Роль веселья в жизни интеллигента огромна

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

— Поскольку «Горький» — сайт о книгах и чтении, логично будет начать с читательских предпочтений главреда «Пчелы». На каких книжках вы выросли и чем увлекаетесь сейчас?

— Читательские практики сопровождали меня с младых ногтей: родители довольно люто угорали по развитию ребенка, и, помимо увлечения принципом «раньше плавать, чем ходить», мама вложилась в то, чтобы я максимально рано поняла и полюбила буквы. Для этого она нарисовала их цветными фломастерами и развесила по всей квартире, а потом с веселыми криками развлекала младенца объяснениями. Результатом стало то, что на третьем году жизни я прочла какое-то слово из передовицы газеты, а на тесте первоклашек-шестилеток выдала 111 слов в минуту при норме, кажется, 30.

Раннее детство я провела с бабушкой и дедушкой, что обусловило специфику окружающей библиотеки: моими первыми читательскими предпочтениями были гуцульские сказки про чертей, подшивки журнала «Огонек» с анекдотами никулинского клуба «Белый попугай» и фрагментами великолепных французских детективов Сан-Антонио, самиздат Высоцкого, полное собрание сочинений Пушкина, «Спартак» Рафаэлло Джованьоли, «Алиса в стране чудес», «Фараон» Болеслава Пруса и еще какой-то пласт литературы о приключениях расхитителей мумий (естественно, я хотела быть египтологом). Позже любимчиками были О’Генри, Булгаков, Даррелл, Вудхауз, Амаду, фантастика и фэнтези — Брэдбери, Хайнлайн, Глен Гук, Дуглас Адамс.

Я росла застенчивым книжным ребенком, литература буквально была целым миром для меня, да и позже это понимание невероятного количества созданных человечеством прекрасных книг продолжало оставаться почвой под ногами. Было приятно знать, что, даже если все пойдет вообще по наихудшему сценарию, и я буду жить под мостом со стаей бродячих собак и есть землю из горшка, я все равно смогу каждый день путешествовать в тысячах чудесных мультивселенных — слава антикопирайту, культурное наследие цивилизации у жителей бывшего Союза вряд ли кто-то сможет отобрать.

— С возрастом, как мы знаем, находить время на фантазии о расхищении мумий становится немного сложнее.

— Конечно. Возможно, кто-то представляет себе главредов как людей, раскинувшихся в кресле у камина с томиком чего-нибудь эдакого, чтобы удовлетворить жажду знаний и выдать нечто остроумное в своем изысканном блоге — завидую тем, у кого есть такая возможность, сама я ничего этого успеваю и читаю обычно то, из чего может непосредственно получиться контент. Например, начала читать свежую Мэри Бирд про императоров Рима — она еще не переведена на русский официально, но один телеграм-канал выкладывает сносные переводы книг, сделанные некой закрытой LLM. Из этого выйдет какой-нибудь развлекательный материал на «Пчеле». Еще имею дурную, наверное, привычку читать параллельно много книг, сейчас (и довольно давно) открыты Ольга Христофорова «Колдуны и жертвы: антропология колдовства в современной России», Томас Берг «Театр мира. История картографии», Софья Кутузова «Звукорежиссер души. Музыкальный продакшн от и до», Роберт Сапольски «Кто мы такие? Гены, наше тело, общество», Ричард Уотмор «Что такое интеллектуальная история?», обстоятельнейший и прекрасно написанный труд Уильяма Ширера «Взлет и падение Третьего рейха». Среди симпатичных книжек, которые я недавно все же закончила — «Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли» Марка Бэра, «Сквозь зеркало языка» Гая Дойчера, из художественной литературы прямо насладилась вещью в жанре магического реализма — «Красота — это горе» индонезийца Эки Курниавана. Еще из художки сейчас начала «2666» Роберта Боланьо (по рекомендации одного из моих любимых блогеров Святослава Иванова, советую всем его обзоры литературы, музыки и фильмов) и довольно замечательный «Стеклянный дворец». Это исторический роман Амитава Гоша, который начинается со свержения англичанами королевской семьи Бирмы, он крутой и литературно, и по историческому фактажу, и по всякой интересной бытовухе — видно, что человек всерьез подходит к делу, если он знает в деталях, как именно взрываются слоны от сибирской язвы, например.

Из книг, которые люблю-люблю и всегда готова перечитать для поднятия настроения, — «Гарри Поттер и методы рационального мышления» Элиезера Юдковского и «Дом, в котором...» Мариам Петросян. Первая — это просто нормальный Гарри Поттер, который для меня лучше оригинала. Вторая — какой-то абсолютно магический литературный мир, ну и пример того, как можно и нужно писать о так называемых социальных темах, чего вообще никто почему-то не делает (рассказывая о сиротах и инвалидах, не выставлять на первый план инвалидность и сиротство, максимально скипать этот момент, говорить прежде всего о личностях и получать ту самую настоящую инклюзивность, о которой все мечтали).

Если же брать чтение в широком смысле, то, наверное, стоит сказать о том прискорбном факте, что все мы смертны и даже лучшие из нас, освоившие какие-нибудь безумные навыки скорочтения, невероятно эффективные на своих работах и обладающие поэтому каким-то свободным досугом, все равно не имеют достаточно времени, чтобы прочесть все, что им хочется. И хотя перфекционист во мне кричит, что любой пересказ — это не то, реалист побеждает. Я читаю много каналов в телеграме, которые по кусочкам излагают какие-то идеи, цитируют книги, один из любимых — Political Animals, который ведут преподаватель Шанинки Арсентий Тропаревский и политолог Евгений Берман, преподающий в Израиле. Они цитируют мыслителей XX века и совсем свежие книжки по социально-политическим вопросам, репостят интересные каналы, аргументированно дискутируют, и в целом мне нравится этот формат. Когда я понимаю, что фоновых знаний совсем не хватает, я вступаю в переписку с настроенным как научный консультант ChatGPT (наблюдаю за ним с самого начала и прошла путь от закатывающего глаза скептика до человека, который пользуется этим инструментом постоянно и успешно, — собственно, прокачался не только он, но и я, потому что уровень полезности любого инструмента прямо пропорционален умению человека им пользоваться, в нашем случае составлять промпты). Понятно, что ты не станешь специалистом с помощью нейросетевых пересказов, но несколько меньшим невеждой стать вполне можно, а это таки лучше, чем ничего. Особенно с учетом того, что моя непосредственная творческая деятельность не связана с социально-политическими темами теперь, слава Богу, вообще никак, но соображать, как устроен мир, мне от этого не перехотелось.

— Давайте тогда обратимся к вашей текущей творческой деятельности. Что такое «Пчела», какова ее основная идея, в чем специфика и чем она отличается от вашего предыдущего проекта — «Ножа»?

— «Пчела» — это новенькое медиа, в основе которого лежит простая идея: мы публикуем только тот контент, который делает читателю хорошо. «Хорошо» бывает двух типов — это или полезно, или приятно.

Делаем читателю полезно мы через материалы про то, как жить жизнь, основанные на научных исследованиях (что делать, чтобы начать наконец высыпаться; какие методики работы с самооценкой доказанно работают, а какие булшит; как научиться общаться так, чтобы тебя все полюбили, вот это вот все), плюс даем ему качественный контент про то, как устроен мир — небанальные статьи по культурологии, увлекательная история, какие-то жемчужины человеческой мысли и творчества.

Приятно читателю мы делаем через рекомендации развлекательного контента — музыки, кино, играми тоже займемся — и через материалы, за которые все любили российскую журналистику 2010-х. Тогда принято было изъясняться иронично, нормально было рассуждать, будучи просто здравомыслящим и складно пишущим человеком, для этого не нужно было быть экспертом с должностью. После того как такие авторы ушли из медиа в телеграм, что-то в медиа умерло, а в телеграме, наоборот, родилось. Мы любим телеграм и активно задействуем его героев. И вообще задействуем героев, мы хотим опять нормализовать в медиа голоса обычных людей, говорить о частной жизни и важности разумного эгоизма.

Сколько бы важного, огромного, страшного и глобального ни происходило вокруг, мы все — обычные люди — тоже существуем. Многие медиа как-то об этом подзабыли, их повестка набита в основном материалами для думскроллинга и большими нарративами, на сдачу — безумные тренды и новости культурных индустрий (освещать которые оптом без кураторского подхода — значит замусоривать ленту, так их много сейчас). В общем, нам показалось, что мы можем быть теми интересными, приятными и смешными ребятами, которые обустроят уголок комфортного интернета, где будет приятно находиться другим интересным и приятным людям — потому что там все сделано с мыслью о них.

«Пчела» от «Ножа» будет отличаться, надеюсь, большей консистентностью — в «Ноже» было несколько редакторов, обладавших собственным видением и взглядами, которые довольно кардинально различались, в связи с чем (и с моим отвратительным гуманизмом) идентичность «Ножа» в последние годы напоминала воз, дерганно влекомый лебедем, раком и щукой. С «Пчелой» такого случиться не должно: там один человек утверждает темы, придумывает подводки и заголовки и вообще принимает все решения.

— Какую роль на сайте будут играть книжки и как вообще книжная повестка может вписываться в такую концепцию?

— Во-первых, люди, которые пишут классные книги, — это предмет моего пристального интереса. То, что книга вышла или скоро выйдет, — повод пристать к человеку с вопросами, обычно как раз в этот момент он заинтересован в пиаре и не откажется от интервью. А общение с интересными людьми — как раз то, зачем я пошла в журналистику: как говорят, что наука — это удовлетворение своего любопытства за государственный счет, так журналистика — это вот то же самое, только при этом тебе не обязательно иметь семь пядей во лбу.

Так, недавно я пристала к замечательному исследователю фольклора, автору канала «Минутка этнографии» и паблика «Газетная пыль» Антону Нелихову, и у нас получилась вот такая занимательная беседа. Скоро мы будем общаться с автором первой обстоятельной энциклопедии средневековой славянской демонологии Дмитрием Антоновым — надеюсь, тоже выйдет нескучно: черти — вообще первейший интерес культурного человека в России, так считаю.

Во-вторых, мы планируем выпускать подборки книг, но составлять их не исходя чисто из интересов издательств или по образцу ленивых райтеров, которые любят выдавать какие-нибудь «7 интересных книжных новинок осени» (довольно бездушный, как по мне, жанр), а, опять-таки, задумываясь об интересах читателей. Здесь прежде всего важна не свежесть даты выхода книги, а ее качество и соответствие теме подборки. Темы мы часто формулируем в практическом ключе: «7 книг, которые помогут понять, что такое свобода» или «5 мемуарных книг, которые погружают вас в реальность Серебряного века».

В-третьих, книги сами по себе — ценные культурные артефакты, которые нужно поднимать со дна истории и показывать каждому новому поколению. Этим мы тоже будем заниматься по мере возможности. Вот, к примеру, я переводила шуточки из «Фацетий», первой печатной книги анекдотов, бестселлера Кватроченто, — разве не здорово видеть, насколько это близко и понятно до сих пор, даже если и не изысканно? Или самая старая из до сих пор переиздающихся в США детских книг — ей 97 лет — маленькая трогательная сказка «Миллион котиков», я ее тоже вот перевела. Просто приятно прикоснуться к истории, это эмоционально обогащает твой мир, который уже не состоит из тиктоков, заголовков газет и современного контента, который, конечно, тоже бывает талантливым, но все же разнообразия оптик и эстетики в нем порой не хватает, поэтому хочется обращаться к чему-то еще.

— Вопрос про полезные материалы, основанные на научных исследованиях: как, на ваш взгляд, правильно работать с такого рода текстами, учитывая явное перепроизводство всевозможного научпоп-селф-хелпа? Очевидно, что на первое место давно уже ставится не польза, а производство и распространение контента. Скажем, существует небольшой набор простейших и доказанно эффективных правил, которым нужно следовать, чтобы наладить сон, однако контента вокруг этой проблемы производятся терабайты, и, следовательно, там либо повторяется одно и то же на разные лады, либо предлагаются какие-нибудь сомнительные с научной точки зрения идеи.

— Ну наверное, есть два больших подхода, когда мы говорим о балансе пользы и того, что хорошо распространяется (прости, но экономическую составляющую невозможно убрать ни из какой деятельности, из принесения пользы информацией в том числе). Первый подход — играть на низменных эмоциях читателя и производить кликбейт (в жанре скандалов с Волочковой или в жанре «экономике России осталось три-четыре месяца», не суть важно). Второй — стараться играть в лиге повыше, привлекая внимание к материалам несколько более изящно, апеллируя к эмоциям более высокого порядка или хотя бы избегая откровенного натягивания сов на глобусы. Кто-то умеет в первое и может добиться успеха там, мы умеем во второе и наслаждаемся этим. Мне еще кажется несправедливо заметенным под ковер такой момент, как удовольствие создателей контента от того, что они делают, — ну или хотя бы отсутствие отвращения и депрессии от рабочего процесса. Мой ответ на вопрос «как надо?» — надо так, как ты умеешь и как тебе нравится.

Мне не кажется, что как раз в медийных текстах, то есть в тех, которые пишут профессиональные редакторы, сейчас существует перепроизводство научпоп-селф-хелпа. Я бы сказала, что его вообще стало меньше. На стадии подготовки «Пчелы» я довольно серьезно мониторила англоязычные медиа, в последний раз я этим занималась лет пять назад — и обнаружила, что много где раздел «Наука» либо вообще пропал из меню (зато появились всевозможные кроссворды, гороскопы, ответы на вопросы в бессмертном формате agony aunt, маленькие повседневные истории о людях и их переживаниях), либо трансформировался в лонгриды, которые выпускаются редко и вряд ли много кем читаются. Этот тренд и в российских медиа присутствует, просто раньше они в большей степени смотрели на западных коллег, а сейчас, когда флагманы закрыли основную часть контента под пейволлы, смотрят на соцсети. Так что наука у нас скорее отдельно — жизнь отдельно, а зря.

Еще мне кажется, что говорить о перепроизводстве научпопа — это примерно как говорить о перепроизводстве художественной литературы. Это очень широкие понятия, и художественная литература, и научпоп, и даже научпоп, который может трактоваться как селф-хелповый. Внутри каждого существуют разные уровни, разная стилистика, разная интонация, разная тематика, разные форматы. На каждого купца тут найдется свой товар, и говорить о перепроизводстве, как мне кажется, нет никаких оснований. То, что нечто повторяется на разные лады, — нормально, подрастают же новые люди, которые не читали то, что давно прочел и отметил как всем известную банальщину ты. И эти люди живут в разных с тобой пузырях, нет уже такого канала информации, чтобы сказать: да все это прочли в газете «Правда», зачем повторять где-то еще. Мы просто стараемся найти своего читателя и работать для него.

Вообще, момент эстетики, стилистики, собственной подачи очень важен. Я до сих пор получаю комменты от людей, которые читали мои статьи в 2015 году в печатном, прости господи, журнале «Метрополь», буквально вчера читательница на пиво позвала в Прагу, настолько ее развеселило и очаровало там что-то, чего я уже не помню. Так что тут, если контента будет слишком много, читатель просто отпишется от одного канала и подпишется на тот, который ему покажется лучшим. Конкуренция — здоровая и стимулирующая штука.

Отвечая конкретнее, как именно работать с научпопом по теме саморазвития. Во-первых, очень неплохо проверять на себе и знакомых рекомендации психологов, которые ты ретранслируешь. Мы стараемся это делать по возможности, потому что в психологии квантифицированная доказательная база невелика по сравнению с массивом экспертных мнений, а экспертность — это примерно такая же интересная категория, как гендер в последние двадцать лет. Во-вторых, все же есть навыки работы с научной информацией: стараться искать прежде всего лонгитюдные и метаисследования, не делать глобальных выводов о человечестве из результатов эксперимента на мышах, различать научные работы и источники по уровню надежности — вот это вот все, базовые навыки редактора, который работает с научной информацией. Наше новаторство тут заключается скорее в подаче: мы не отпугиваем массового читателя сухим или излишне специализированным языком, которым часто пользуются качественные научпоп-издания, мы не боимся шутить и смешивать жанры, начинать с эмоциональной вводки и переходить к фактам. Журналистика любит двигаться по проторенной дорожке — новость будет новостью, лонгрид лонгридом, а если нужно рассуждать, то на это есть отдельный жанр колонки. Но можно ведь использовать новость как отправную точку для рассуждений, можно завернуть исследование в личный опыт и вообще примерно что угодно можно делать, если это не скучно и не дезинформирует. С этой точки зрения мы позиционируем себя скорее как блогерский проект, чем как медиа, потому что ригидные и немодные уже в целом медиа гонку за душу читателя определенно проиграли.

— Вопрос про фольклор и этнографию: вы уделяете им много внимания, сами делаете интервью с исследователями — понятно, что аудитории такое нравится и хорошо работает в качестве интеллигентного развлекательного контента, но что это дает современному человеку с содержательной точки зрения?

— Это то же самое, что с занимательной историей, которая у нас тоже есть. Последние три года, считаю, были отличным периодом, чтобы увлечься историей, как минимум для того чтобы в полной мере прочувствовать: все, что с тобой и вокруг тебя происходит, не только бедствие, ад мглы, повод для тревожности и причина внимательнее относиться к задетым ситуацией близким, но еще и типичный эпизод в череде тысяч исторических эпизодов, которые случались и, вероятно, будут случаться всегда. В этом есть некоторое утешение вроде того, когда ты наблюдаешь звезды в телескоп и, думая об этих масштабах, совершенно теряешь свое замученное дурацкое мелкое «я». Смена фокуса с себя на мир вообще исключительно полезное для души занятие.

Кроме того, жанр занимательной истории позволяет вкатиться во что-то более серьезное тем из нас (думаю, не ошибусь, если скажу, что большинству), кто в школе на уроках истории зевал и не понимал, зачем зазубривать этот бессмысленный набор имен и дат. А что-то более серьезное — это и есть, собственно, понимание того, как мир устроен, потому что история всеми своими крючочками цепляется за миллион всего остального: экономику, географию, литературу, эволюцию идей, моду и что угодно еще.

Что же касается фольклора и этнографии, то думаю, редко какой интеллигентный человек поспорит с тем, что условная «Калевала» не только интереснее «Нетфликса» в плане изобретательности сюжетных ходов и аутентичности персонажей, фольклор еще и полезен, когда тебе хочется порефлексировать о том, как жили люди раньше. Мы знаем про их быт, но разве не интересно, как мыслил твой прапрадед, во что он верил, кого он уважал, кого боялся, почему? Пласт дневниковой литературы очень тоненький, и он в основном про те социальные страты, к которым наши предки чисто статистически вряд ли относились. А тут ты буквально обретаешь корни, и происходит это не в навязанном формате скакания в какой-нибудь нелепой народной шапке на празднике, организованном властями, а органично — через рассказ, который тебя трогает и очаровывает.

Ну и помимо прочего, фольклор же безумно смешной и остроумный, там есть своя логика, ее тоже интересно раскручивать. А роль веселья, по-моему, огромна с содержательной точки зрения, особенно в жизни русского интеллигента. Это буквально топливо, которое нам нужно, чтобы быть в состоянии поддерживать интеллектуальную активность в тех условиях, в которых мы живем: климатических, экономических и прочих. Вообще, считаю преступным низведение юмора до той роли, до которой его низвели, а миссией «Пчелы» в целом и своей в частности считаю взращивание в медиапространстве всего того, что читатель может любить, что может культурно обогащать и скрашивать его жизнь.