Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Слово «миф» в наиболее приземленном понимании, как правило, ассоциируется если не со сказкой, то с чем-то однозначно фантастическим, нереальным, нередко с оттенком архаики или отсталости. Мифы — что-то из области детских книжек (с картинками), из той примитивной эпохи развития человечества, когда в реках и озерах обитали водяные, в печке сидел черт, бог грома разъезжал по небу на колеснице и бросался молниями, герои спасали красавиц от принесения в жертву чудовищам и где-то в горах орел клевал чью-то печень... Верен ли такой подход? Нет, но его вполне можно объяснить: у большинства людей — за вычетом тех, кто избрал определенную профессиональную стезю, и тех, чье детское увлечение сказками переросло в нечто большее — нет видимых оснований или поводов вникать в суть мифа как научного понятия, культурного явления и философской категории. Рациональное общество (точнее, общество, провозглашающее себя рациональным) такое не поощряет. Но, разумеется, истинная роль мифов и мифологии от этого не становится менее важной.
Миф — предание, в котором отражаются представления человека о мире и его месте в этом мире. Если немного расширить определение, упомянув заодно конкретные виды этих представлений, то можно перечислить и виды мифов: космологические (о происхождении вселенной), антропологические (о происхождении человечества), эсхатологические (о конце света), календарные и аграрные (связанные с природными циклами — например, миф об умирающем и воскресающем боге, один из самых популярных), о животных, о героях, о происхождении ремесел, каких-то определенных феноменов и так далее — на самом деле, существуют разные варианты классификации, зависящие от критериев и подходов. Но даже в столь усеченном виде очевидно, что мифы с давних пор играли важную роль в жизни людей, пронизывая самые разные ее стороны, от бытовых до религиозных. Возникает вопрос: насколько же все эти фантастические истории о богах и героях актуальны сейчас — в эпоху, когда об устройстве мира нам известно несравнимо больше, чем несколько тысяч лет назад? Ответ сложнее, чем кажется. С одной стороны, наука безжалостно аннулировала, к примеру, космологические мифы во всем их многообразии, и чья-то вера в Плоскую Землю у подавляющего большинства образованных людей вызывает вполне однозначную реакцию; с другой стороны, существуют иные варианты современных мифов, вплетенные в ткань нашего бытия куда более замысловатым образом, и так просто их выдернуть — или хотя бы обнаружить — не получается.
Городские легенды, теории заговора, многочисленные вариации современного оккультизма, альтернативная медицина, НЛО, политические, национальные и идеологические конструкты: все это (а также многое другое) тоже мифы, и мы сталкиваемся с ними каждый день, независимо от своего желания. Они светят нам, как блуждающие огни на болотах, и каждый заманивает в особенную трясину. Как же путнику не заблудиться в ночи, поддавшись чарам?
Мифы в классическом и современном понимании — предмет изучения множества гуманитарных наук, и нет какой-то определенной области, претендующей на исчерпывающую характеристику этого феномена восприятия. Философия, история культуры и история религии, лингвистика, филология, антропология, литературоведение, психология; ряд важнейших школ, множество мнений, теорий и концепций, бесчисленные публикации — уже не огни на болоте, но крайне замысловатый лабиринт, в котором не получится достичь цели, просто сворачивая в одну и ту же сторону, ведь тогда маршрут окажется таким немыслимо длинным, что на него не хватит жизни. К тому же в этом лабиринте есть ловушки, запертые двери... и даже минотавры.
Но испытания — неотъемлемая часть большинства мифов.
Рискнешь ли ты сделать шаг, о читатель?..
Ключ первый. Мономиф
О мономифе хочется рассказать в первую очередь, не потому что эта концепция важнейшая из всех, а потому что она сама по себе превратилась в миф — не столько благодаря Джозефу Кэмпбеллу, чьими стараниями термин обрел известность в научной среде, или Владимиру Проппу, его идейному предшественнику, а вследствие необычайной популярности учебника по писательскому мастерству «Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино» (1992) Кристофера Воглера.
«Путешествие писателя» описывает структуру сюжета, знакомую нам по голливудским фильмам и романам-бестселлерам; ту самую последовательность условных событий, которую при желании можно примерить на собственную жизнь, чтобы понять, на каком этапе «Пути героя» ты застрял. Воглер не скрывает, что вдохновлялся «Тысячеликим героем» Джозефа Кэмпбелла (1949), и в целом он придерживается тех же идей, просто излагает их более простым и прагматичным языком.
Концепция мономифа заключается в том, что все мифические истории о героях — а также отражения этих историй в поп-культуре — состоят из одних и тех же этапов: «уединения» (оно же «начало пути»), «инициации» и «возвращения к жизни», образующих полный круг. Каждый этап подразделяется на стадии («зов странствий», «отказ от зова», «сверхъестественное покровительство» и т. д.). Проходя эти стадии, герой (до определенного момента — в широком смысле слова, то есть негероический персонаж) что-то теряет и находит, преодолевает препятствия, меняется, обретает силу и, наконец, выстояв в решающей битве, возвращается домой в новом качестве (настоящим героем, «властелином двух миров»). Сторонники мономифа обнаруживают его в каждой известной легенде; критики указывают на волюнтаристскую трактовку тех мифов, которые не вписываются в прокрустово ложе. Что ж... было бы слишком просто, сумей мы одолеть лабиринт с единственным ключом.
Что касается Проппа, автора трудов «Морфология волшебной сказки» (1928) и «Исторические корни волшебной сказки» (1946), то в числе его основных тезисов — утверждение о том, что «все волшебные сказки однотипны по своему строению», при этом «волшебная сказка в своих морфологических основах представляет собою миф». Отметим, что Пропп оперирует не этапами или стадиями, а 31 функцией персонажей сказки.
Ключ второй. Священное и мирское
Попытки охарактеризовать миф, отталкиваясь от его структуры, — отнюдь не единственный допустимый способ интерпретации. Совсем иные идеи лежат в основе трудов известнейшего философа и религиоведа румынского происхождения Мирчи Элиаде, уделявшего особое внимание тем сообществам, где миф был в полной мере живым («Аспекты мифа», 1963). По его мнению, миф — это своего рода мост между сакральным (священным) и профанным (мирским), способ связи, единения, необходимый для понимания человеком своего места во вселенной. Миф — это «прорыв священного в мир», который легитимизирует сам себя, при условии соблюдения ритуальной части, связанной с повествованием («Священное и мирское», 1965). Когда миф перестает быть таинством, степень его сакральности падает, он превращается в сказку или легенду, и тем самым от восприятия мифа как истинной истории человечество переходит к отношению к нему как к выдумке — но все-таки ни миф, ни его символы никуда не исчезают, исподволь продолжая оказывать влияние на социальном уровне («Мифы, сновидения, мистерии», 1957). Таким образом, миф, по мнению Мирчи Элиаде, — важнейшая, неотъемлемая часть человеческой культуры и человеческого опыта.
Ключ третий. Мифологическое сознание
Восприятие мифа деградировало вместе с ходом истории: этот факт кажется неоспоримым, но вместе с тем феномены социального, культурного, идеологического и прочего характера как будто стремятся его опровергнуть. Мало кто верит в Плоскую Землю — но все же верующие есть; и то же самое можно сказать практически о чем угодно. Взгляд на мир через «мифические очки» можно перепутать с так называемым магическим мышлением, убежденностью в сверхъестественной причинно-следственной связи между разными явлениями, включая взаимодействие между психикой и реальностью, необъяснимое с научной точки зрения. О магической рационализации писал, например, Зигмунд Фрейд («Тотем и табу», 1913). Но есть иной аспект, восходящий от банальных суеверий к жизни с верой в чудо, и в этом контексте нельзя не упомянуть «Диалектику мифа» (1930) А. Ф. Лосева — уже не культурологический или религиоведческий труд, а философский трактат, основанный на идее необходимости мифа как «категории мысли и жизни». «Миф не есть бытие идеальное, но — жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность», — пишет автор, постоянно подчеркивая, что миф не метафизическое, не трансцендентное явление, а нечто реальное и вместе с тем «отрешенное»; не схема, не аллегория и не символ. С его тезисами можно спорить, иногда они сбивают с толку и даже шокируют, однако как минимум некоторые из них в эпоху постправды звучат свежо и тревожно: «Когда „наука“ разрушает „миф“, то это значит только то, что одна мифология борется с другой мифологией».
Ключ четвертый. Вера в прогресс
А может ли исследователь мифа обойтись без чуда как такового? Разумеется. Достойный и очень известный пример такого подхода — фундаментальный труд антрополога Джорджа Дж. Фрэзера «Золотая ветвь» (1890), охватывающий мифологию и религиозные ритуалы множества разных народов. Изучая чудесное и магическое, Фрэзер относится к нему с толикой научного высокомерия: например, называет мифологию «не просто ложной, но нелепой и абсурдной», а магию — «искаженной системой природных законов и ложным руководящим принципом поведения», «ложной наукой и бесплодным искусством». К древним религиям, выступающим промежуточным звеном, переходным этапом от магии к собственно науке, отношение скорее нейтральное; весь пыл уходит на восхваление «постепенного прогресса науки, рассеявшего так много близких сердцу человека иллюзий». Это вполне объяснимый с точки зрения рациональности метод, но Фрэзер не безупречен: например, Владимир Пропп, признавая его заслуги, все же критикует «Золотую ветвь» за отрыв фольклорных явлений от экономики и социального строя. Иными словами, изучая ту или иную эпоху, необходимо примерить сообразные ей «мифические очки» — иначе вряд ли получится по-настоящему понять суть объекта исследования.
Ключ пятый. Архетипы и мотивы
Говоря о мифологии, неизбежно упоминаем об архетипах, и, несмотря на то, что «архетип» и «архетипический образ» — не одно и то же, без психологического аспекта и упоминания роли К. Г. Юнга не обойтись. Именно его труды, вызвавшие полемику и приобретшие широкую известность, популяризировали архетипы, хотя, как он сам указывает в «Архетипах коллективного бессознательного» (1934), первоосновой термина в некотором смысле выступает платоновский «эйдос». Архетип — это образ, существующий с незапамятных времен; символическая фигура, нашедшее свое отражение в наиболее глубоких слоях психики, с которыми мы чаще всего коммуницируем во сне. Индивидуальные архетипы могут отличаться от мифических, но остаются символическими фигурами.
Последователи Юнга расширили и углубили его теорию — можно вспомнить, например, «Бегущую с волками» (1989) Клариссы Пинколы Эстес, где архетипы рассматриваются с точки зрения мифов, в которых ведущая роль принадлежит женщинам. Но мифологических архетипов еще больше, чем психологических — к тому же не все они персоны, существуют архетипические образы предметов (Чаша Грааля, Меч в камне), мест (Мировое древо, Остров блаженных, Ось мира) и даже действий (Сошествие в Ад), и в той или иной степени с ними сталкивается абсолютно любой исследователь мифологии.
Ключ шестой. Мифологический пейзаж с высоты птичьего полета
Многоаспектные, сравнительные мифологические исследования — по-настоящему сложная вещь, поражающая воображение, и все же неоднократно ценой немалых усилий целых коллективов, трудившихся годами, на свет появлялись энциклопедические трактаты, охватывающие максимально широкий спектр мифов разных культур и народов. Конечно, ни одна такая книга не может включить в себя абсолютно все темы и предложить ответы на все без исключения вопросы, но в некоторых случаях кажется, что цель близка. Отметим два сводных, систематических издания: энциклопедию «Мифы народов мира» в 2 томах (1980) под редакцией С. А. Токарева и «Мифологический словарь» (1990) под ред. Е. М. Мелетинского.
Ключ седьмой. Здесь и сейчас
Простое перечисление авторов, которые каким-то образом коснулись сферы исследования мифов в аспекте той или иной науки, займет объем, в разы превышающий это эссе. Одни работы привносят что-то новое, другие остаются незамеченными или вызывают полемику, связанную иногда с содержанием, иногда с личностью автора (как это получилось с «Картами смысла» Джордана Питерсона, 1999). И в этом нет ничего удивительного: мифы окружают нас со всех сторон, и они необходимы нам, как воздух. Искореняя мифы в одной области, мы порождаем их в другой, провоцируя новое противостояние мифических систем — как ни парадоксально, этот хаотический процесс можно взвесить, измерить и оценить с помощью научного метода, но надо знать, как именно его применять.
Мифы нужны нам для ощущения чуда и таинственности бытия, без которых вселенная рано или поздно начинает казаться довольно тоскливым и зачастую страшным местом. Мифы — неиссякаемый источник вдохновения для творческих людей (и кто-то из них, сам того не осознавая, творит новые мифы). Мифы создают ощущение общности, и тот, кто хочет стать своим среди чужих, в первую очередь должен изучить их мифологию.
Мифы — это лабиринт.
Не заблудись в нем, о читатель.