодой Пешков переживал утрату крайне тяжело и, не справившись с эмоциями, предпринял попытку самоубийства. Смерти избежать удалось, но за проступок писателя отлучили от церкви.
Наказание могло бы не сыграть серьезной роли в жизни героя, если бы в 1896 году Горький не захотел жениться. Священнослужители бежали от самоубийцы-неудачника как от огня — но только не протоирей Вознесенского собора. Благодаря уговорам друзей Горького он совершил тайное венчание в стенах храма, а чтобы преступно-романтическая история не всплыла на поверхность, новоиспеченная семья тем же вечером уехала в Нижний.
Василий Аксенов пригласил Андрея Вознесенского в Самару в июне 95-года на фестиваль «Из века 20 в век 21». По сути это была встреча старых друзей. Вознесенский с Ахмадулиной и Евгением Поповым выступали в филармонии и забрели в Самарский художественный музей. Аннета Яковлевна Басс, бывший директор музея, водила поэта по залам, рассказывая о картинах. Особо растрогала поэтов полумифическая история о требовании уничтожить все картины авангардистов в 70-х.
Ранний пример тиражирования портретов писателей в каждом школьном кабинете литературы. В 1883 году Самарская городская дума попросила Островского подарить свой портрет городской библиотеке. Александр Николаевич прислал свое изображение с дарственной: «В Александровскую публичную библиотеку в Самаре. 7 апреля 1883 года. А. Островский». Где-то в недрах книгохранилища оно поныне и хранится.
Последний раз Алексей Толстой попал в Куйбышев в феврале 1942 года, в то время, когда решался исход битвы за Москву. Вот только в родной город писателя привела не эвакуация, а жажда успеха: как раз в эти годы здесь проходило заседание комитета по присуждению Сталинской премии. Из-за отвратительной погоды «красный граф» задержался на родине дольше, чем планировал, все это время он жил в старейшей гостинице города.
Несмотря на военное время, писатель пытался вести в Куйбышеве богемную жизнь. Живя в «Национале», он устроил собственный творческий вечер в городском музыкальном училище, а позже посетил репетицию знаменитой Ленинградской симфонии Шостаковича. Именно Толстому принадлежит на удивление растиражированная фраза «Седьмая симфония посвящена торжеству человеческого в человеке» — но куда удивительнее, что писатель умудрился пожить красиво даже в самые трудные годы страны.
Обязательная остановка путешественника — музей-усадьба Алексея Толстого на улице Фрунзе. Самарская епархия навечно запретила матери писателя, графине Толстой, после развода вступать в брак, поэтому Алексей вырос под началом невенчанного и осужденного «обществом» отчима Алексея Бострома и с 1900 года жил в его доме. По легенде, последние строки «Приключений Буратино» Толстой написал тоже в Самаре, проплывая с краткой остановкой на пароходе в 1936 году. Книга выдержала 182 издания при общем тираже 14,5 миллионов экземпляров.
На музей обратила внимание писательница Татьяна Толстая, приезжавшая на литературную биеннале в 2015 году. Вход в усадьбу украшает фигура Буратино — гордость сотрудников и одна из любимых скульптур горожан (300-килограммовая махина однажды даже рухнула под напором неконтролируемых объятий). Внучке Алексея Толстого показали памятник, ожидая ее восторга, но вместо этого горожан встретил яростный отпор Татьяны Никитичны. «Омерзительное выражение лица, отвратительный нос. И вообще похоже, что это девочка. Лучше всего снести памятник, а из бронзы наделать бессмысленных побрякушек», — отрезала писательница.
«Летом в Самаре можно вполне свободно задохнуться от пыли и жары, если вы не догадаетесь отправиться за город или в Струковский сад, единственное место в городе, заросшее чем-то действительно весьма похожим на деревья», — писал о тенистой площадке Максим Горький. Действительно важную роль сад сыграл в жизни писательницы Людмилы Петрушевской, которая в детстве была в Самаре в эвакуации.
В те времена Куйбышев был голодным городом. В интервью местным журналистам Людмила Стефановна вспоминает: «Просто у ребят есть хлеб, они его выносят во двор, даже посыпанный сахаром, и высовывают язык, слизывают сахар. У тебя течет слюна, ты просишь „дай куснуть”, от тебя отворачиваются, все нормально». Поэтому весной, когда сходил снег, Петрушевская бегала в Струковский сад и жадно ела местную кислицу и заячью капустку, грызла крошечные зерна в стручках акации, разыскивала дрожащими руками хлипкие горошины. Так зелень сада, отмеченная одним писателем, спустя почти полвека спасала от голода другого.
В десяти минутах ходьбы от Струковского сада пылают красные стены драматического театра. В 1914 году сюда приезжал Владимир Маяковский вместе с Давидом Бурлюком и Василием Каменским. Футурист вошел в театр в безумном ярко-розовом пиджаке. Неизвестно, что именно смутило местную полицию — кричащий наряд Маяковского, его поведение или содержание стихотворений, но выступить в тот год поэту так и не дали.
Самарцы все же услышали Маяковского, спустя тринадцать лет, когда герой прибыл в город с двумя лекциями. Поэт взошел на сцену губкома на Льва Толстого, 26, всего в паре остановок от театра. Желающих увидеть Маяковского было много, так что в день Х остались свободными только самые дорогие кресла. Самарским комсомольцам денег на них не хватало, а попасть на выступление очень хотелось, поэтому горожане отправили поэту записку с робкой просьбой пустить их бесплатно. «Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял» — но Владимир Владимирович был нежадный и комсомольцев на лекцию пустил. Выступление потом долго мусолили местные журналисты. Газета «Коммуна» писала: «На эстраде — громадный Маяковский. Голосищем своим, рожденным, чтобы перекликаться с громами, он бросает в зал слова вступительного доклада. Каждое слово, как громыхающий поезд, наезжает в толпу. Большие красные руки взмахивают, мнут воздух пальцами, похлопывают, поглаживают слова, как печник мокрую глину».
Александр Солженицын был в Самаре трижды. Первый раз в 1939-м во время веселой студенческой поездки от Казани до Куйбышева. Второй — когда в 1950-м писатель был вынужден мотать срок в здешней пересыльной тюрьме перед этапированием в Казахстан. Третий раз писатель приехал в город через сорок лет и встретился с восторженными журналистами и местными депутатами, но о предыдущем, насильном посещении Самары забыть так и не смог.
Во время прогулки по городу Солженицына привезли к столовой ГРЭС, где когда-то находилась пересыльная тюрьма. Писатель мгновенно узнал место и позже с горечью рассказывал: „Тут был большой двор, внутри двора стояли гнилые бараки. Они не могли, конечно, сохраниться, их сломали. Помню: на холме — он был тогда голым — стоит женщина. Нас вывели на прогулку. Человек 75–100 гуляет, беспорядочно ходит по двору, а она стоит, приложив руку к глазам, и, наверное, пытается оттуда узнать, нет ли здесь своего, родного: мужа или отца. И ветер там, наверху, развевает ее волосы, платок, одежду. Я описал это в „Архипелаге ГУЛАГ”».
Здание, где писатель проводил бесконечные дни, хотели сделать музеем политической истории. Но через несколько месяцев после того, как об этом заговорили, постройку снесли, и теперь здесь находится штрафстоянка. Если из памяти некоторые вещи стереть невозможно, то с карты города — вполне.
Остановка на обед с историей: в клуб-ресторан в 2013 году приезжал французский писатель Фредерик Бегбедер. Автор романов «99 франков» и «Любовь живет три года» был представлен самарцам скорее как диджей, чем как литератор. В «Артефакте» Бегбедер шутил, флиртовал с журналистками и цитировал Тургенева, Ерофеева и Лимонова.
Фредерик Бегбедер стал первым писателем, сравнившим Самару с Луной, но прозы тут больше, чем поэзии. Речь шла о главной городской боли — самарских дорогах: «Ваши дороги прекрасны. Меня зовут Фредерик Бегбедер, мне 47 лет, и я знаю, что никогда не полечу на Луну. Но, передвигаясь сегодня по Самаре, я почувствовал себя путешествующим по Луне». Местные СМИ язвительно прозвали писателя лунатиком, зато горожане лишь понимающе пожали плечами.
«Всё прежде было загажено, замусорено и, я прошу прощения, засрано», — вспоминает прежнюю набережную Евгений Гришковец. За последние несколько лет самое любимое место самарцев пережило заметную реинкарнацию: судя по запискам Гришковца, перемены увидели и гости Самары. «Теперь набережная чиста, с хорошими дорожками, вдоль нее устраиваются или уже устроены пляжи, я видел как с большой баржи отсыпали очередной пляж хорошим чистым речным песком. Но самое приятное — это те люди, которые теперь пришли на набережную. Прежде таких на Самарской набережной я не видел. Просто потоки молодых людей и детей на роликах, велосипедах и других диковинных средствах педального, колесного и колесно-ножного передвижений. Много вальяжно прогуливающихся. Спортивно бегающих. Или созерцательно сидящих. Людей много. Видно, что они давно этого хотели. И видно, что им радостно это иметь. На месте, а не ехать или лететь куда-то». Повторяем медитативную прогулку писателя, машем Волге рукой и поднимаемся выше.
Старший инспектор УВД Куйбышева Лев Кулагин мечтал познакомиться со звездой своего времени — Владимиром Высоцким. Когда в 1967 году стало известно, что поэт приедет в местный Дворец спорта с концертом, капитан просиял — на выступление назначили усиленный наряд милиции, что давало Кулагину возможность попасть на заветный концерт.
Зал гудел: зрители сидели даже на ступеньках. Кулагину же достался пост за кулисами: всю 31 песню офицер простоял с обратной стороны сцены, так и не увидев лица барда. Дежурство прошло бы идеально, если бы не одно происшествие: в антракте за кулисы проник плотный мужчина в сером свитере, который вальяжно закурил. Дымить во Дворце спорта было категорически нельзя, так что Кулагин сделал нарушителю строгое замечание и проследил, чтобы тот потушил сигарету. Так старший инспектор наконец познакомился с Высоцким.
До следующей литературной остановки придется проехать через весь город. О мифически-криминальном месте пишут только местные авторы, зато много и с упоением. Причина историческая: в 1940-е годы между Юнгородком и Безымянкой располагалось сердце крупнейшего лагеря смерти в СССР.
Книгу «Безымянлаг» о месте, где между 1941 и 1943 годом погибло одиннадцать тысяч человек, написал журналист и молодой отец Андрей Олех. Роман о внешней и внутренней тюрьме погружает в мрачную атмосферу Самары XX века — неудивительно, учитывая, что Олех писал, опираясь на широкий пласт архивных данных. Андрей родился, вырос и прожил в этом районе всю жизнь и относится к здешним домам и улицам с особой любовью. В 2016 году книгу о любви и ужасах на Безымянке выпустило издательство «Эксмо», позволив узнать о самарском подразделении ГУЛАГа далеко за пределами города.
Александр Пушкин никогда не был в Самаре: в 1833 году поэт лишь мельком проехал через Смышляевку (поселок в Самарской области — прим. авт.) по пути из Петербурга в Оренбургскую область. Такая незначительная связь города и поэта не помешала школьной учительнице Нелли Тумановой открыть музей, посвященный Пушкину, да еще и на Металле, который считается одним из самых криминальных районов города.
В числе экспонатов — сотни вещей, которые пытаются удержать поэта в Самаре хотя бы на миг: манекены, одетые «под Пушкина», билет 1937-го года на совещание Куйбышевского исполкома советов трудящихся к столетию со дня гибели поэта, пятьдесят дубликатов рукописей, отпечатанные на бумаге XIX века. Все эти вещи имеют отдаленное отношение к поэту, но любовь, с которой подобран каждый артефакт, делает место по-настоящему литературным. Нежности одной школьной учительницы хватит, кажется, не на один музей. Это последняя остановка путешествия, она же — напоминание: литература творится в сердцах и головах, а не только в парках и на улицах.