1. Скончался поэт и филолог Владимир Эрль, один из лидеров ленинградского «второго авангарда»; все новостные заметки об этом в интернете, к сожалению, лишь краткие перечни книг и заслуг. Зато в соцсетях многие публикуют стихи Эрля; воспоминания о нем можно прочитать у его друзей: например, поэта и переводчика Джона Наринса («Какой из Эрля патриарх? Его суд был всегда не судом сообщества или его части, а суд лично от него, моментальный») и писательницы Александры Петровой («Такой человек мог сформироваться, создаться из отчаяния и вопреки навязываемому государственному забвению и кривозеркальности только в контексте эпохи, ставшей уже историей... <...> Иностранство, загадочность, широкополая шляпа, длинный пиджак, длинные волосы, рыжие усы, обворожительная улыбка, модник вне моды»). Хочется дать несколько ссылок на тексты Эрля в сети: в антологии Константина Кузьминского «У Голубой лагуны», на сайтах «Вавилон» и «Неофициальная поэзия»; кроме того, много стихов и фотографий Эрля можно найти в посвященной ему группе «ВКонтакте». Самое большое, наверное, интервью Эрля выходило девять лет назад на OpenSpace: Дарья Суховей разговаривала с ним о его текстологической работе, о самиздате ленинградского андеграунда и о том, что «время культуры вообще угасает».
2. Не стало Сергея Хоружего — переводчика и одного из самых известных российских церковных философов. Почтение к нему объединяет фигуры не слишком совместимые; «глубочайшим мыслителем нашего времени» его называет писательница Лидия Довыденко, «абсолютно выдающимся» человеком — Дмитрий Быков*Признан властями РФ иноагентом.. «На богословском горизонте я не знаю человека, настолько тонко разбиравшегося в вопросах исихазма, молитвенных практик, обосновании их в трудах святых отцов и Священном писании, как Сергей Хоружий. Это большая утрата для нашего богословского и философского сообществ», — говорит протоиерей Павел Великанов. Патриарх Кирилл сказал о Хоружем: «Сочетая светскую исследовательскую работу с занятиями богословием... Хоружий поистине стал олицетворением взаимообогащающего и гармоничного единения этих сфер деятельности».
На православном портале «Предание» доступны книги и лекции Сергея Хоружего — об исихазме, о философии Кьеркегора и Хайдеггера, об «Улиссе». Трехчастный курс Хоружего «Джеймс Джойс и роман „Улисс“» можно послушать в приложении «Арзамаса».
3. На сайте «Современная литература» — интервью Бориса Кутенкова с поэтессой Катей Капович, у которой недавно вышло большое избранное в «Эксмо» (пока только электронная версия, надеемся на бумажный вариант). «Капович подчеркнуто нелитературна — несмотря на обширный реминисцентный пласт в ее текстах, чаще всего узнаваемый», — замечает Кутенков; Капович как бы возражает — или корректирует это замечание: «Литература дает человеку второй шанс прожить жизнь лучше и полнее, оставаясь собой — с таким складом ума и устройством души. Если человек по воле судьбы оказался лирическим поэтом, то хорошо бы себя вспомнить и создать себя снова». Еще она говорит о сознательном воспитании в себе «лихости и прямоты», о неточных рифмах, о Гандлевском и Рыжем, о Денисе Новикове и Евгении Хорвате, о знакомстве с Воннегутом и о поэтическом долге перед Блоком: «Блок как Париж, в котором есть все, что потом будет сочиняться в течение века».
4. 50 лет назад умер Эрих Мария Ремарк. «Коммерсантъ» собрал любопытную коллекцию высказываний о нем — от восхищения Стефана Цвейга до презрительных соображений Бертольта Брехта и Варлама Шаламова. Журналисты оказываются даже язвительней коллег-писателей: «Единственное, чего не хватает Ремарку, — это глубины, сложности и изысканности».
5. История о том, как Китай купил Германию. Крупнейшая немецкая книготорговая сеть Thalia продала места в магазинах китайской госкомпании. Та, иллюстрируя свои представления о мягкой силе, поставила туда сборники речей Си Цзиньпина. После возмущения в соцсетях и на немецких политтрибунах представители Thalia заявили, что всего лишь тестируют новый тип сотрудничества, а потом стали это сотрудничество оправдывать: «Мы имеем право и должны обсуждать, как можно видеть ситуацию из другой перспективы». В недавней книге Мари Маннинен «33 мифа о Китае» рассказывалось, как Китай влияет на мировую киноиндустрию (у фильмов, где есть хоть какая-то критика КНР, нет шансов в китайском прокате, а порой киностудии сталкиваются и с угрозами); кажется, что-то похожее можно наблюдать в книжном бизнесе.
6. В журнале Interview — разговор Салмана Рушди с Мартином Эмисом. Они обсуждают новый эмисовский роман-мемуар: «Эмис до сих пор отказывается играть по правилам... [В новой книге мы встречаем] его фирменный, восхитительно бунтарский стиль повествования, виртуозно балансирующий между комедией и эмоциональной катастрофой». Центральное событие книги — смерть покойного друга Эмиса и Рушди, знаменитого эссеиста Кристофера Хитченса: «Я начал писать этот роман 18 лет назад, но только после смерти Хитченса в 2011 году понял, что пора к нему вернуться. Грустно говорить такое, но смерть всех главных героев позволила мне двинуться дальше». В романе много вымышленных разговоров с Хитченсом, Солом Беллоу, Филипом Ларкином — но Эмис уверяет, и Рушди с ним соглашается, что ровно эти вещи они бы и произносили. Разумеется, между реальностью и текстом стоит метафизическое препятствие: «Роман — это стилизация реальности. Мне всегда кажется, что разница между романом и реальностью — та же, что между женской туфлей и ступней. Туфля, с острым каблуком, изогнутой подошвой, узором на носке, ничуть не похожа на ступню. А жизнь — это вот та некрасивая штуковина, которой оканчивается ваша нога». Рушди с Эмисом также размышляют о затянутых книгах и о возрасте расцвета прозаика («если к сорока не сделал ничего стоящего, пиши пропало»), а еще строят предположения, что сказал бы Хитченс о нашей современности — например, смог бы он, искренне ненавидевший чету Клинтонов, поддержать Хиллари в 2016-м и стали бы его «отменять» за разные неполиткорректные высказывания; оба собеседника, кстати, подписали этим летом открытое письмо против «культуры отмены».
7. На сайте Poetry Джо Ливингстон пишет о новом переводе «Беовульфа» на английский, выполненном Марией Хедли: в ее версии англосаксонский эпос, считает Ливингстон, высвобождает свой феминистский потенциал. Ливингстон рассказывает о находке «Беовульфа» и о крупицах, позволяющих судить об историчности его героев (конунг гётов и дядя Беовульфа Хигелак упомянут в «Истории франков» Григория Турского), объясняет, как поэма была встроена в историю литературы (произошло это главным образом благодаря Толкину) и перечисляет символические толкования битвы с матерью Гренделя (клинок меча расплавился, обагренный кровью чудовища, — меч, понятно, фаллический символ, а расплавление означает окончание эрекции после совокупления; Тони Моррисон предлагает менее приземленную трактовку: на насилие нельзя отвечать насилием, и расплавление меча — это акт стыда или возмездия). Переводчица Мария Хедли и раньше занималась феминистской интерпретацией поэмы: в ее романе «Просто жена» (2018) события «Беовульфа» перенесены в Америку XXI века, а матерью Гренделя оказывается бывшая морская пехотинка.
Собственно, феминистский посыл в «Беовульфе» подмечали и раньше, но Хедли своим романом и переводом делает такое прочтение мейнстримным: она показывает события эпоса глазами чудовищ, и выясняется, что их монструозность — «конструкт, рожденный страхом и непониманием». В переводе Хедли не позволяет себе сюжетных анахронизмов — но охотно задействует лингвистические: древнеанглийский текст передается, в том числе, с помощью современного американского сленга. Ливингстон считает, что это не всегда убедительно: скажем, когда Беовульфу «насрать на свою жизнь», это вызывает не улыбку, а чувство неловкости.
8. Скоро выйдет «Дюна» Дени Вильнёва; в Wired тем временем писатели, сценаристы и подкастеры обсуждают, почему роман Фрэнка Герберта с таким трудом поддается киноадаптации. За экранизацию брались крупнейшие режиссеры — Алехандро Ходоровски, Дэвид Линч; у первого вовсе ничего не получилось, а «Дюна» Линча хотя и понравилась Герберту, разочаровала кинокритиков, которые говорили, что без знания книги в фильме невозможно ничего понять. В романе 700 страниц — и для двухчасового фильма это многовато. Фильм Вильнёва снят только по первой половине романа — и это кажется поклонникам «Дюны» хорошим решением. Сценаристка Андреа Кейл надеется, что в новом фильме будет показана «темная сторона» главного героя Пола Атрейдеса: Линчу этого сделать не удалось. Писатель-фантаст Мэтью Крессел восхищается костюмерной работой в новом фильме — и добавляет: все, что Ходоровски не смог высказать в так и не снятой «Дюне», он поместил в свои графические романы «Инкал» и «Метабарон». Крессел настоятельно советует с ними познакомиться.
9. Не так давно Лана Дель Рей выпустила дебютный поэтический сборник. Vice пригласил двух «профессиональных поэтов», американца Бена Фаму и шотландку Анджелу Клеланд, вынести свой вердикт. Сделано это отчасти в рассуждении поснобировать: несколько поэтов отказались принимать участие в эксперименте («Деструктивная критика — это не мое», «Издатель ее просто использует»). Но Эмма Мэдден, ответственная за весь материал, слегка за Лану Дель Рей обижается: «Это смешные стихи. Это глупые стихи. Это красивые стихи» — и неужели они, в конце концов, не заслуживают профессиональной оценки? В итоге Фама и Клеланд обнаруживают в стихах певицы влияние Уитмена и Гинсберга (в чем она сама без обиняков сознается), хвалят использование анафоры и критикуют слишком безоглядное доверие к технике потока сознания, упрекают в приверженности маскулинным стереотипам и отмечают умение управляться с поэтическим нарративом. «Лора Палмер поступила в UCLA и пишет меланхолические стихи в общежитии», — резюмирует Фама.