Дэвид Брин — американский писатель-фантаст, автор бестселлеров, среди которых роман «Почтальон», экранизированный Кевином Костнером, и цикл о Возвышении, в котором описывается судьба человечества во Вселенной, населенной множеством разумных существ. Также Дэвид Брин известен как ученый (его докторская диссертация посвящена «эволюции ядер комет под влиянием пылевого компонента») и футуролог — он консультирует NASA, а также другие правительственные и неправительственные организации.

Мистер Брин, первый вопрос обращен к двум вашим ипостасям: писателя-фантаста и футуролога. Одна из ключевых тем романа «Почтальон» — важность коммуникаций для существования современного общества и цивилизации. Однако сегодня мы видим, что интернет и социальные сети сделали возможным манипулирование людьми в особо крупных масштабах. Хороший тому пример — недавний скандал с компанией Cambridge Analytica. Насколько эти риски реальны?

Эти опасения мне понятны, и вот смотрите. Больше пятисот лет назад появились стеклянные линзы и появились книгопечатные станки, что расширило границы того, что мы, люди, могли увидеть, и того, что мы могли узнать. Наше зрение стало лучше, а знания стали храниться вне наших голов. С тех пор каждое поколение сталкивается с расширением видения и знания. И всякий раз, когда это происходит, пессимисты говорят, что это чересчур, что люди сошли с ума и, чтобы утолить жажду, пьют из пожарного шланга. А оптимист скажет, что человечество становится лучше. Поначалу пессимисты всегда оказываются правы. Всегда. Изобретение печатного станка едва не погубило Европу, потому что издание и распространение доступных религиозных книг стало одной из причин охвативших Европу религиозных войн. Но в конце концов книги сделали людей более свободомыслящими, что способствовало падению напряженности и уменьшению страха. Пусть в краткосрочной перспективе подтверждаются опасения пессимистов. Однако в долгосрочной перспективе правыми оказываются оптимисты. Например, в 1930-х мы получили радио и громкоговорители, способные усиливать человеческий голос и его воздействие. И мы получили и Гитлера, и Муссолини. Но мы выжили. К слову, Рэя Брэдбери пессимисты приводили в ярость. Он называл их предателями рода человеческого. Сегодня интернет — часть нашей защитной системы, предохраняющей нас от ошибок. Мы получили аутоиммунную болезнь, и нас атакует наша иммунная система. Мы или умрем от синдрома приобретенного иммунного дефицита, или избавимся от страха. Поживем — увидим.

А как ученый и консультант NASA, какой сценарий освоения Солнечной системы вы считаете наиболее вероятным?

Я уверен, что на Луну мы не отправимся. Луна — это напрасная трата времени. Китайцы, индийцы, русские, европейцы и некоторые миллиардеры хотят на Луну по той же причине, по которой мы оказались там в семидесятых. Для гордости! Но ведь мы этого уже достигли. Все в NASA и в Кремниевой долине хотят оставить в покое Луну и отправиться на астероиды. Существуют миллионы астероидов. И если вы найдете подходящий — вы получите воду. На другом типе астероидов вы можете получить сталь. На астероидах есть и золото, и платина. Там множество богатств, и астероиды помогут нам достичь Марса. Надеюсь, вместе с русскими мы отправимся к астероидам, к Фобосу и на Марс — только не на дурацкую красивую Луну.

В недавнем романе «Бытие» вы очень подробно, увлекательно и убедительно описываете картину будущего, отделенного от нашего времени несколькими десятилетиями. Однако сегодня в жанре преобладают фэнтезийные эпопеи или романы, описывающие очень далекое будущее. Неужели традиционная для фантастики прогностическая функция больше не востребована?

Есть три временные зоны для научной фантастики. Первая из них — близкое будущее. Чтобы оказаться в нем, вы берете за основу день сегодняшний и привносите в него небольшие изменения. Например, так устроены романы Майкла Крайтона. И есть далекое будущее с космическими кораблями и рейлганами, в котором автор может описывать приключения галактических масштабов. Или использовать это будущее как фон для размышлений о проблемах человека и человечества, как это делал Иэн М. Бэнкс. И, наконец, есть то будущее, которое находится между двумя названными. Оно отстоит на 20–50 лет от современности. Работать с этой временной зоной очень сложно, и авторы стараются держаться от этого будущего подальше. Загвоздка в том, что вам необходимо описать будущее одновременно и как удивительное, и как повседневное, даже скучное. Ведь если бы я из 1970-го оказался в сегодняшнем дне, я бы удивился, а затем спросил: как же так? это все до сих пор происходит? Такое будущее тяжело вообразить и описать. Но у меня сумасшедшая фантазия, и я могу это сделать.

Продолжая разговор о недалеком будущем. Чуть больше десяти лет назад ваш коллега Майкл Суэнвик говорил мне, что американский книжный рынок является своего рода гравитационным колодцем, из которого в другие страны легко разлетаются американские бестселлеры, но проникнуть внутрь которого очень сложно. Изменилась ли эта ситуация сегодня?

Позвольте мне начать ответ издалека. Дело в том, что есть два способа устройства человеческого социума. Первый из них — пирамида, и большинство цивилизаций в истории человечества относится к первому типу. На вершине такой пирамиды находились короли, знать и священники. Второй тип сложился сегодня. Такое общество напоминает бриллиант, в котором наиболее важный класс находится в середине. Это форма всегда неустойчива. И потому, кстати, многие люди сегодня хотят вернуться к пирамиде. Но большинство профессионалов предпочитает именно «бриллиант». При таком устройстве очень мало богатых инженеров и очень мало бедных инженеров. Очень мало богатых учителей и очень мало бедных учителей. Есть средний класс профессионалов, который предоставляет свои услуги и получает за это деньги. Однако в сфере искусства мы всегда имеем дело с «пирамидой». Потому что практически нет ограничений на количество людей, которые хотят прославиться, и все они оказываются в основании пирамиды. А на ее верх ведут два пути. Первый путь — быть замеченным «богами»: издателями или директорами голливудских студий, которые создают кинозвезд. Так было и в моем случае. Издатели прочитали рукопись моего первого романа, и им понравилось. Они опубликовали роман, и из безвестного автора я стал успешным писателем. Второй путь заключается в постепенном «подъеме по склону». Предположим, вы музыкант. Вы создаете собственную группу, и людям нравится ваша музыка, вы выступаете в ночных клубах, затем делаете записи и звучите по радио. Так вы можете пробиться наверх — благодаря собственным усилиям.
В книгоиздании вплоть до недавнего времени вы могли только «вознестись» с помощью «богов». Но теперь опубликоваться стало проще, чем когда-либо. Теперь в книгоиздании сложилась та же ситуация, что и в музыке, где всегда было два пути. И англоязычным авторам проще подняться по склону — потому что есть критическая масса читателей, которые могут принести издателям прибыль. И издатели могут помочь вам подняться по склону или выдернуть вас наверх, если вы пишете на английском. Но дело в том, что издатели не заинтересованы в том, чтобы платить за переводы. Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос.

А как вы начали писательскую карьеру? Что стало импульсом для создания цикла о Возвышении?

О, я всегда знал, что буду писателем. И я всегда был очарован дельфинами. Уже известно, что дельфины очень умны. И существовало много романов, в которых дельфины предстают мудрыми существами. И многие фантасты писали о том, как здорово было, если бы мы могли перенять от дельфинов их мудрость. Но я всегда старался мыслить по-другому, не как все. И я подумал: чтобы научиться мудрости дельфинов, мы сначала должны научить их говорить. Так появилась идея Возвышения — когда человек помогает другим видам подняться на следующую ступень эволюции. Во вселенной Возвышения дельфины тоже мудры, и они могут поделиться с нами этой мудростью после того, как мы помогли им.

Между прочим, помощь такого рода — одна из ключевых тем советской фантастики. Есть специальный термин для этого — прогрессорство.

Конечно. «Трудно быть богом» братьев Стругацких! Ускорение прогресса — это широко распространенная тема для научной фантастики тех лет. И конфликт возникает, когда вмешательство запрещено — например, такова первая директива в Стар Треке, — но герой говорит, что должен вмешаться.

Я удивлен, что вы знаете братьев Стругацких.

О, многие на Западе знают Стругацких и Станислава Лема.

Может быть, вы знаете еще каких-то советских или российских авторов?

Я знаю Богданова, который писал научную фантастику и умер от того, что делал фантастические вещи. Циолковский. Конечно, «Аэлита» Толстого. Сергей Лукьяненко и Владимир Сорокин, который написал «День опричника». Вот с Сорокиным я хотел бы встретиться.

Сорокин не причисляет себя к фантастам.

Но он пишет фантастику. У нас в Америке есть проблема. Если кто-то пишет фантастику и если она хорошо написана и имеет успех, люди говорят: «Ни слова о научной фантастике». И некоторые авторы — например, Урсула Ле Гуин и Маргарет Этвуд — прислушались к этим голосам. Но такие авторы, как Майкл Чабон и Паоло Бачигалупи, сказали: «К черту! Мы пишем фантастику». Скажите Сорокину, что он писатель-фантаст! Мне жаль, если он воспримет это как оскорбление, потому что я говорю это как комплимент.

А что вы хотели бы сказать своим русским читателям?

Если вы не говорите boje moi пять раз в неделю, что-то не так с вашим восприятием. Если вы не говорите «вот проблема, которую я могу помочь исправить» хотя бы три раза в неделю, что-то не так с вашим сердцем. Если вы говорите, что обязаны всем своим предшественникам, но еще больше ваш долг перед потомками, то вы заслужили быть частью этого приключения.

Читайте также

50 оттенков Пелевина
Первое прочтение книги «iPhuck10»
26 сентября
Рецензии
«На нашей планете появляется глобальная нервная система»
Основатель Sci-Hub о литературных премиях, любимых книгах и кибернетическом разуме
15 сентября
Контекст
«Надеюсь, никто не сочтет „Октябрь“ некритичной агиографией»
Чайна Мьевиль о своей книге про русскую революцию
25 октября
Контекст