О СВОЕМ ТВОРЧЕСТВЕ
...ходили такие слухи, будто я подъесаул Донской армии, работал в контрразведке и вообще заядлый белогвардеец. Слухи эти не привились ввиду их явной нелепости, но и про это спрашивал Микоян; причем — любопытная подробность — когда его убедили в ложности этих слухов, он сказал: «Даже если бы Шолохов и был офицером, за „Тихий Дон“ мы бы ему все простили!».
(из письма М. П. Шолоховой, 23 марта 1929 г.)
Товарищи говорили, что «Тихий Дон» нравится разнообразным социальным группам. «Я это знаю по письмам, — говорит тов. Шолохов, — задумывался над этим, стараюсь доискаться корней того, например, что за границей меня переводят всюду, и эсеры дают положительные аннотации роману»
(«На подъеме», 1930 г., № 6)
— Скажите, Михаил Александрович, какое из написанных вами произведений принесло вам наибольшее творческое удовлетворение?
Михаил Шолохов: Никакое! Если бы было здоровье, были силы, то переделал бы и «Тихий Дон» от начала до конца.
(из интервью газете «Известия», 1958 г.)
...одно дело — определиться с очередными литературными планами, скажем, написанием «Тихого Дона». Другое — быть готовым к такой работе. Амбиции без амуниции ничего не стоят — это я вам говорю со знанием дела! Поэтому пришлось беседовать со множеством участников событий, происходивших на Дону и вокруг казачества. А каково рыться в архивах?! Сверять, перепроверять факты. О муках, которые почему-то называют не иначе как творческими, не говорю. Изнурительная работа, на износ.
(из интервью газете «Известия», 1958 г.)
Роман я этот («Они сражались за Родину») начал писать еще на фронте. Это было в 1943 году. Естественно, я начал, подчиняясь обстановке. Годы были мрачные... Книга тогда сопутствовала командиру и солдату. И знаете, что читали? Жюля Верна... Чтобы уйти от мясорубки, от страшных размышлений о войне. Веселую литературу читали. На войне ведь довольно мало веселого...
Поэтому и главы о сорок втором годе, о самом тяжелом годе войны, были оснащены смешным.
(«Советский Дон», 1965 г., 16 апреля)
О СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
За последнее время наблюдается огромная тяга в литературу. Впрочем, часто в литературу идут и люди, которые, не сумев работать делопроизводителем где-нибудь в конторе Заготзерно, решают, что лучше писать стихи, считая литературную работу самой легкой работой. Такие люди литературе ничего не дадут.
(«Молот» (Ростов-на-Дону), 1934 г., 29 июля)
В Союзе советских писателей 3 247 членов союза и 526 кандидатов, всего 3 773 человека, вооруженных перьями и обладающих той или иной степенью литературного мастерства. Как видите, сила на вид немалая, но пусть вас не страшит и не радует эта цифра. Ведь это же только «на вид», а на деле в значительной части писательский список состоит из «мертвых душ».
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
Здесь т. Сурков довольно невнятно говорил о достижениях советской литературы последних лет и иллюстрировал это положение нарастающим количеством книг, выпущенных издательством «Советский писатель» в 1953, 1954 и 1955 годах. Знаете, как это по-русски называется? «Наводить тень на плетень».
Да разве количеством выпущенных книг измеряется рост литературы? Ему надо было сказать о том, что за последние 20 лет у нас вышло умных, хороших книг наперечет, а вот серятины хоть отбавляй! На тысячу писательских перьев за двадцать лет по десятку хороших книг. Как вы думаете — не мало ли? Вот о чем надо было сказать т. Суркову, хотя вы и сами это отлично знаете.
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
Дорогой Никита Сергеевич! Очевидно, не желая обидеть писателей, вы в очень сдержанной форме задали нам вопрос: «Не ослабла ли связь с жизнью у некоторых наших писателей?» — Вы — вежливый человек, Никита Сергеевич, ну а меня, как говорится, бог обидел, лишил этого драгоценного качества, а поэтому разрешите мне с грубоватой прямотой спросить у вас в свою очередь: может ли ослабнуть то, чего нет? И можно ли оторваться от того, за что не держишься?
В том-то и беда, что не некоторые, а очень многие писатели давненько уже утратили связь с жизнью и не оторвались от нее, а тихонько отошли в сторону и спокойно пребывают в дремотной и непонятной миросозерцательной бездеятельности. Как ни парадоксально это звучит, но им не о чем писать.
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
Общеизвестно, что Лев Толстой знал душу русского мужика как никто из нас, современных писателей; Горький исходил всю Россию пешком; Лесков исколесил ее на почтовых и вольнонаемных лошадях; Чехов, даже будучи тяжко больным, нашел в себе силы и, движимый огромной любовью к людям и профессиональной писательской настоящей любознательностью, все же съездил на Сахалин. А многие из нынешних писателей, в частности многие из москвичей, живут в заколдованном треугольнике: Москва — дача — курорт и опять: курорт — Москва — дача. Да разве же не стыдно так по-пустому тратить жизнь и таланты?!
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
...постепенно Союз писателей из творческой организации, какой он должен бы быть, превращался в организацию административную, и, хотя исправно заседали секретариат, секции прозы, поэзии, драматургии и критики, писались протоколы, с полной нагрузкой работал технический аппарат и разъезжали курьеры, — книг все не было.
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
О СОВЕТСКОМ ОБЩЕСТВЕ
...мы сообщаем ему об издании журнала «Советская милиция», вручаем последний номер. Внимательно перелистав журнал и несколько задумавшись, Шолохов замечает, что не все еще работники милиции с честью выполняют свой служебный долг.
— Многие милиционеры имеют низкий общеобразовательный уровень, — говорит писатель.
(«Советская милиция» 1956 г., № 8)
— Как вы относитесь к стилягам?
Шолохов: Стиляги, стиляги... Я думаю, не надо уделять им столько внимания. Все это временное, наносное. Подумаешь: узкие брюки, сногсшибательные рубашки. Не за это нас девки любили. (С озорной усмешкой.) Было бы здесь (М. А. стучит по лбу), здесь (показывает на бицепсы согнутых рук) и... здесь (Шолохов опускает глаза вниз, явно обращая их к причинному месту, отчего лица казачек вспыхнули ярким румянцем).
(из интервью газете «Известия», 1958 г.)
Я за то, чтобы ночью сажать яблони в ущерб очередному твисту. В жизни-то придется плясать меньше, чем трудиться. К этому надо себя готовить.
(«Советский Дон», 1965 г., 25 апреля)
И сегодня должна быть ответственность перед прошлым. Прежде всего революционным прошлым. Перед тем, что отцы и деды наши задумывали, перед тем, чего искал столетиями народ. Молодежи стоит почаще вспоминать, что они, отцы и деды, может, были моложе нас с тобой. И погибали за революцию, веря, что мы не подведем. Молодому человеку стоит задуматься: все ли сделано, чтобы надежды их исполнились? Не случается ли порой, что слово с делом расходятся? Может, бюрократизмом обросли, равнодушием? Это каждому надо проверять в себе.
(из интервью корреспонденту «Правды», 1974 г.)
Представь, чтобы Толстой пришел в редакцию «Нивы» пристраивать рукопись своего сына. Или Рахманинов просил бы Шаляпина дать своей племяннице возможность петь с ним в «Севильском цирюльнике». Или, еще лучше, Менделеев основал бы институт и посадил туда директором своего сына... Не улыбайся. Над этим стоит подумать. И не потому, что такие молодые люди плохи, без таланта. Совсем не потому. Но теми легкими возможностями, которые им предоставлены, они, быть может, заглушают более сильный талант, задерживают его развитие и проявление.
(из интервью корреспонденту «Правды», 1974 г.)
О ПИСАТЕЛЬСКОМ РЕМЕСЛЕ
Я считаю, что мой долг, долг русского писателя, — это идти по горячим следам своего народа в его гигантской борьбе против иноземного владычества и создать произведение искусства такого же исторического значения, как и сама борьба.
(из беседы с представителем ВОКСа, 1943)
Самое губительное для писателя — повторения.
(«Вечерняя Москва», 1961 г., 6 мая)
Вообще-то поездки и контакты с читателем — дело нужное. Но что-то слишком часто стали раздаваться голоса, из которых можно понять, что писатель стремится объяснить читателю им написанное, учить читателя понимать написанные им книги. Занятие это напрасное. Писатель во все времена учился у народа, старался донести во всей полноте его мысли и чаяния, его сокровенное. Это все следовало бы спокойно обсудить, без споров, без взаимных упреков, никого не обижая, спокойно разобраться.
(из интервью корреспонденту «Правды», 1974 г.)
Творческих работников литературы нужно избавить от излишней заседательской суетни, от всего того, что мешает им создавать книги. Мы и так понесли немалый урон от того, что такие крупные художники слова, как Леонов, Тихонов, Федин и другие, потратили уйму драгоценного времени на всяческие заседания, вместо того чтобы на воле изучать жизнь и писать книги. Пора с этим кончать!
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
...писательский труд — это, по сути, кустарное производство на дому. Если писатель не рыщет в поисках материала, то он — дома, за письменным столом, и труд его нельзя уложить в рамки обычного рабочего дня. А поэтому жилье в коммунальной квартире, допустим, где-либо в совхозе, для него вещь неприемлемая. Одно дело, когда на кухне шипит один примус и в доме одна, допустим, даже очень разговорчивая, жена, — тут еще можно с грехом пополам навести порядок и добиться тишины. Другое дело, когда на общей кухне шипят восемь примусов и восемь женщин усердно состязаются в словесной перепалке. Тут уж ни о какой работе не может быть и речи.
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
А живой материал — вот он, всегда у писателя под руками. Успевай только осмысливать то, что происходит на твоих глазах. Жить жизнью народа, страдать страданиями людей, радоваться их радостям, целиком войти в их заботы и нужды — вот тогда у писателя и будет настоящая, волнующая сердца читателей книга.
(Речь на XX съезде КПСС, 1956 г.)
Извечная тема художника — противоборство света и тьмы. В наше время эта борьба имеет определенный, классовый смысл.
ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЯХ
...последние дни хлынула в душу мутная волна равнодушной тоски и не выпью ее до дна, берет проклятая за горло волчьей мертвой хваткой. Всюду одно и то же. Надоедает быть не только участником, но даже и зрителем того, как люди гоняются за краюхой хлеба. Помнишь, на Хопре мы с тобой крошки кидали в воду и рыба кишела? Мелочь, как и люди.
(из письма М. П. Шолоховой, 16 ноября 1924 г.)
Будем откровенны: я полностью отдаю себе отчет о значении американской помощи России. Я с благодарностью вспоминаю об этом всякий раз, когда по фронтовым дорогам проезжает «додж» или «форд», когда беседуешь с летчиком, сошедшим с американского истребителя, или с больным в госпитале, где благодаря применению американских медикаментов и инструментов возвращаются к жизни и к борьбе раненые советские бойцы и командиры. Советский народ ощущает эту помощь и благодарен, но настоящая боевая дружба между двумя бойцами не может быть основана на том, что один сражается и идет в смертельный бой, а другой, подбрасывая ему патроны, хлопает в ладоши и кричит: «Браво, ты хорошо дерешься!»
(из беседы с представителем ВОКСа, 1943 г.)
...трудно требовать от человека, у которого враг еще не отнял жизнь его родных, друзей, чтобы он так же яростно ненавидел гитлеровцев, как ненавидим мы их. Но если я призываю американцев вступить в бой и открыть второй фронт в Европе, то не только ненависть к врагам диктует мне это. Мы, русские, слишком уверены в силах своего народа, чтобы истерически кричать на весь мир: «Бей гитлеровцев!». Мы и так их убьем. Мной руководит чувство ответственности перед человечеством, в том числе и перед американским народом. Я убежден, что жизнь миллионов молодых американцев, свобода и независимость каждого из них, прежде всего зависят от разгрома гитлеровской Германии, и я призываю американский народ вступить в бой вместе с нами и на основе этой солдатской дружбы создать прочный и справедливый послевоенный мир.
(из беседы с представителем ВОКСа, 1943 г.)
Вот это да! И тут уж больше ничего не скажешь, немея от восхищения и гордости перед фантастическими успехами родной отечественной науки.
(О полете первого космонавта Юрия Гагарина, 1961 г.)
О КОММУНИЗМЕ
Коммунизм — это последовательное бескорыстие не на словах, а на деле.
(из интервью корреспонденту «Правды», 1974 г.)