1. The Guardian пишет о поэме Мильтона «Потерянный рай», которую за последние тридцать лет перевели больше раз, чем за предыдущие триста. Исследователи считают, что зачастую появление перевода отражает бунтарское настроение в стране: в Эстонии перевод якобы был актом антисоветского сопротивления; на Ближнем Востоке Мильтона начали переводить во время «арабской весны»; сербско-хорватский перевод сделал Милован Джилас, сидевший в тюрьме и писавший на туалетной бумаге.
2. The Nation беседует с Арундати Рой о ее новом романе, политике и городском пространстве как нарративе. «Сейчас не лучшее время говорить о надежде, но не надеяться нельзя. Это как анекдот, который Чако рассказывает Маргарет в „Боге мелочей”. Мальчику на день рождения подарили полную комнату навоза, а он начинает в нем копаться, приговаривая: „Если так много дерьма, где-то здесь и пони должен быть”».
3. Очередная бесполезная, но любопытная карта, на которой каждой стране соответствует книга, сюжет которой в этой стране разворачивается. За Россию, как обычно, отдувается Лев Толстой, Британию представляет Джейн Остен, Нидерланды — Анна Франк, Кипр — Шекспир с «Отелло». Чем меньше и тише страна, тем интереснее.
4. Кэтрин Лэси выбирает свои любимые открывающие предложения в литературе. Список личный и небанальный: обошлось, например, без обязательных Фицджеральда и Остен, из Диккенса Лэси выбрала «Крошку Доррит», а на вершине списка — первый роман Исигуро «Там, где в дымке холмы».
5. Глеб Черкасов рассуждает о том, как в книгах Джорджа Р. Р. Мартина время замирает, а история останавливается. «У мира „Игры престолов” нет прошлого, потому что оно не в состоянии кончиться. Соответственно, нет и будущего, потому что ему некогда начаться. Потому сто лет назад, сто лет вперед — сплошное настоящее. Уж как-нибудь перетерпеть. С надеждой на то, что зима окажется короткой, а лето — продолжительным и мирным».
6. Ксения Собчак спрашивает у Владимира Сорокина о самом изысканном полене из русской литературы, а он интересуется у собеседницы, является ли беременность опытом духовным или интеллектуальным. Интервью, которого мы не заслужили, но вот оно, есть.
7. Журналист Мэтт Новак обнаружил на Archive.org полный архив научно-фантастического журнала Galaxy за три десятилетия. Можно почитать рассказы Брэдбери и Азимова, а можно полюбоваться на обложку с четырехруким Санта-Клаусом.
8. Андрей Архангельский разговаривает с Дмитрием Глуховским*Признан властями РФ иноагентом. о жизни, смерти и внутреннем апокалипсисе. «Я вообще стараюсь между романами делать люфт, не браться за новый сразу, а отдышаться, оглядеться по сторонам: время очень быстро едет, русская жизнь только кажется неизменной. Над нами то один эксперимент поставят, то другой, все время слепят, все время глушат, и мы все ошарашенные, оболваненные мчимся куда-то, то ли мы птица-тройка, то ли баржа с бурлаками. Мечемся, хотя общее направление уже, увы, ясно. Но каждый год нашей сегодняшней жизни и истории хочется сначала задержать, потом разглядеть, осмыслить».
9. Грир Макаллистер рассуждает о том, может ли историческая проза быть феминистской. Многие авторы — в первую очередь, женщины — не могут удержаться от того, чтобы ретроспективно искажать роль других женщин в истории. Другие же находят действительно мощных героинь вроде женщины-полицейской Констанс Копп, которая в начале прошлого века заявляла: «Некоторые женщины предпочитают сидеть дома и вести хозяйство. Пускай ведут. <…> Другим хочется работать в поле, общаться с людьми и расследовать дела. Женщина должна иметь право заниматься любой работой, если та ей по силам». В новом веке Копп стала героиней детективов, вполне феминистских и притом исторически достоверных.
10. Писательница Ханна Герсен предлагает десять способов размещения книг на полке — от хронологического и жанрового до автобиографического, вдохновленного романом Ника Хорнби «Hi-Fi». Мой любимый вариант «случайным образом» в списке тоже есть.