Юбилей Мандельштама отметили множеством интересных публикаций и музыкальным трибьютом, в открытом доступе появился «австрийский» номер журнала «Звезда», а в «Афише» поэты делятся своим опытом родительства. Лев Оборин — о самом интересном в литературном интернете.

1. Давно не виделись! Давайте уже оставим в покое итоги 2020-го и перейдем к 2021-му. Вот, например, газета The Guardian позаботилась о тех, кто следит за англоязычной литературой, и составила календарь главных событий года: книг, премий, экранизаций, юбилеев. Большие книжные ярмарки, заметим, в календаре отсутствуют. Зато до конца января выйдут нетфликсовская адаптация «Белого тигра» Аравинда Адиги, новый роман Ричарда Флэнагана (рецензию на него можно прочесть здесь) и книга эссе Джорджа Сондерса о русской классике (мастерство прозы на примерах Гоголя, Толстого, Тургенева и Чехова; называется «Купание в пруду под дождем», рецензия здесь). Ну и так далее: 2021-й — год книг Кадзуо Исигуро, Вьет Тхань Нгуена, Оливии Лэнг, Зэди Смит, Джонатана Франзена, мемуаров Шинейд О’Коннор и экономиста Амартии Сена.

2. Лишним не будет: здесь — петиция против законопроекта, по которому вся частная просветительская деятельность должна подлежать согласованию и цензурированию. О том, чем он грозит, с примерами писала «Докса».

3. Много публикаций к 130-летию Осипа Мандельштама. На «Арзамасе» — отрывок из отличной книги Юрия Левинга «Поэзия в мертвой петле»: рассказ о создании стихотворения «Не мучнистой бабочкою белой...», описывающего похороны советских летчиков. На «Кольте» — большая статья Глеба Морева о сталинской резолюции на письме Бухарина об аресте Мандельштама: исследователь реконструирует ход мыслей Сталина, заставивших его возмутиться арестом поэта (как превышением полномочий чекистов). Резолюция, считает Морев, повлияла на дальнейшую судьбу Мандельштама: «фактически поэт был осужден [в 1938 году] за те энергию и... упорство, с которыми он пытался изменить свое место в литературном и социальном пространстве, зафиксированное сталинской резолюцией 1934 года». Еще одна публикация на «Кольте» — статья Павла Успенского о стихотворении «Я скажу тебе с последней...», проводящая светлую мысль, что «черные дыры» в этом стихотворении суть не что иное, как anus и vagina, — и вообще педалирующая его обсценный аспект.

В «Новой газете» — текст Павла Нерлера о роли юбилейных дат в судьбе мандельштамовского наследия: столетие в 1991-м ознаменовалось «государственной поддержкой и прорывами по всем фронтам», «к 125-летию (2016) пришли уже с двумя конкурирующими текстологиями, десятками монографий, конференциями по всему миру, семью памятниками в шести городах и первыми улицами и скверами Мандельштама». К нынешнему «скромному» 130-летию «мир подошел... не с рыданьями аонид, а скорее со стенаньями пандемид, в панике и в недоумении, в масках на устах и зумах на мониторах. Даже чистый и честный, ни у кого не ворованный воздух стал подозрителен на корону и чреват QR-штрафами». В этих условиях переносились конференции, едва не срывались открытия памятных досок. Отступлением от традиционного «собраться и поговорить» Нерлер считает выход музыкального трибьюта поэту. Этот проект затеял режиссер Рома Либеров; здесь можно послушать интервью с ним — о том, зачем это было сделано.

4. В «Журнальном зале» появился ноябрьский номер «Звезды», целиком посвященный австрийской литературе. Во вступлении к номеру Александр Белобратов рассказывает, что только стихотворения Рильке и Целана раньше переводились на русский (здесь они даны в новых переводах Константина Азадовского и Алеши Прокопьева); прочие тексты выходят по-русски впервые. Есть, например, повесть Кристины Левант «Записки из сумасшедшего дома», небольшой роман Петера Хандке «Писатель после полудня», стихотворение Фридерики Майрёкер памяти Эрнста Яндля (перевод Юлианы Каминской, здесь же напечатан оригинал), две лекции Ингеборг Бахман, отрывки из переписки Цвейга с Фрейдом. Для всех изучающих австрийскую литературу этот номер — важное событие.

5. Еще один журнал: в сети появился свежий номер филологического издания Slavica Revalensia. Александра Пахомова пишет здесь об оде Михаила Кузмина «Враждебное море», Александр Долинин — о «Подвиге» Набокова, а Михаил Безродный публикует фрагменты своего комментария к пушкинской «Пиковой даме». Журнал вводит в научный оборот несколько писем (Вяземского, Эйхенбаума, Ивара Иваска). Номер завершается, к сожалению, некрологами ушедшим в прошлом году ученым: Олегу Коростелеву, Джеймсу Бейли, Елене Душечкиной, Николаю Богомолову.

6. В «Афише» три поэта рассказывают о своем опыте родительства и отношении к детству, здесь же напечатаны три стихотворения: «Ты — будущее» Галины Рымбу, «Мне дочь не скажет слова „папа“...» Евгения Никитина и двустишие Марины Хаген:

новый ребенок
старые дети качают коляску

«Что бы там ни говорили родители, появление нового ребенка всякий раз оттягивает внимание именно на него, а старший остается немного с краю, или ему кажется, что он с краю. Это ощущение какой-то забытости. „Старый ребенок“ — в смысле как старый, брошенный мишка. То есть в этом плане это стихотворение про ревность, обязанность старших детей следить за младшими, про то, что их мир вдруг на какое-то время рушится», — объясняет Хаген.

Рымбу говорит о том, как «нашла утопию в своем сыне»: «Я надеюсь, что когда в будущем сын прочтет мои более жесткие и сложные политические тексты, то сможет понять и их, потому что я делюсь с ним почти всем и рассказываю про сам факт написания таких текстов и то, какую реакцию они вызывают. <...> И я всегда говорю, что мое письмо — это попытка создать лучший будущий мир для него». Никитин рассказывает об опыте воспитания «особенного ребенка»: «...ощущение, что все не так, рождается еще и оттого, что тебе все время об этом говорят, весь мир объясняет, что это ребенок неправильный. Предлагают сдать ребенка в детдом — много раз я такое слышал, от родственников, на работе. О том, что я себя угробил, надо сдать ребенка, сделать нового и жить счастливой жизнью. И я был вынужден ругаться, что-то пытаться объяснить. Мне кажется, в этом тексте ощущение невозможности что-то объяснить тоже выражено». Сейчас семья Никитина живет в Израиле, где «отношение и условия для жизни таких детей совсем другие. Нам помогают, есть детский сад, где ребенком занимаются специалисты — дефектологи, физиотерапевты. <...> Нам стало легче».

7. Еще две поэтические публикации. На сайте «Солонеба» — подборка новых стихов Дмитрия Гаричева, ставших сложнее и мрачнее; некоторые тексты выглядят дополнениями ко вселенной повести «Мальчики»:

республики смертельная луна,
над каждой азс по одному
как глупая читает имена,
не нужные отсюда никому

непонятые мальчики твои
спят ниже дамбы, еле утеплясь,
плечо к плечу, прости и повтори,
и прочь ступай, хотя какая связь

нет сил от звезд, меняющихся вдруг,
но всё стеченье тела, кровный стук,
свеченье кожи, прочерки резни
еще случайней, чем сошлись они

А в «Альманахе-огне» — переведенный Иваном Соколовым «Всеобщий гороскоп на двенадцать лет» Чарльза Бернстина. Здесь он снабжен иллюстрацией Алины Дружаевой и анимацией Максима Илюхина. Мне (Рыбам) на 2021 год выпадает вот что: «Улаженные было дела затрещат по швам: время воспользоваться своим преимуществом. Непривычные связи осложнятся тропическими депрессиями, что предоставит возможность для необходимых вам приключений. Поймайте падающую звезду и положите себе в карман. Восхождение Урана — что благоприятствует мелкокалиберным улучшениям, но никак не масштабному восстановлению. Ведите себя так, будто „нет ни малейшего проку в центре“ (Стайн): желание мобилизуйте на борьбу с сожалением, а сожаление — на борьбу с принудительным благополучием. Пение птиц обеспечит большой приток чаевых на праздничных вечеринках. Ищите отрицательной скорости. Предпочтительный вид спиртного: мескаль (с лимоном)». Овнам то же самое выпадет в 2022-м, тельцам — в 2023-м.

8. Начало января было отмечено мелким скандалом: Татьяне Толстой не понравилось, что в сериале «Бриджертоны», представляющем английский высший свет эпохи Регентства, играют чернокожие артисты. Мария Кувшинова опубликовала на «Кимкибабадуке» «Экспресс-тест на расизм для Татьяны Толстой»: «...нецензурная брань в адрес движения BLM и еще несколько претензий к аутентичности в изображении английской знати, идентификация с которой у граждан России традиционно сильна, поскольку она являлась одним из немногих и самых распространенных видов аристократии в советской поп-культуре, замещая собой вытесненную дореволюционную». Кувшинова пишет, что Пушкина, создателя литературного языка, которым ругается Толстая, в современном мире причислили бы к people of color, напоминает, что историческая достоверность в принципе недостижима, да и вообще: «Рискну предположить, что Татьяна Толстая не посещала британских аристократических гостиных в 1813 году и не может в данном кейсе выступать мерилом аутентичности. Тем более, не может выступать экспертом по расовым вопросам человек, для которого в мировой культуре существует только один легитимный чернокожий персонаж — шекспировский Отелло». Дальше речь идет о солидаризации публичных интеллектуалов с «кошмаром неистории», их готовности вечно петь «старые песни о главном» и становиться союзниками, а то и инициаторами репрессивных действий власти.

9. Лиза Хейден вывесила в своем блоге традиционный список русских книг, переведенных за год на английский. В 2020-м их было 48 (на 6 меньше, чем в 2019-м) — список очень разнообразный: в первых же пунктах соседствуют Наринэ Абгарян, сказки Афанасьева, поэзия Баратынского и святитель Игнатий Брянчанинов. Разнообразие жанров и эпох сохраняется и дальше — хотя Хейден расстроена, что в списке только 9 женщин. Из классики, среди прочего, — «Обрыв» Гончарова (переименованный зачем-то в «Malinovka Heights»; чтобы напоминало Бронте?) и «Василий Теркин» Твардовского. Из антологий — уже не раз упомянутое нами собрание российской феминистской поэзии и подготовленный Анатолием Кудрявицким том поэтов-диссидентов 1960–1980-х.

10. Две публикации об американской писательнице Бетт Хоуленд. В The Paris Review Люси Шоулс пишет, что судьба Хоуленд — поразительная история пренебрежения современников, а затем — триумфального переоткрытия. В 1970-е писательница выпустила три книги — воспоминания «W-3» и два сборника рассказов, получила два престижнейших гранта, а затем исчезла из виду. В 1999-м вышла ее последняя повесть — и не удостоилась почти никакого внимания. «Если бы не счастливая находка в букинистическом магазине незадолго до смерти Хоуленд в 2017-м, никто бы не знал ее имени и ее потрясающей прозы». Находку сделала Бриджид Хьюз, издательница журнала A Public Space: книга лежала в коробке «отдаем за доллар». Хьюз с огромным трудом разыскала Хоуленд, уже страдавшую от деменции, вышла на ее сына, который предоставил ей доступ к архиву матери. В начале 2019-го A Public Space открыл собственное издательство: в нем вышли книги Хоуленд, в том числе мемуары «W-3», с которых когда-то началась ее карьера. W-3 — палата в психиатрическом отделении чикагской больницы, куда Хоуленд попала после попытки суицида в 1968-м. «Делясь с читателями подробностями своего положения, она не хочет с помощью книги раскапывать свою травму. Она прекрасно осознает, что ее история — не единственная в своем роде». Поэтому в «W-3» она создает портрет сообщества, трезвое изображение таких, как она. «Мы попадаем в конкретное место и время, но сострадательность и правдивость этой книги — универсальны. Это чтение столь же насущно сегодня, как и почти полвека назад, когда книга была написана».

С Шоулс соглашается писательница Июнь Ли. Сама прошедшая через психиатрическую клинику, она прочитала «W-3» и ощутила острое чувство узнавания. «Временные географические условия мало что значат в вечной борьбе между разумом и помешательством. Персонажи „W-3“ могли быть теми же людьми, которых я встретила в своей палате S-6. Словоохотливые и безмолвные; буйные и заторможенные; те, кто считал свое заточение несправедливым, и те, кто громко праздновал каждое возвращение в лечебницу. Здесь отчетливо чувствовался и разрыв между расами и классами. Было важно, откуда пациент и куда он вернется: в Нью-Йорк или в пригород, на Манхэттен или в другие боро, в афроамериканский район в Бруклине или в гаитянский; в приют для бездомных или под собственную крышу». «Я не верила, что такую книгу можно написать», — добавляет Июнь Ли, рассказывая о «W-3»: для нее мемуары Хоуленд — это целая энциклопедия, где собственный опыт пишущей специально сведен к минимуму.

11. Вышла новая биография Ханны Арендт, написанная Энн Хеберлейн. Писатель и журналист Ананд Гиридхарадас взял у Хеберлейн интервью для своего проекта The Ink. Хеберлейн признается, что ее заинтересовало несоответствие между идеей Арендт о том, что существуют вещи, которые невозможно простить, — и ее отношениями с Мартином Хайдеггером, возобновленными в 1950-е. «Чему мы можем научиться у... Ханны Арендт? Короткий ответ, возможно, таков: любить мир так сильно, что верить в возможность перемен». Гиридхарадас и Хеберлейн обсуждают философски обоснованную Арендт необходимость надежды и концепцию банальности зла. Разговор кажется интервьюеру особенно актуальным на фоне последних событий в Америке, так что он пытается выяснить, что Арендт сказала бы о Дональде Трампе, но Хеберлейн этот вопрос вежливо отклоняет — зато излагает соображения своей героини о лжи и пропаганде. Отдельный вопрос в интервью — об отношениях Арендт с табаком.