1. Православных верующих оскорбил рассказ Лоры Белоиван о сотворении совы (звучит как начало фельетона Зощенко). Некий известный священник написал Белоиван, что содержание ее страницы в Facebook «стало предметом внимания лиц, отвечающих за соблюдение государственных законов», и порекомендовал удалить «все материалы оскорбительного для христиан содержания и впредь воздерживаться от публикации таковых». Писательница текст удалила — но вмешался интернет. Смешной, напоминающий митьков и Горчева, и да, матерный рассказ тут же начали перепощивать по закону эффекта Стрейзанд. Появилась петиция «Вызволим сову Лоры Белоиван из-под цензуры». Рассказ, собственно, можно прочесть здесь.
2. «Коммерсантъ-Weekend» показывает, что думали писатели об экранизациях своих произведений. Вопреки ожидаемому, случалось, что думали и хорошее: Роберт Пенн Уоррен был в восторге от фильма по «Всей королевской рати», Брэдбери восхищался экранизацией «451 градуса по Фаренгейту». Но ругани все же больше: «Блевать хочется от этого фильма» (Капоте о «Завтраке у Тиффани»), «Господи, что же они сделали?» (Трэверс о диснеевской «Мэри Поппинс»), «Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой» (Лем о «Солярисе» Тарковского).
3. Правозащитница и журналистка Зоя Светова взяла интервью у Алисы Ганиевой. Писательница рассказывает, как относится к своей роли эксперта по Дагестану («Да, у меня есть некое инсайдерское знание и, когда я пишу, я погружаюсь в материал, как в шахту. Это случается в состоянии немного измененного сознания. Но вне текста я гораздо мельче. Мои тексты знают о Кавказе гораздо больше, чем знаю я»), и объясняет, почему уехала из республики: «Вокруг не происходило ничего интересного — кроме разве что политических и клановых пертурбаций. Качество общения хромало. Никаких интересных мероприятий, спектаклей, никаких событий, встреч. Сплошное погружение в мещанский быт, сплошной стресс от того, что хинкал у меня получается недостаточно пышный, не то что у нормальных девочек, и какой же это позор». Ганиева называет своих литературных учителей (среди них — «потрясающий, уже покойный прозаик Газимагомед Галбацов, писавший и на русском, и на аварском. Он был таким местным полу-Кингом, полу-Пелевиным») и констатирует, что в родной республике ее воспринимают «как предателя» («Достаточно просто описать что-то с недостаточным пиететом, добавить иронии. Будут говорить: „ты оскорбил, ты вывалял в грязи свою родину”»). Разговор заходит и об исламизации Дагестана и о моральном климате в России: «Мы были юными в нулевые годы, была совсем другая обстановка, другое отношение к молодежи. Нас закармливали, и многие на это шли. Сейчас молодежь бьют».
4. В этом году вручат «Золотой Букер», то есть такой Букер-Букер, наиглавнейший «Букер» за 50 лет существования «Букера». Автор «Ведомостей» Антон Осипов полагает: все шансы попасть в шорт-лист есть у австралийского писателя Питера Кэри. В статье пересказывается трудная биография Кэри (трагическая история первого брака, скандально-курьезная — второго) и его долгая дорога к признанию: ранние романы издательства заворачивали один за другим. «Большинство книг Кэри — о родной Австралии. „Враждебная громадина” рассказывает о событиях на континенте с 1919-го по 1980-е гг. В недавнем интервью FT Кэри сказал: „В той книге признается, что Австралия построена на большом количестве лжи, одна из которых — terra nullius”. Этот термин римского права означает „ничейная земля”. Он давал право европейцам колонизировать заселенные аборигенами земли. Так аборигены Австралии стали подданными Британской империи, а местные законы и обычаи уступили место английским». Хотя Кэри еще не писал романов о том, как британцы обошлись с аборигенами, эта тема его по-настоящему тяготит. «Черт побери, ты один из тех, кто пишет художественную прозу про Австралию, и тебе должно быть интересно представить свою страну во всех аспектах, а за всю жизнь ты не упомянул центральную, основную тему про Австралию, куда наши предки — англичане, ну в основном англичане — вторглись, поубивали многих ее обитателей, сделали все, чтобы разрушить культуру».
5. В Германии заблокировали Project Gutenberg — одну из крупнейших онлайн-библиотек с книгами, находящимися в общественном достоянии. Срок перехода в public domain в «Гутенберге» определяется американскими законами: сюда попадают произведения, опубликованные до 1923 года. В Европе действует другое правило — должно пройти 70 лет со дня смерти автора. Как сообщает немецкий Wired, среди авторов, которые невозбранно (до последнего времени) присутствовали на «Гутенберге», — Томас Манн, Генрих Манн и Альфред Дёблин.
6. В английском городе Маргейт открылась выставка, посвященная «Бесплодной земле» Т. С. Элиота: кураторы подобрали художественные работы, отвечающие духу поэмы. Выбор места неслучаен: именно здесь Элиот, восстанавливаясь после нервного срыва, начал работать над «Бесплодной землей». В The New York Review of Books о выставке пишет Дженни Углоу. По ее словам, в своей поэме Элиот «поет о войске мертвых и о толпах живых, смешивает Шекспира, Овидия, Данте, Августина и Упанишады с жаргоном „призрачного города”» — и выставка пытается, может быть с излишним старанием, передать это многообразие. «Здесь налицо нагромождение… отсутствие направления, сбивающее посетителя с толку». Выставку организовало «Общество изучения „Бесплодной земли”» — группа из 35 человек. Получившаяся экспозиция в первую очередь собрание их визуальных ассоциаций с текстом Элиота. Здесь есть, например, работы, написанные за десять лет до «Бесплодной земли», или фотография с места одного из парижских терактов в ноябре 2015 года («потому что, став свидетелями нападения террористов, „вы, вероятно, будете переживать нечто похожее на ощущения Элиота, когда он работал над своей поэмой”». Некоторые экспонаты, по мнению Углоу, подобраны очень верно — например, картина Филипа Гастона, изображающая Элиота на смертном одре, или «Четыре времени года» Сая Твомбли; картины Эдварда Хоппера и Паулы Регу позволяют прочувствовать моменты интимных переживаний и боли в жизни героинь «Бесплодной земли». В целом, несмотря на «неотредактированность», выставка Углоу нравится — а вот обозреватель The Guardian Джонатан Джонс не оставляет от нее камня на камне: «Элиот возненавидел бы эту выставку всей душой»; «Очень интересно, но при чем тут „Бесплодная земля”?»; «Здесь нужны пугающие инопланетные пейзажи Дали или Танги, а не блеклые рисуночки Генри Мура»; «Возможно, им стоило бы сделать выставку по мюзиклу Уэббера „Кошки”, это хотя бы весело». «Кошки», если кто не знает, поставлены по юмористическим стихам Элиота из книги «Старый опоссум».
7. В Chicago Review of Books Дана Хансен хвалит переведенный на английский роман «Пустое множество» — дебют мексиканской писательницы Вероники Гербер Биссеччи. Математическое название неслучайно. Главная героиня, которую тоже зовут Вероника, живет в квартире своей без вести пропавшей матери; эту квартиру она называет Бункером и «черной дырой в центре необъяснимой тайны материи». Расставшись с бойфрендом, Вероника обращается к теории множеств и диаграммам Венна, а нуклеарную семью она ассоциирует с ядерным взрывом — потому что жизнь раскидала членов этой семьи по свету. «Хотя „Пустое множество” можно читать как прямолинейную и трагическую историю исчезновения матери из жизни детей, Гербер Биссеччи оставляет в романе след из хлебных крошек, приводящий нас к еще более глубокому, метафизическому смыслу. Речь идет о фантомах, „вещах, о которых нельзя сказать слловами”, и о тайне, которую хранят, но не понимают Вероника и ее брат. В середине романа Вероника высказывает важную, хоть и краткую мысль: возможно, исчезновение ее матери связано с „пропажей” аргентинских граждан во время диктатуры хунты. „С точки зрения логики это абсурдно, — догадывается она, — потому что, если бы мы могли выйти на площадь Мая и потребовать, чтобы нам ее вернули, мы бы, для начала, вовсе и не родились”». Логика странная, но, судя по всему, имеется в виду, что дети, для которых возможен такой поступок, не могли бы родиться в Аргентине. В «Пустом множестве» непонятно, где реальность, а где иллюзия, неясно, не являются ли фантомами сама Вероника и ее брат (нечто в этом роде недавно говорилось про «Петровых в гриппе»). Словом, если верить Хансен, ничего подобного мы никогда не читали.
8. Издание VQR рассказывает и показывает, как букеровский лауреат Марлон Джеймс работает над новой романной трилогией. Это будет сплав детектива с научной фантастикой, рассказ о похищении и убийстве мальчика; действие разворачивается в Африке, каждая часть трилогии рассказывает одну и ту же историю с новой точки зрения (то, что в честь Акутагавы и Куросавы называется в западной критике «расёмон»). У Джеймса есть два объяснения, почему он пишет не один роман, а сразу три. Во-первых, «все дело в трех взглядах на одну историю, но, если вы прочтете один роман и не прочтете другие, ничего страшного. Я надеюсь, что читатели прочитают все три, но у них есть выбор. Я предоставляю читателю решать, кому верить». Во-вторых, решение Джеймса противостоит западной идее единственного канонического текста: «В африканских историях не бывает аутентичного варианта, режиссерской версии. Даже когда речь идет о древнем африканском эпосе, никто не заявляет, что истинна какая-то одна версия». Сенегамбийские сказания о Келефе Саане и сонгайские — об Аскии Мохаммеде I, истории о средневековых правителях Мали и Джолофа — все это служит материалом для Джеймса наравне с «Повестью о Гэндзи», «Махабхаратой», «Беовульфом» и «Калевалой». Естественно, что такой непростой замысел требует тщательной организации — поэтому все стены в кабинете писателя залеплены клейкими бумажками и фотографиями.
9. Lithub публикует отрывки из «Маленькой книги феминистских святых» Джулии Пирпойнт: здесь говорится о великих женщинах, которые достойны войти в феминистский пантеон (непонятно, утверждает ли таким образом Пирпойнт, что феминизм — это религия). Заступницей литераторов вообще назначена Вирджиния Вулф, за рассказывание историй отвечает Майя Анджелу, читателям покровительствует первая чернокожая поэтесса Америки Филлис Уитли; богини творчества — Мэри Шелли и Мэри Уолстонкрафт (последней, кстати, британская общественность — политики, актеры и бизнесмены — настоятельно просит установить памятник). Ну а богиня иронии — Джейн Остин. Продолжая религиозно-феминистскую тему на Lithub, Эмили Темпл свергает идолов прошлого — советует, какие прекрасные книги ныне живущих писательниц стоит прочитать вместо авторитетной писанины мертвых белых мужчин. Под раздачу попадают среди прочего «Портрет художника в юности» — вместо него нужно прочитать роман Эймир Макбрайд «Девушка — это полуфабрикат»; «Обломов» — вместо него еще не вышедший роман Отессы Мошфег «Мой год отдыха и расслабления»; «Моби Дик» — вместо этого «затянутого и часто утомительного романа» почитайте-ка «Вегетарианку» Хан Ган; «Над пропастью во ржи» — «Самые синие глаза» Тони Моррисон «просто лучше — и гораздо актуальнее для современных читателей». Если вам это кажется чересчур радикальным, ладно уж, говорит Темпл, прочитайте и то и другое: пусть получится сочетание, подобное выдержанному вину и свежему фермерскому сыру.
Дополнительно: на новом портале «ЧТД» Елена Пестерева берет интервью у Павла Басинского, который выпустил документальный роман о русской активистке женского движения конца XIX века Лизе Дьяконовой. Писатель посвящает книгу «памяти русского феминизма» — имея в виду только феминистское движение до Октябрьской революции. О современном феминизме Басинский рассуждает так: «Суть — в цивилизационных, а для начала ментальных, изменениях. Почему, например, Бог и Человек — мужского рода? Это очень серьезно на самом деле. Гораздо серьезнее, чем вопрос о том, может ли женщина быть президентом (премьер-министром). Может, конечно. И были, и есть, от Индии и Бразилии до Великобритании и Германии. Трамп с большим трудом и неожиданно для многих выиграл у Клинтон. Настанет и наш черед, не сомневаюсь. Но не это главная цель феминизма. Цель — радикальное изменение „мужской” цивилизации. И вот увидите, эта штука посильнее коммунизма будет!»
10. Ну и еще о феминистских иконах: нью-йоркская поэтесса Айлин Майлз выпустила книгу воспоминаний, посвященную своей собаке Рози. Книга называется «Afterglow» — непросто для перевода на русский; «Послесвечение» — слишком терминологично, «Послевкусие» — вообще не то; речь идет об ауре, свете, остающемся от живого существа даже после того, как его не стало. В The Guardian книгу рецензирует Оливия Лэинг: «Это по-настоящему причудливый текст, который из надгробного слова ушедшему питомцу превращается в диковатое, взволнованное философское исследование — чего? Любви, жизни, смерти, пограничной зоны между ними, пледов, убогого искусства, манихейства, потери родителей, зрения животных, алкоголизма, Ирландии, гендера, экстаза и горя». Отступлений тут множество, вплоть до теории о том, что Джордж Буш-младший — инопланетная змея (подобно тому как Ленин был грибом); но главная тема все же собака Рози, настоящая уличная псина, «ненавистница щенков, обожательница океана». Размышляя о любви к собаке, Майлз пишет: «Она как вечно молчащий ребенок. Которому ты доверяешь. Который не должен доверять тебе. Который играет с одним и тем же мячиком, гуляет по одному и тому же маршруту и стареет». Дальше следует текст от лица Рози, которая заявляет, что научила Майлз писать стихи: «Все стихи Айлин Майлз с 1999-го по 2006 год написаны мною». Еще Рози помогла Майлз излечиться от алкоголизма, научила творческой спонтанности. Майлз даже считала, что в этой собаке вновь воплотился ее давно умерший отец.
