Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Милан Лось. Дуалистические ереси Средних веков. СПб.: Алетейя, 2024. Перевод с английского Дмитрия Алексеева. Содержание
Маркион Синопский. Антитезы. Единственное авторское произведение основателя маркионитства, жившего в конце I — первой половине II века. Сравнивая цитаты из Ветхого Завета, Евангелия и Апостола, Маркион настаивает на буквальной, а не аллегорической интерпретации Писания.
Из слов апостола Павла «древнее прошло, теперь все новое» он заключает, что в Ветхом и Новом Заветах говорится о двух разных богах, между которыми лежит беспредельная бездна. Это высший (Неведомый) Бог и «несравнимо низший» Творец, заточенный в материальном мире:
«Борьба была неравной, и Неведомому Богу не составляло труда достигнуть земли в облике Иисуса. Поскольку Его сущность — любовь, Он не воспользовался Своим преимуществом, чтобы насильно отнять человечество у Творца, но буквально выкупил человечество ценой Своей смерти на кресте. Страдания и смерть Христа были действительными, хотя Его тело просто иллюзия», — объясняет Милан Лось один из постулатов Маркиона.
Богослов-ересиарх в своих рассуждениях приходит к радикальному аскетизму, полному отрицанию плоти и материи. Из этого развивается не менее радикальный антинатализм: согласно Маркиону, рождение новых людей приумножает силы Творца, распространяя его власть.
Примечательно, что при всем сходстве основных идей Маркиона с ранним гностицизмом, его нельзя уверенно отнести к этому течению: ключом к спасению он считал не познание, но веру.
В начале V века маркионитство было практически уничтожено, но остатки его сохранились в самых отдаленных уголках Византийской империи. В середине VII века учение возродилось в Четвертой Армении в форме движения павликиан.
Евфимий Зигабен. Panoplia dogmatica (Догматическое всеоружие). Этот трактат византийского монаха-ересеборца Евфимия Зигабена конца XI — начала XII века Милан Лось описывает как компиляцию общих мест, хорошо известных ученым — современникам автора.
Единственное и очень симптоматичное исключение — раздел, посвященный богомилам (катарам) — экстремальной версии и без того радикальных павликиан, выступавших равно против церковной и светской власти. Евфимий Зигабен, насколько это было возможно, запечатлел актуальное на тот момент состояние «отступнического» учения с восточных окраин империи. Благодаря ему же нам известны некоторые положения богомильской космологии:
«Благой Бог создал мириады ангелов, среди которых самым главным был Самаил или Сатанаил. Оба эти имени, первое — позаимствованное из иудейской демонологии, а второе — искусственно сформированное в греческой среде, проникли в богомильский миф из апокрифической традиции. Идея Сатанаила как первого из ангелов возникла в апокрифической литературе, но ее значение возросло в рассуждениях богомилов, описанных Зигабеном. Сатанаил был похож на Бога-Отца и одет в такие же одеяния; он сидел одесную Бога. Его падение было вызвано самоуверенным желанием стать равным Богу. Византийские богомилы основывали свое апокрифическое предание на широко известном стихе пророка Исайи (Ис., 14:14): „Взойду на высоту небес, выше облаков, стану подобен Всевышнему“».
Сатанаил в этой версии гностического мифа — маркионитский Творец, который искушал истинного Бога созданием человека, но, что важно, не сумел вдохнуть жизнь в это творение: сил его хватило лишь на то, чтобы наделить душой змея. Сам же Сатанаил потерял собственную божественную (творческую) природу, согрешив с Евой и зачав с ней небезызвестного Каина. После чего стал просто Сатаной.
Тайная книга богомилов. Апокриф неизвестного происхождения, который бережно оберегал Назарий, катарский епископ Конкореццо. Лидер этой общины, жившей неподалеку от Милана, видимо, принес свой экземпляр «Тайной книги» из странствия в Болгарию в конце XII века.
Апокриф представляет собой запись беседы между Христом и Иоанном Богословом на Тайной вечере. Спаситель открывает своему любимому ученику знания о происхождении мира и человека, подводя к концу земных дней, когда «Сын Божий сядет справа от Отца и повелит Отец ангелам своим, так же как и праведникам, которые причтены к хору ангелов, и облачит их в одежды нетленные, и увенчает их неувядающими венцами, и даст им незыблемые троны. И посреди них будет Бог. И не будут знать они больше ни голода, ни жажды, и не будет солнце палить их зноем своим или иная жара. Осушит Бог слезы в глазах их, и будет царствовать Сын Божий со святым Отцом Своим во веки веков».
Учение, изложенное в «Тайной книге», относится к умеренному дуализму. Оно гласит, что материальный мир был создан Сатаной, но по предначертанию Бога. Получается, воспринимать материю как абсолютное зло, несправедливо. Осознание этого приводит верующих к пониманию неизбежного торжества добра и блага.
Козьма Пресвитер. Беседа против богомилов. По всей видимости, труд этот был сочинен вскоре после вторжения князя новгородского и великого князя киевского Святослава в Болгарию, то есть в начале 970-х годов.
Больше горестей, принесенных войной, Козьму тревожил лишь духовный облик современников — и правда не до конца христианизированных. Автор «Беседы» обеспокоен тем, что соотечественники его идут в монастыри ради мирской славы, а затем, не сдюжив подвига аскезы, возвращаются к женам. К епископам он и вовсе обращается как к «людям Содома».
Инвективы в сторону богомилов становятся для Козьмы прекрасным поводов донести нехитрую, но крамольную мысль: даже еретики-отступники, объявившие дьявола творцом человека и всего сущего, видят, как низко пали церковники (впрочем, оговариваясь, что даже грешный поп всяко лучше еретика).
По мнению Козьмы, его родной край был наказан за грех отступничества от истинной (православной) веры. Но вина за это лежит прежде всего на священниках, забывших о своем долге нести свет учения. Не подавая должного примера, они и дают почву для рассуждений о том, что таинство причастия не нужно, а церковь — прибежище фарисеев.
«Козьма раскрывает интересную деталь в отношении богомилов к кресту: они срубали кресты и изготавливали из них орудия труда. Их ненависть к символу креста была еще решительней, чем у павликиан: „Как мы можем поклоняться ему, если на нем иудеи распяли Сына Божия?“ Иногда их отношение проявлялось в притче: „Если некто убил Царского Сына куском дерева, возможно ли, чтобы этот кусок дерева стал дорог Царю?“».
Райнерио Саккони. Сумма против катаров и вальденсов. Любопытная судьба сложилась у автора этого труда. Райнерио Саккони (ок. 1200–1263) в юности обратился к катарскому учению и был настолько рьяным сторонником этой «ереси», что дослужился до сана епископа.
В общине катаров он пробыл порядка семнадцати лет, после чего покинул ее и стал не менее истым католиком. Духовный переход Саккони случился под влиянием проповедей монаха-доминиканца Петра Веронского, в 1262 году убитого катарами в лесу и тут же канонизированного буллой папы Иннокентия IV. Райнерио ненадолго пережил своего наставника — в 1263 году его постигла та же участь.
«Сумма» представляет собой не полемику с катарскими доктринами, а тщательную их документацию. Написан этот труд был прежде всего в качестве пособия для инквизиторов. Для историка он интересен как документ, свидетельствующий о драматичном расколе в катарской общине северной Италии. Который при этом ярко подсвечивает фундаментальные, нерушимые основы их духовных убеждений:
«Никакие изменения в структуре дуалистического мифа не могли затронуть его сердцевины, совершенно несовместимой с самой сущностью ортодоксальной догмы. Этой сердцевиной было отрицание материального мира, породившее ряд фундаментальных принципов, которых придерживались все группы внутри общины. Райнерио Саккони определил эти communes opinionis, создававшие между ними внутреннюю связь, достаточно четко.
Все катары — люди чистой жизни — были едины в своем отказе от всего, что привязывает человека к его материальному телу. Они отвергали брак и не употребляли животных продуктов, поскольку те произошли ex coitu».
Джованни де Луджио. Книга о двух началах. Есть два мира: зримый и незримый. События, описанные в Библии, происходили во втором, а сошествие Христа во ад — в первом, который и есть ад, в котором мы живем.
Незримый мир с точки зрения обитателя мира зримого является миражом. А мир зримый с объективной точки зрения — это тюрьма, в которой душа через страдания стремится к искуплению нездешних грехов. Реинкарнация существует, и души человеческие очень не скоро покинут этот адский круговорот. (Христос, напомним, был распят не в нашем мире, поэтому его искупление распространяется на нас лишь в виде апостольской вести об этом событии.)
Так уж благ Бог, сотворивший столь хитроумную систему пыток и прочих мучений? Схоласт XIII века Джованни де Луджио отвечает утвердительно:
«Согласно „Книге о двух началах“, tertia creatio состоит в том, что Бог, по Своим собственным причинам, иногда позволяет злому началу или его служителям совершать действия, которые не могли бы иметь места без Его согласия. Только в таком опосредованном смысле Благой Бог может считаться источником зла».
Петр Достопочтенный. Трактат против петробрузианцев. Написанное около 1140 года сочинение монаха-бенедиктинца Петра Достопочтенного — самый полный источник о жизни и взглядах Петра де Брюи, который сумел создать самую популярную и при этом шокирующую современников версию антиклерикализма.
Радикалы, вдохновленные де Брюи, действовали от Альп до Гаскони. Они разрушали церкви, нападали на монахов и священников. Проповедуя через кровопролитие, они призывали потенциальных сторонников из всего Писания призвать только Евангелие. Евхаристия и другие таинства тоже отвергались, из всех ритуалов петробрузианцы признавали только крещение взрослых.
«Петр приказывал своим последователям разрушать храмы, поскольку человек может молиться где угодно, в хлеву так же, как перед алтарем. <...> Петробрусиане ненавидели крест именно как инструмент жестоких страданий Христа, и их рассуждения были близки к тому, что Козьма Пресвитер слышал от богомилов в Болгарии».
Примечательно, что в южных областях Франции, где в XII веке оформилось мощное антикатолическое движение, власти никак не боролись с петробрузианцам. В итоге Петр де Брюи стал жертвой самосуда: его линчевала разъяренная толпа после того, как он в очередной раз публично сжег крест.
Невозможно точно установить истоки петробрузианской ереси — по сути, ее нельзя даже отнести к дуализму. Истинные мотивы де Брюи также останутся тайной. Однако Петр Достопочтенный приводит характерный штрих к портрету своего антигероя: судя по всему, прежде чем впасть в антицерковный гнев, де Брюи сам был католическим священником.