1. Последние недели — тяжелое испытание для российской журналистики: приговор Светлане Прокопьевой*Признан властями РФ иноагентом., непрекращающиеся обыски у Петра Верзилова и других журналистов, арест Ивана Сафронова. «Дискурс» выпустил редакционное обращение:
«Это касается всех нас: если заткнуть рот журналистам, мы никогда не узнаем о нарушении прав других людей. Закрывая глаза на проблемы, с ними невозможно справиться. Не зная, что кто-то в беде, ему невозможно помочь.
Мы настаиваем, что судебные разбирательства по всем этим делам должны быть максимально прозрачны. Мы требуем прекратить вымученные и лживые дела против российских журналистов и расследовать преступления тех, кто их преследует. Незаконные аресты активистов, которые высказываются в защиту журналистов и свободы слова, должны быть прекращены, а штрафы за пикеты отменены. Мы солидарны со всеми, кто привлекает внимание к этим делам, чтобы они шли под пристальным общественным контролем».
2. Вышел первый трейлер «Петровых в гриппе» Кирилла Серебренникова; залихватское опрокидывание водки из горла à la «Левиафан», какие-то драки à la Джеки Чан, несколько интригующих кадров со Снегурочкой-Пересильд и Петровой-Хаматовой; самая узнаваемая сцена из книги Алексея Сальникова — пьяная поездка на труповозке. Тревожно за тонкость, юмор и паззловое устройство романа, но поглядим.
3. Несколько поэтических новинок. На сайте «Солонеба» — цикл — или даже книга — квазипереводов Арсения Ровинского: стихи, написанные вымышленными поэтами разных стран. Вот, например, поэт Зоран Божич, стихотворение «Электричество»:
Ударило током меня, и почти что убило
в детстве. Теперь, если что-то случится со мною,
на кладбище я прихожу и прошу
сокровенную дверцу открыть,
и потрогать остатки тепла, посмотреть
электричество.
На «Грёзе» — четыре очень разных текста Дмитрия Герчикова, от псевдодокументального «10 февраля 2020 года» до лирического «Стихотворения»:
Кем ты была в нулевых?
Когда прикасаюсь к тебе, слышу радио на кухне, новости о захвате заложников, твои 16 под музыку Кодорского ущелья, 11 сентября в сгибе руки. Слышу, как ты идешь по Болотной площади в 2013 году, переворачиваются урны и крошится асфальт — я смотрю на это из десятого класса, мне кажется странным, что до знакомства с тобой все это было.
Здесь же — впечатляющая поэма Эдуарда Лукоянова «Отпуск», в которой вариативность сценариев контрастирует с сериальностью прозо-поэтического письма. «Герой поэмы… поэт и графоман, неспособный остановить ни письмо, ни бесконечную рефлексию по поводу написанного, — говорит в предисловии к публикации Никита Сунгатов. — <…> …главным здесь оказывается не сам текст поэмы, а обрамляющая строфы рефлексия по поводу их написания».
Куда я отправлюсь, когда будет отпуск?
Надеюсь, поеду за первой машиной
В Литву. Присмотрел я там черную «волгу».
Прибалтика — это такой универсам
Открытозакрытый, равноудаленный
От каждого дома. От каждого дома
Остались лишь пятна чистилищных оргий.
Янтарь равноценен застрявшей в нем мухе;
А что человек? Всего лишь телега
Для мыслей, желудка и сладострастия.
Куда я отправлюсь, когда будет отпуск?
Здесь ему самому было все понятно. Ассоциативный ряд, начатый упоминанием прибалтийской республики неизбежно привел его к янтарю — камню, всегда его пленявшему, хотя видел он его всего несколько раз. <…>
4. Тем временем вторую неделю не умолкают горячие споры вокруг стихотворения Галины Рымбу «Моя вагина», написанного во время кампании в поддержку Юлии Цветковой; самое примечательное, пожалуй, — появление нескольких стихотворений-откликов, по-разному подходящих к дестигматизации тела и секса; скажем, если Ирина Котова пишет «я устала видеть женщин глазами мужчин», то Алла Горбунова конструирует некий идеальный взгляд мужчины на себя («Стихотворение, которое я бы написала о своем члене, если бы была мужчиной»), а Надя Делаланд делает из текста о вагине стилизованную античную оду.
5. На «Полке» — составленная Кириллом Зубковым подборка цитат о «мрачном семилетии» — времени, удивительно напоминающем наше. Удушение свободы слова, наступление на университеты, репрессии против литераторов, анекдоты вроде цензурирования арифметики (потому что между цифрами там случаются точки) — и, помимо прочего, понимание, как много людей и разнонаправленных интенций сталкиваются даже в охранительских, антикультурных процессах. Из воспоминаний Антонины Блудовой о председателе цензурного Комитета 2 апреля 1848 года Дмитрии Бутурлине: «„Вы и в Евангелии встретите выражения, осуждающие злых правителей”, — сказал мой отец. „Так что ж? — возразил Дмитрий Петрович, переходя в шуточный тон, — если б Евангелие не было такая известная книга, конечно, надо бы было цензуре исправить ее”».
6. На сайте «Кимкибабадук» Татьяна Шорохова рецензирует книгу Ханы Юэнс «Фанатки», посвященную «каждой девочке, которая хоть раз была одержима». Юэнс пишет о феномене музыкального фанатства, у которого есть отчетливая гендерная «специализация». Тут говорится о поклонницах Джастина Бибера и One Direction, My Chemical Romance и Бейонсе — девушках, которые способны «собираться в очереди за пять месяцев до начала концерта», сыпать проклятиями и угрозами в адрес подруги их любимого певца — или образовывать вокруг любимой артистки круг «своих», посвященных. Разумеется, Юэнс далека от морализаторства: ее книга — вовлеченное исследование, попытка понять субкультуру, которая вовсе не так агрессивна и истерична, как может показаться. В каком-то смысле речь идет о взаимной зависимости: поп-артисты очень дорожат своей аудиторией, и то, что с ней происходит, способно изменить их музыку и поведение (экстремальный пример — история Арианы Гранде: после ее концерта в Манчестере смертник устроил теракт, погибли 23 человека; «альбом Гранде Sweetener, вышедший после трагедии, — полная переработка певицей собственного имиджа, ее перерождение и диалог со слушателем о собственной тревоге и о пережитом страхе»).
7. Вышел очередной номер филологического журнала «Литература двух Америк»: среди прочего (работы о Мелвилле, Уитмене, По) здесь есть статья Дениса Захарова «Неизвестная Харпер Ли». Захаров, ранее выпускавший комментарий к «Услышанным молитвам» Трумена Капоте, пишет обо всех опубликованных произведениях Ли, кроме романов «Убить пересмешника» и «Пойди, поставь сторожа». Он начинает со стихотворения «Время весны», напечатанного в газете в 1937 году, когда Харпер Ли было всего 11 лет; далее следует студенческий рассказ, в котором Ли завуалированно описывает линчевание (судя по всему, уже в 1940-х ее волнуют темы, которые лягут в основу «Пересмешника»). Описывая студенческие тексты Ли — едкие заметки и пародии на шекспировские пьесы, — Захаров рассказывает и детали жизни писательницы; в принципе, это материал для биографической книги. Интереснее всего, пожалуй, мелкие публикации между двумя романами: разные журналы пытались залучить к себе писательницу, ставшую популярной, — как правило, результат получался не слишком удачным. Есть тут и рецепт кукурузного хлеба, попавший в сборник «Поваренная книга художников и писателей».
8. 150 писателей и интеллектуалов, в том числе Маргарет Этвуд, Салман Рушди, Фрэнсис Фукуяма, Ноам Хомский, Джоан Роулинг, составили Письмо Против Перегибания Палки: короткое послание «О справедливости и открытом диалоге» напечатано в Harper's Magazine, выдержки из него публикует «Медуза»*СМИ, признанное в России иностранным агентом и нежелательной организацией: «Свободный обмен информацией и идеями, источник жизненной силы либерального общества, сокращается ежедневно. В то время как мы привыкли ждать этого от правых радикалов, в нашей собственной среде распространяется цензура, нетерпимость к противоположным взглядам, мода на шейминг и остракизм, а также стремление растворять сложные проблемы в слепой моральной уверенности». Авторы, не называя конкретных случаев, пишут о цензуре в прессе, увольнениях преподавателей и прочих карах за мыслепреступления. Инициатором письма выступил писатель Томас Чаттертон Уильямс, с гордостью подчеркивающий, что «письмо подписали люди разного происхождения и вероисповедания, разного возраста и сексуальной ориентации, левых и правых взглядов».
Как и следовало ожидать, вокруг письма разразилась яростная дискуссия. Подписавших письмо начали упрекать в «тонкокожести, привилегированности… и боязни утратить актуальность»; вопросы вызвало и участие Роулинг, которую в последние месяцы обвиняют в трансфобии и подвергают остракизму. Уильямс в ответ напоминает, что у левых прогрессистов (которых часто пренебрежительно называют social justice warriors) и опасающихся за культуру либералов есть общий враг: мистер Дональд Трамп.
Самая резкая статья против письма вышла в The New Republic: Осита Нваневу пишет о «сознательной слепоте реакционного либерализма», упрекает авторов письма в моральной трусости, подтасовке фактов и гордыне: они, вероятно, считают себя последними рыцарями подлинного либерализма, готовы погибнуть мученической смертью за свои убеждения и уверены, что за них отомстит история; так вот, заключает Нваневу, пока все идет к тому, что эти надежды останутся тщетными. На Lithub Габриэль Белло более терпеливо разъясняет, что упускают из виду авторы «письма 150»: «Главный провал был очевиден мне сразу — потому что я к нему привыкла: это письмо — одновременно и выступление в защиту интеллектуальной свободы, и тщательно завуалированная поддержка дегуманизирующей риторики под прикрытием „свободного обмена идеями”. <…> В этом расплывчатом тексте не остается места опыту других, тому ощущению, которое ты испытываешь, когда твою идентичность холодно препарируют и ставят под подозрение во имя свободы слова». Белло подчеркивает, впрочем, что погромы и цензура в оруэлловском духе ей вовсе не симпатична: «Я хочу видеть нюансы». В твиттере стал популярным обвинительный тред: здесь, в частности, напоминают, что и сами подписанты порой требовали чьей-то отставки, увольнения и осуждения.
Три текста о «Письме 150-ти» вышло на «Кольте». Откровенно апокалиптический — британского писателя и музыканта Джеймса Янга: «…первое, что приходит мне в голову: „Слишком поздно, слишком поздно”. Джинна из бутылки выпустили уже давно. „Культура отмены” проникла в университеты десятки лет назад, последовательно распространилась на все общество и заглушила дискуссии. <…> Киберпространство принадлежит молодым. Все кончено». Другие авторы выступают не так эмоционально. Артемий Магун амбивалентно оценивает американскую борьбу за социальную справедливость («Даже в спрессованной форме дух уважения к низшим по статусу гражданам и вообще к тем, кто унижен и слаб, есть вообще-то однозначно позитивный феномен», но — «Это не шутки, дорогие товарищи. Это персекуторное, обсессивное перерождение революционной эмоции в викторианско-пуританскую») и предостерегает от ее адаптации в России. Алексей Цветков напоминает суть либерального постулата о свободе слова: «Свобода — это когда мнение большинства, монолитного или сегментированного, не имеет значения. Имеют значение только аргументы и твое право на независимость. Только тогда ты можешь позволить себе роскошь быть правым или левым. Или вообще выйти вон из этой дихотомии».
9. На Bookanista — интервью переводчицы Лиззи Бюлер с южнокорейской писательницей Юн Ко Ын: недавно в переводе Бюлер вышел «обескураживающий и полный черного юмора» роман Юн «Турист-катастрофа» (или, может быть, «Путешествие в катастрофу»). Он повествует о сотруднице турфирмы, организующей поездки к местам разного рода катаклизмов: землетрясений, наводнений, войн и так далее. К героине по имени Йона пристает сослуживец, она хочет уволиться, но начальство в качестве компенсации предлагает ей бесплатную поездку на остров Муи (для справки — вымышленный). Вскоре выясняется, что это надувательство: Йона просто должна решить, стоит ли оставлять остров в программе турфирмы. Дальше — хитрый план: почему бы не организовать на острове какую-нибудь катастрофу?
В романе, замечает переводчица Лиззи Бюлер, важную роль играет тема власти: для своей компании Йона — расходный материал, а на острове Муи в ее руках оказывается жизнь всего населения. Что Юн Ко Ын хочет сказать о положении женщин в Южной Корее и о корейской корпоративной культуре? «Я хотела создать аморфную, анонимную фигуру, управляющую Йоной и другими сотрудниками на Муи. Я дала ему имя Пол, но кто „он” такой, мы так и не узнаем. Анонимность Пола для меня была отображением сегодняшнего состояния власти. Оруэлл написал „1984” много десятилетий назад, но Старший Брат по-прежнему нависает над нами вечной угрозой». Что до положения женщин в Корее, поясняет Юн Ко Ын, роман был написан до #metoo; «сегодня корейские женщины более открыто говорят о сексуальном харассменте и гендерной дискриминации»; впрочем, Юн имела в виду более широкое явление, повсеместное в деловой культуре Кореи: харассмент как вообще злоупотребление властью. Среди других тем интервью — беспомощность человека перед лицом природы и жизнь после коронавируса.
10. Выходит новый роман Дэвида Митчелла «Utopia Avenue» (оставляем по-английски, потому что это название рок-группы). Критики отзываются о книге тепло, но без зашкаливающих восторгов; Митчелл тем временем дал интервью BBC и признался, что пандемия коронавируса совсем сбила его с толку. Он предсказывает «пандемию произведений о пандемии».
Персонажи романа частично списаны со знаменитых английских рокеров — участников The Kinks, The Rolling Stones, Pink Floyd и Cream, появляются в книге и реальные лица — например, Кит Мун, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин и Леонард Коэн. Митчелл уверяет, что писать о музыке практически невозможная задача: «Проза плохо справляется с музыкой. Три-четые предложения — и это становится так же невыносимо, как слушать чужие сны». Тем не менее именно сложность задачи его и увлекла: во время работы он погрузился в изучение биографий, рок-мемуаров. Ему хотелось заставить читателей поверить, что группа Utopia Avenue действительно существовала. В теперешних планах Митчелла — «огромный роман-игра».
11. Book Marks публикуют сводный список книг, вышедших в Америке за первую половину 2020 года и получивших лучшие рецензии. Чемпионом оказывается роман Гарта Гринуэлла «Чистота» (рецензент The New York Times Дуайт Гарнер замечает, что у Гринуэлла «каждая деталь в каждой сцене насыщена значением»), далее следуют «Погода» Дженни Оффилл (о которой нам доводилось писать), «Зеркало и свет» Хилари Мантел, «Стеклянная гостиница» Эмили Сент-Джон Мандел. В разделе «Нон-фикшн» лидируют мемуары журналистки Анны Винер о разочаровывающем опыте работы в технологических компаниях и «Мужчина в красном пальто» Джулиана Барнса.