© Горький Медиа, 2025
Артем Роганов
31 марта 2020

Сумерки юмора: неудобный Милан Кундера

Автору «Невыносимой легкости бытия» исполнился 91 год

«Я принес Милану Кундере извинения со стороны Чешской Республики за нападки, которые он переносил годами», — объяснил в декабре посол Чехии во Франции Петр Друлак французскому изданию Le Figaro.

Закономерный вопрос: почему коммунистического режима в Чехии нет уже больше тридцати лет, а вспомнили о Кундере только сейчас? На первый взгляд, очевидное объяснение — биографическое. Писатель сам изначально состоял в Коммунистической партии Чехии, и неясно, мнимым или нет был его донос на американского шпиона Мирослава Дворжачека, вызвавший скандал в 2008 году.

Другая возможная причина — по крайней мере до вручения гражданства Кундера называл родиной Францию и ездил в Чехию инкогнито, а некоторые свои произведения разрешил издавать на чешском совсем недавно.

Однако ответ на этот вопрос хочется искать не столько в биографии, сколько в творчестве Кундеры, гораздо более обширном, чем визитная карточка писателя, — роман «Невыносимая легкость бытия». Тем более что сам автор биографического подхода не любит, о чем не раз заявлял в своих интервью и эссе.

Несмотря на статус «живой классики», тексты Кундеры всегда были неудобные, немодные и полемические. Иосиф Бродский в свое время назвал его за статью о Достоевском «чешским быдлом», а социолог литературы Франко Моретти в своей программной книге «Дальнее чтение» пишет: «Что касается связей внутри Европы, то континент, влюбляющийся в Милана Кундеру, заслуживает участи Атлантиды». Но почему именно заслуживает и откуда взялась эта влюбленность, Моретти не объясняет.

Кундера не зря родился 1 апреля. Сквозная тема его произведений — юмор. Достаточно пробежаться по названиям: сборник рассказов «Смешные любови», дебютный роман «Шутка», «Книга смеха и забвения», «Торжество незначительности».

Обложка первого издания романа Милана Кундеры «Шутка». Прага
© Československý spisovatel

Последняя книга в этом списке вышла относительно недавно, в 2014 году. Один из главных героев «Торжества незначительности», подвыпивший Рамон, рассуждает:

«Мы уже давно поняли, что мир невозможно изменить, невозможно переделать, остановить его несчастный курс. Не остается ничего иного, кроме одного-единственного способа сопротивления: не принимать этот мир всерьез. Но я признаю, что наши шутки утрачивают силу…»

«Наши шутки утрачивают силу» — важный пассаж, который по-своему раскрывает юмор Кундеры, совсем не веселый, а местами страшный, запрятанный в реалистичных противоречиях. Протагониста «Шутки» Людвика судят потому, что он написал подружке, недалекой, но очень ярой коммунистке, в личном письме: «Оптимизм — опиум для народа. Да здравствует Троцкий!» И хотя «Шутка» воспринимается как роман о социалистическом режиме в Чехии, Людвика репрессируют, говоря современным языком, за троллинг. С тем же успехом шутки и сегодня становятся причиной остракизма и скандалов.

В этом смысле Кундеру можно считать последовательным защитником шуток. Он изображает комичными не только коммунистов, но и диссидентов — как, например, в «Вальсе на прощание», и собратьев-эмигрантов, как в «Книге смеха и забвения».

Неудивительно, что в силу такой последовательной иронии писатель заслужил холодное отношение со стороны самых разных политических групп как в Чехии, так и за ее пределами. «Я стал участником этих странных диалогов, — пишет Кундера в сборнике эссе «Нарушенные завещания»: — „Вы коммунист, господин Кундера? — Нет, я романист”. „Вы диссидент? — Нет, я романист”. „Вы правый или левый? — Ни тот, ни другой. Я романист”».

Критика, направленная на медиа и слишком экспрессивно-эгоцентричную современную культуру (раздел «Музыка и шум» в тех же «Нарушенных завещаниях»), а также ироничное отношение к интеллектуальным и политическим лидерам самого разного толка не способствуют лишнему вниманию к романам столь неудобного писателя.

Между тем было бы ошибкой думать, что романы Кундеры — сатирические. Характеристика «смешной» зачастую не умаляет персонажа — парадоксу «серьезности смешного» посвящен дебютный сборник прозы писателя «Смешные любови». Смех Кундеры восходит к его любимым Рабле и Сервантесу, чей Дон Кихот не перестает быть в широком смысле «героем», хоть он и смешон.

Милан Кундера в Праге, 1967 год
Фото: Gisèle Freund, IMEC/Fonds MCC, Archiv der Galerie der Hauptstadt Prag

По Кундере, гораздо ничтожней мир повсеместной серьезности, где люди разучились понимать шутки. Такой мир становится тоталитарным. В том же «Торжестве незначительности» Рамон обращается к приятелю:

«Юмор становится все более опасным. Мой Боже, ты должен хорошо это знать. Вспомни историю о куропатках, которую Сталин рассказывал своей компании. Вспомни Хрущева, который шумел в уборной! Он, великий борец за правду, только здесь изрыгал презрение. Это пророческая сцена! Она действительно открывает новое время. Сумерки юмора. Эпоху — после шуток!»

В разные годы отдельные критики упрекали Кундеру то за «псевдофилософию» в романе «Бессмертие», то за порнографию в «Книге смеха и забвения», то даже за старческое брюзжание в романе «Неспешность» (последнее отчасти справедливо). Но никогда — за тяжеловесность или запутанность, несмотря на зачастую нелинейные сюжеты со множеством персонажей.

При сложной, семичастной композиции романов, навеянной близкой Кундере академической музыкой, язык в них подчеркнуто прозрачен. Отчасти это объясняется тем, что некоторые произведения писались прежде всего для переводчиков, когда на родине книги Кундеры были запрещены, а другие — на неродном, хоть и освоенном им за долгое время эмиграции французском.

Но языковая простота и непринужденная интонация — еще и творческий принцип. Он отличает Кундеру от постмодернистов, к которым его иногда причисляют, и отражается в содержании. Аньес из романа «Бессмертие» мечтает сбежать из Парижа с его сплетнями, медийными каламбурами, множеством голосов и ревом моторов. Герои «Неспешности» уезжают от мира, заполненного разнообразным шумом в буквальном и переносном смыслах.

Чрезмерная запутанность, усложненность собственного эго подчас становится главным бичом героев, их гибелью. «Гипертрофия души» — так охарактеризованы не самые симпатичные персонажи «Бессмертия», романа, который можно назвать магистральным в творчестве писателя. Наряду с другими темами, в нем Кундера выступает обвинителем сентиментального романтизма.

Фактически речь идет об ощущении человеком излишней важности собственных эмоций, их постоянной демонстрации и агрессивной защите. В «Бессмертии» страдающая от неудачной любви сестра Аньес Лора и преследующая стареющего Гёте Беттина последовательно лишаются привычного для влюбленных героев идеализированного ореола.

Одна из глав «Бессмертия» так и называется — „Homo sentimentalis”. В ней Кундера снова критикует Достоевского за возведение чувства в абсолют, а Россию и вовсе представляет как «страну победившего чувства», что сейчас, впрочем, воспринимается довольно комично.

По Кундере, Homo sentimentalis — «человек, возводящий свое чувство в достоинство. А как только чувство признается достоинством, чувствовать хочет каждый; и поскольку мы все любим хвастаться своими достоинствами, то склонны и выставлять напоказ свое чувство».

Неудивительно, что и сегодня, когда «оскорбление чувств» где-то может стать причиной пожизненного запрета на доступ к публичности, а где-то — обернуться уголовной статьей, Кундера с его призывом проще относиться к собственным эмоциям остается все таким же злободневным и антиконъюнктурным, как и в коммунистической Чехии 30 лет назад.

И хочется надеяться, что влюбившаяся в свое время в книги Кундеры Европа (включая Россию благодаря одобренным лично автором переводам Нины Шульгиной), пусть и обреченная, по тому же Франко Моретти, из-за этого стать Атлантидой, не разлюбит их еще долго. Даже, напротив, пристальнее перечитает.

Материалы нашего сайта не предназначены для лиц моложе 18 лет

Пожалуйста, подтвердите свое совершеннолетие

Подтверждаю, мне есть 18 лет

© Горький Медиа, 2025 Все права защищены. Частичная перепечатка материалов сайта разрешена при наличии активной ссылки на оригинальную публикацию, полная — только с письменного разрешения редакции.