Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Юмэно Кюсаку. Догра Магра. СПб.: Издательство книжного магазина «Желтый двор», 2023. Перевод с японского Анны Слащевой
— Первым делом должен спросить: эпиграфом к «Догре Магре» служит пародия на русский романс «Черный ворон», а чуть позже встречаются строки из песни «Милая Катюша, как горько расставанье» — ими исписывает тетрадь душевнобольная. Знаю, что в Японии начала ХХ века большими именами были Толстой, Достоевский и Чехов, но откуда в довоенной японской прозе такое внимание к элементам русской популярной культуры?
— Начнем с песни про Катюшу — она взята из театральной постановки по мотивам «Воскресения» Льва Толстого, которая была крайне популярна в Японии в конце 1910-х годов. Сама песня, «Милая Катюша, как горько расставанье», считается первым японским поп-хитом. Она вышла в 1914 году, исполняла ее знаменитая актриса Мацуи Сумако.
Что касается эпиграфа к «Догре Магре», то это пародия на японскую версию романса «Черный ворон» — он, скорее всего, попал в Японию с переводами Максима Горького. Японцы, конечно же, восхищались русской литературой и помногу заимствовали. Немалую роль в этом сыграл писатель Фтабатэй Симэй — переводчик Тургенева, Льва Толстого, Леонида Андреева и других писателей на японский.
Следующая волна интереса к России пришла после 1917 года. Страна в целом и русские эмигранты в частности интересовали японцев, были для них некими экзотическими фигурами и нередко становились литературными героями. Получается такой двоякий интерес: с одной стороны, к великой русской культуре как к большому и прекрасному, с другой — как к экзотике российской, дальневосточной, харбинской.
— Япония 1920-х и 1930-х годов была временем творческого эксперимента и бурной фантазии. Люди стекались в города, зарождались все новые и новые художественные формы. Как можно описать японский литературный мир того времени?
— Обычно рисуют трехчленную схему, в которой есть высокая литература — натуралисты, классики, «эго-романы»; есть пролетарская литература (кстати, довольно активная) и, наконец, есть литература массово-модернистски-буржуазная — ее называют «тайсю-бунгаку», или «эро-гуро-нансэнсу».
Она немного двуликая: в ней встречаются как модернистские эксперименты, заимствования у кубистов, дадаистов и сюрреалистов, так и городская буржуазная массовая литература. К ней же можно приплюсовать «тантэй-бунгаку» — это экспериментальный детективный жанр. Пионером тантэй-бунгаку был Эдогава Рампо. Впрочем, детективность тут весьма условная, потому что сюда же относят научную фантастику, приключенческую прозу — словом, все, что обращалось к молодому поколению горожан.
В общем, это не высокая проза, а литература со всякими странностями, отклонениями, головоломками. «Гиперболоид инженера Гарина», например, в Японии тоже причислен к жанру тантэй-бунгаку. Он позиционировался как такой вот образец неизящной, массовой, увлекательной литературы. Рупором этой экзотики стал модный журнал «Синсэйнэн», появившийся в двадцатые годы. В нем публиковался и Юмэно Кюсаку.
— Вернемся к «Догре Магре». О чем эта книга?
— Мне кажется, стоит посмотреть на «Догру Магру» не просто как на курьез, внежанровый детектив и образец загадочной и замороченной японской литературы, а как на актуальный роман об исторической памяти и травме. В том числе это книга о маниакальной верности императору — верности, обрекающей многие поколения на безумие. О том, что одно действие нашего дальнего предка повторяется в нас вновь и вновь, управляет нами и создает траекторию, с которой нам не сойти, как бы мы ни пытались.
Начинается «Догра Магра» как классический готический роман: молодой человек просыпается в психиатрической лечебнице с амнезией и оказывается вовлечен в научное противостояние двух докторов. Вообще, место действия и персонажи книги — все эти прекрасные юноши и девушки — довольно стереотипны и совершенно характерны для японской массовой литературы того времени, да и для массовой литературы вообще. Однако то, что автор с этими персонажами делает, не совсем обычно, а само повествование построено довольно авангардно — сейчас о таком любят говорить, что это метафикшн и weird.
Юмэно Кюсаку
— «Догру Магру» называют то детективным романом, то примером ранней научной фантастики, то высказыванием против модернизации и веры в науку и прогресс. Откуда такие сложности с жанровым определением?
— «Догра Магра» смешивает множество разных стилей и документов; она представляет собой эдакую компиляцию из разных событий, повествований, жанров. Здесь, конечно, напрашивается эстетика монтажа, также характерная для городской культуры 1920–1930-х годов. Это роман-монтаж. Поэтому описать его и поместить в какие-либо рамки трудно. Однако монтажность — лишь одна из причин, ведь мы знаем немало романов того времени, отличавшихся чем-то подобным. К примеру, «Берлин, Александерплац» Альфреда Деблина.
Также «Догре Магре» присущи некоторые странности, связанные со временем повествования. Книгу часто описывают как вневременной, ахронический роман. Честно говоря, мне трудно подобрать какие-то похожие произведения именно в силу этой временной алогичности. Я не слишком хорошо знакома с современной weird-литературой вроде Чайны Мьевиля и других, и мне на ум приходит разве что «Дом листьев» Данилевского. Однако это современный американский роман, а здесь мы имеем дело с очень странной прозой без малого столетней давности.
— Кстати, о монтаже: «Догра Магра» ведь напрямую заигрывает с кинематографом.
— Да. Один из фрагментов представляет собой якобы киносценарий, но дело в том, что все эти фрагменты... Они не то, чем кажутся. Появляется сценарий, но на деле это завещание, написанное в форме сценария. Или же все эти научные документы — это скорее пересказы, интервью, компиляции, вырезки.
Все в «Догре Магре» имеет двойственную природу, плывет между реальностью и вымыслом, и попытки это осмыслить просто заводят нас в еще бо́льший тупик. Читатель, конечно, может перед этим спасовать. Эдогава Рампо назвал этот роман «безумной вселенной, описанной безумцем, а не писателем» — в том смысле, что она написана так, как безумие ощущается изнутри, а не так, как его обыкновенно изображают писатели. Существует городская легенда о том, что эта книга сводит людей с ума. А если и не сводит, то делает с их мозгами что-то не то.
— Кем был автор романа, Юмэно Кюсаку?
— Человеком тысячи псевдонимов. Сугияма Тайдо — это его настоящее имя — родился в Фукуока на острове Кюсю в 1889 году. Его отец был крайне влиятельным человеком, серым кардиналом японской политики, членом националистической организации «Общество черного океана». Будущий писатель с трех лет воспитывался у бабушки с дедушкой по отцу, изучал китайскую классику, любил театр но.
Отец хотел, чтобы из сына вышел толк, поэтому отправил его в японскую гвардию и понуждал заниматься семейными делами. Какое-то время Сугияма Тайдо проучился в университете Кэйо, где изучал историю. Через пару лет забросил учебу, послушав отца, взялся за ферму — с ней ничего не вышло; он ушел в буддийские монахи, но уже через два года расстригся и, судя по всему, примирился с отцом, потому что стал заниматься журналистикой.
В 1923 году Сугияма Тайдо приехал в Токио, где писал репортажи о крахе и разрушении столицы после Великого землетрясения Канто. Кроме того, он написал несколько произведений для детей, а в 1926 году отправил свой рассказ «Волшебный барабан» в редакцию модного литературного журнала «Синсэйнэн». Перед этим он дал почитать рассказ отцу, и тот назвал его сочинением «юмэ-но кюсаку» — на фукуокском диалекте это обозначает мечтательного бездельника. Так в последние десять лет своей жизни он стал известен как Юмэно Кюсаку, публиковался в «Синсэйнэне», обрел популярность среди коллег по перу, авторов круга Эдогавы Рампо. В большую литературу Юмэно не пускали, да он, видимо, и не хотел.
Интересно, что Юмэно Кюсаку — второй японский писатель, получивший псевдоним благодаря отцу. Говорят, классик японской литературы Фтабатэй Симэй получил свой псевдоним схожим образом: отец сказал ему «Сдохни!» («кутабаттэ симээ»). Чуть изменив фразу, Симэй выбрал ее в качестве творческого псевдонима. В случае Юмэно Кюсаку, наверное, получилось все же не так грубо.
— Что еще писал Юмэно Кюсаку?
Юмэно Кюсаку писал малую и среднюю форму и тяготел к стилям монолога и письма. У его произведений есть интересная особенность: героями в них обычно становятся люди, которые чему-либо подвергаются, испытывают на себе некое влияние. Часто это молодые люди, которым не повезло. Главному герою «Догры Магры» не повезло, как не повезло и персонажам повести «Край льда» — в ней почти такой же юноша в годы интервенции Японии в Сибири (1919) отправляется в харбинский гарнизон, где оказывается замешанным в странных преступлениях. Его принимают за шпиона красных, и вместе со своей подругой, девушкой по имени Нина, он решает отправиться зимой из Владивостока по Японскому морю, чтобы совершить такое странное самоубийство — найти край льда, а с ним и свою смерть.
— Со временем «Догра Магра» обрела статус культовой книги. Тосио Мацумото снял по ней фильм, ее ставили в театре, рисовали мангу по мотивам. В Осаке есть бар, названный в ее честь, продаются платья, исписанные ее текстом. Как, когда и кем была переоткрыта «Догра Магра»?
— Роман вышел в 1935 году, а на следующий год Юмэно Кюсаку умер, принимая гостя в своем доме. Возможно, даже хорошо, что он не видел того, что было потом. Атмосфера в Японии становилась все мрачнее, а его коллегам по перу приходилась писать совсем другие книги — про веселые колониальные приключения японских солдат. Само собой, такое положение дел не способствовало тому, чтобы о «Догре Магре» помнили.
Переиздали ее уже после войны, в 1956 году. Переоткрыл роман известный культуролог и психиатр Цуруми Сюнсукэ, написавший в 1962 году статью, посвященную «Догре Магре». Так ее открыла для себя зарождавшаяся тогда японская контркультура, и с тех пор книга постоянно переиздается и постепенно обрела культовую славу. «Догра Магра» входит в список «трех великих странных книг» японской литературы, который сложился примерно в то же самое время. Есть такое понятие «итан бунгаку» — еретическая литература, и «Догру Магру» вполне можно к ней отнести.
А «три великие странные книги» — это тоже необыкновенный список. Туда также вошли роман Огури Муситаро «Убийство в зале Черной Смерти», вышедший чуть раньше «Догры Магры», и послевоенный роман Накаи Хидео «Подношения пустоте», названный так по строчке из Поля Верлена. Это тоже детективы, деконструирующие жанр; оба отсылают к «Догре Магре».
— Задам тот же вопрос, что и главный герой книги, когда нашел в кабинете доктора рукопись «Догры Магры». Что это такое, «Догра Магра»?
— В самом романе это объясняется, но не совсем верно. Там говорится, что эти слова использовали христианские священники в 1860-е годы. Поскольку действие романа разворачивается на острове Кюсю, где находится город Нагасаки и бухта Дэлзима — единственные места, которые могли посещать иностранцы в закрытой с XVII века Японии, — то в местном диалекте встречаются иностранные слова, и некоторые из них упоминаются в романе.
Многие авторы спекулировали насчет этимологии выражения «догура магура» — искали там слова «догма», «драхма», «магия» и другие... Один ученый написал статью в попытке показать, что догура магура восходит к японскому выражению «тэгура магура» — жульничество, мошенничество. В префектуре Сага на острове Кюсю исследователи нашли женщину, утверждавшую, что в детстве она употребляла выражение «догура магура» в значении фокуса, обмана или проделки.
Удивительно, что, несмотря на различные теории происхождения, в значении слова исследователи поразительно единодушны: все видят в нем связь с жульничеством, обманом, попыткой запутать. К тому же «догура магура» — это «двигаться по спирали». На русский это можно перевести как «кручу, верчу, запутать хочу».
Юмэно Кюсаку
— Звучит и правда очень запутанно... Как шла работа над переводом такой сложной книги? По каким линиям вы вели расследования? Куда заводила вас попытка переложить «Догру Магру» на русский язык?
— Для меня главной проблемой и главной болью было отсутствие канонического комментированного издания «Догры Магры», оно бы очень помогло. Начав переводить, я обложилась всеми другими переводами (роман был переведен на китайский, корейский и французский. — П. Ж.) и всевозможными исследованиями.
К тому же книги о «Догре Магре» написаны в духе самого романа (смеется). Например, труд «Сны „Догры Магры“» некоего автора под псевдонимом Каригари-хакасэ — явная отсылка к «Доктору Калигари». Благодаря «Снам» удалось узнать, что за романом отчасти стоят реальные события, взятые Юмэно Кюсаку из журналистской практики. Кроме того, в «Догре Магре» много заимствований из китайской классики — это, пожалуй, главное, в чем я бы хотела разбираться лучше.
Какие-то открытия я сделала самостоятельно. Так, в романе есть научный трактат «Сон эмбриона», в котором рефреном проходит фраза «Что заставило эмбриона сделать это?». Это слегка замаскированное название известного японского фильма 1927 года «Что заставило ее сделать это?». Он о несчастной девушке Сумико, которую жизнь довела до того, что она сожгла церковь.
— Еще один молодой человек, которому не повезло...
— Да, фильм снят по пьесе Фудзимори Сэйкити, писателя социалистических взглядов. Сам фильм, кстати, сохранился, а вот сцена сожжения церкви утрачена.
— Цуруми Сюнсукэ и другие исследователи находят в романе мощную линию социальной критики. Среди прочего, пишут об угрозе материализма, анархистских идеях. Можем ли мы выделить здесь какую-то позицию автора?
— Поскольку книга туманная, двоящаяся, классический вопрос о том, что хотел сказать автор, здесь не совсем уместен. Один из персонажей, доктор Масаки, провозглашает научные способы лечения психических болезней. Здесь действительно есть поветрие движения за гуманное отношение к душевнобольным, которое распространилось в начале ХХ века. Примерно тогда же возникла идея no restraint therapy — не связывать больных людей, не сковывать их в движениях.
С другой стороны, показывается и маниакальная вера в науку — ученые проводят свои эксперименты и в попытке все описать научно причиняют страдания. Тут возникает вопрос, как мы вообще относимся к науке, чему мы доверяемся, когда доверяемся ей.
Еще стоит иметь в виду контекст многоволновой модернизации Японии. Начиная с середины XIX века японцы принялись многое заимствовать у Запада, осмыслять это и снова заимствовать. К 1920-м годам появилась вся эта городская культура — радио, джаз, журнальчики со сплетнями про звезд кино. Многим это было не по нраву.
— Какие научные теории встречаются в книге?
— Мысль о том, что человек, находясь в материнской утробе, видит сон об эволюции — явно идея Юнга, доведенная до некоего предела. Очевидно, Юмэно Кюсаку был знаком с работами Юнга. Здесь же встречаются идеи немецкого ученого Эрнста Геккеля о филогенезе и онтогенезе: человеческий эмбрион проходит все стадии эволюции, только в очень короткий срок. «Догра Магра» критикует и дарвинизм — один из научных трактатов в ней называется «Мозг — не сосредоточие мышления» и ставит задачей раскритиковать главенство мозга в теле человека.
— Вспоминается бестселлер Дика Свааба, книга «Мы — это наш мозг», и тому подобный научпоп.
— Да, но мы — это не наш мозг (смеется). Мозг не думает, и не надо его заставлять думать. Не помню в точности, чья это была идея, что мозг — не сосредоточие мышления, а в некотором смысле коммутатор. Кажется, это из буддизма. Я как-то наткнулась на санскритское понятие, которое описывало мозг не как место, где мы думаем, а как своего рода коммутатор. Возможно, мы думаем всем телом.