Николай Костомаров родился ровно 200 лет назад 16 мая 1817 года. Отец его был, что называется, чудак. Вернее, домашний философ, дитя «философского века». Он был вольтерьянец и атеист, считал, что все люди равны. Но при этом немного странно соединял в своей голове абстрактную идею и настоящее состояние, себя и своих крепостных. Сын вспоминал, что отец имел обыкновение собрать вокруг себя крестьян в кружок и пересказывать им сочинения Вольтера.
Иван Петрович Костомаров говорил своим крестьянам, что Бога нет, есть лишь совесть. Крестьяне его по большей части были набожные малороссы и на провокацию не поддавались. Но в дворне было несколько человек из орловского имения, бабки, и те оказались понятливыми учениками. Иван Петрович был убит и ограблен своими дворовыми людьми, причем это выглядело как несчастный случай: он будто бы был затоптан лошадьми. Через несколько лет кучер сознался и покаялся:
«Сам барин виноват, что нас искусил; бывало начнет всем рассказывать, что Бога нет, что на том свете ничего не будет, что только дураки боятся загробного наказания — мы и забрали себе в голову, что коли на том свете ничего не будет, то значит, всё можно делать».
Николаю Ивановичу в момент смерти отца было 10 лет, и считался он крепостным. Иван Петрович, усердный читатель просветительских романов, выбрал среди своих крепостных девочку, отправил ее в пансион, потом женился на ней, но сын родился прежде, чем они обвенчались, и Иван Петрович не успел оформить усыновление. Сын отходил к наследникам вместе с имением, и когда родственники в обмен на землю предложили матери вдовью долю и свободу ребенку, она легко согласилась. Но в итоге мальчика из хорошего московского пансиона перевели в дешевый воронежский. Вундеркинд (enfant miraculeux) превратился в анфантеррибля.
Закончил образование он в Харьковском университете, где попеременно увлекался чтением Гюго, античной историей и малороссийскими песнями.
После университета поступил на службу в Кинбурнский полк, но службой манкировал, занимался все больше разбором полкового архива, так что, в конце концов, вернулся в университет, стал слушать лекции М.М. Лунина (дерптского историка, не путать с декабристом) и писать по-украински, выбрав себе псевдоним Иеремия Галка. Он, в частности, написал драму «Сава Чалый»: там героя подозревают в предательстве, а его подругу в том, что она ведьма. Обоих закалывают (с особой жестокостью), потом выясняется, что предатель совсем другой человек, но характерно, что когда героя склоняют в предательство, он чуть было не соглашается, причем соглашается на все, даже отца родного убить готов, но, когда речь доходит до веры (унии), тут он кремень! В общем, это была драма про то, «как я не стал предателем», и она подводит нас к другому сюжету — о двух диссертациях.
В 1841 году Костомаров представляет к защите диссертацию «О значении унии в истории Западной России». Архиерейскую кафедру тогда в Харькове занимал знаменитый духовный оратор Иннокентий (Борисов). Иннокентий диссертацией был недоволен, о чем и дал знать. Но выступал за ученый диспут. Однако князь Н.А. Цертелев, на тот момент помощник попечителя учебного округа, написал осторожный донос товарищу министра П.А. Ширинскому-Шихматову, что вот, мол, есть такая диссертация, и тема в некотором роде сомнительная — об унии. Тема была в самом деле скользкая. Собственно, Костомаров не имел в виду ничего особенного, разве что в одном месте оговорился, что в местах, как бы мы теперь сказали «компактного проживания» поляков и малороссов, католиков и православных, граница между верованиями стиралась, и православие сближалось с католичеством. Иннокентий полагал, что у соискателя недостаточно аргументов, а близкий к министру просвещения Уварову историк Н.Г. Устрялов отозвался в том духе, что соискатель по стилю и образу мыслей напоминает несчастных авторов журнала «Отечественные записки». Это было почти обвинение в крамоле. Министр Уваров велел диссертацию сжечь.
«Сергей Семенович Уваров прислал написанный профессором Устряловым разбор моей диссертации и вместе с тем предписал уничтожить все экземпляры, которые были напечатаны, а мне дозволить писать иную диссертацию. …Мне поручили самому объездить всех тех, у кого находилась или могла найтись моя диссертация, отобрать все экземпляры и представить в совет университета для сожжения. Все это я сделал; но большая часть профессоров, к которым я ездил, отговорились неимением у себя экземпляров под разными предлогами, и вместо ста экземпляров, которые были розданы, мне удалось возвратить в правление менее двадцати. Все возвращенные были преданы огню».
Через год Костомаров написал, а затем и благополучно защитил вторую диссертацию «Об историческом значении русской народной поэзии». В следующем году Костомаров перебирается в Ровно, а затем в Киев, становится популярным преподавателем 1-й гимназии и в 1846-м получает кафедру истории в университете св. Владимира. Одновременно он оказывается в центре интеллектуального кружка, который мы знаем как «Кирилло-Мефодиевское братство». Это были чрезвычайно мирные и законопослушные молодые люди, увлекавшиеся идеями чешско-словацкого поэта Павела Шафарика о братстве всех славян и идеальной конфедерации. Утопия известна нам по тютчевским стихам:
Рассветает над Варшавой,
Киев очи отворил,
И с Москвой золотоглавой
Вышеград заговорил!
Граф Бибиков, киевский генерал-губернатор, имел вкус к раскрытию заговоров, на «братство» поступил донос, и на Пасху 1847 года, за несколько дней до своей свадьбы, Костомаров в числе прочих был арестован.
«В пятницу на Пасхе вечером я ездил в университет и дал экзекутору деньги для освещения церкви на время моего венчания, которое, должно было совершиться в предстоящее воскресенье. Возвратившись оттуда домой и напившись чаю, я отправился в свою спальню, но не успел раздеться, как вошел ко мне помощник попечителя учебного округа Юзефович и сказал: „На вас донос, я пришел вас спасти; если у вас есть что писанного, возбуждающего подозрение, давайте скорее сюда”. Я вспомнил, что в кармане моего наружного пальто была черновая полуизорванная рукопись того сочинения о славянской федерации … Я достал эту рукопись и искал огня, чтобы сжечь ее, как вдруг незаметно для меня она очутилась в руках моего мнимого спасителя, который сказал: „Soyez tranquille, ничего не бойтесь”... Он вышел и вслед за тем вошел снова, а за ним нахлынули ко мне губернатор, попечитель, жандармский полковник и полицеймейстер».
Арестованных отправили в Петербург, по дороге Костомаров пытался держать голодовку, но сопровождающий его жандармский офицер посоветовал не рисковать: «Вы, — говорил он, — смерти себе не причините, я вас успею довезти, но вы себе повредите: вас начнут допрашивать, а с вами от истощения сделается бред и вы наговорите лишнего и на себя, и на других». Следствие затянулось из-за несговорчивости Тараса Шевченко (он получил самое суровое наказание), суда не было, Костомаров провел год в 7-ой камере Алексеевского равелина, после чего был выслан. Его невесту Алину Крагельскую выдали за другого, а сам он оказался в Саратове в должности переводчика Губернского правления. Арестовав «не за что», власти с ним обращались довольно мягко, так, что Костомаров чувствовал своего рода благодарность.
«Прощаясь со мною, Дубельт сказал: „Для вас сделали все, что могли, но, конечно, вы не должны ожидать себе больших благ. Знаете, мой добрый друг, люди обыкновенные, дюжинные стараются о собственной пользе и потому добиваются видных мест, богатств, хорошего положения и комфорта; а те, которые преданы высоким идеям и думают двигать человечество, те, вы сами знаете, как сказано в Священном писании: ходят в шкурах козьих и живут в вертепах и пропастях земных”».
В Саратове Костомарова назначили заведовать «секретным столом», где разбирались «раскольничьи дела». Он там занимался этнографией и историей России, часть собранных им материалов вошла затем в «Памятную книжку Саратовской губернии». Там же он закончил свою книгу о «Богдане Хмельницком», которую уже в новое царствование после снятия запрета на печатание представил в «Отечественные записки». Тогда же, в 1857-м, он возвращается в Петербург, и последние его годы там вполне благополучны и даже не лишены известных триумфов. Он становится, говоря современным языком, культовым профессором. Студенты его обожали, после лекций устраивали ему овации и выносили на руках. В конце 1861-го, после студенческих бунтов и временного закрытия Санкт-Петербургского Университета, он начинает читать в так называемом «вольном университете». По сути это был просто цикл лекций, которые давали профессора. Но это устраивало не всех. Радикально настроенные профессора в знак протеста подали в отставку, а радикально настроенные студенты потребовали закрытия всех лекций. Костомаров продолжал читать, и 8 марта 1862 года случился скандал, известный, в частности, по записям Л.Ф.Пантелеева:
«Было 8 марта, большая думская зала была переполнена не только студентами, но и огромной массой публики, так как в нее уже успели проникнуть слухи о какой-то предстоящей демонстрации. Вот Костомаров кончил свою лекцию; раздались обычные аплодисменты. Затем на кафедру … вошел студент Е.П. Печаткин и сделал заявление о закрытии лекций …. Костомаров, который не успел далеко отойти от кафедры, сейчас же вернулся и сказал: „Я буду продолжать чтение лекций”, — и при этом прибавил несколько слов, что наука должна идти своей дорогой, не впутываясь в разные житейские обстоятельства. Разом раздались и рукоплескания и шиканье; но тут под самым носом Костомарова Е. Утин выпалил: «Подлец! второй Чичерин! Станислава на шею!» … Выходка Е. Утина могла взорвать и не такого впечатлительного человека, каким был Костомаров; к сожалению, он потерял всякое самообладание и, вновь вернувшись на кафедру, сказал, между прочим: „...Я не понимаю тех гладиаторов, которые своими страданиями хотят доставлять удовольствие публике (кого он имел в виду, трудно сказать, но эти слова были поняты как намек на Павлова). Я вижу перед собой Репетиловых, из которых через несколько лет выйдут Расплюевы”. Рукоплесканий уже не раздалось, а, казалось, вся зала шикала и свистала…»
Это был последний его публичный жест и последняя «политическая история». В конце весны он уходит из университета, порывает с кругом Чернышевского, остается в Археографической комиссии и встречается с бывшей своей невестой Алиной Крагельской, теперь она Алина Кисель, вдова с детьми. «Вместо молодой девушки, как я ее оставлял, я нашел пожилую даму и при том больную, мать троих полувзрослых детей. Наше свидание было столь же приятно, сколь и грустно: мы оба чувствовали, что безвозвратно прошло лучшее время жизни в разлуке». Поженились они в 1875-м и прожили вместе 10 лет. Костомаров писал свою «Русскую Историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» и собственные автобиографии, их было несколько, все они чрезвычайно увлекательны и, кажется, лишний раз доказывают, что нет достоверной «истории от историков».
25 января 1884 года полуслепой и рассеянный Костомаров был сбит экипажем под аркой Главного Штаба. Подобные вещи с ним случались и прежде, но на этот раз он так и не оправился. Умер он 7 апреля 1885 года и похоронен на Волковом кладбище, на Литературных мостках.