6 ноября великому русскому писателю Саше Соколову исполнилось 75 лет. Специально для «Горького» прозаик Сергей Солоух рассказывает о своих любимых текстах и творческом методе Соколова.

Хорошо сказал Владимир Иванович Даль: «Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски».

А что это значит, думать по-русски? Это значит блуждать в восхитительной мгле, полусвете и полутьме, пытаясь разобрать: в виду или ввиду, налево или слева, в течении или в течение. Или не пытаясь вовсе. Вот взять и погрузиться, не разбирая — по срЕдам или по средАм. А допуская все. Не так ли, в самом деле, и надо мать воспринимать?

И в этом смысле роман Саши Соколова «Между собакой и волком» — это буквальное возвращение в русское лоно. «Школа для дураков» была попыткой выхода из него. Попыткой преодолеть еще не понятое автором, двоящееся, амбивалентное сознание по-русски думающего человека через благую весть, евангелие, христианство.

«Извини, пожалуйста, а что сказал нам Павел Петрович, давая книгу, которая так не понравилась отцу? Ничего, учитель не сказал, ничего. А по-моему, он сказал: книга. Даже так: вот книга. И даже больше того: вот вам книга, сказал учитель».

В результате получился прекрасный роман о любви, природоведении и откровении, а вот главный вопрос — почему у мальчика все путается и двоится в голове — так и остался неразъясненным, неразрешенным. Да потому, что он русский. И когда мать ему кричит:

— Вернись! Вернешься?

Он отвечает ей:

— Да нет!

Ну или не отвечает вовсе, а думает. С изнова или сызнова? А если отбиваться, то куда ударить? В лоб или же по лбу. В голову или по голове? А если все-таки придется, вынудят стрелятЬ, то пуля выстрелится или выстрелитЬся? О боже!

«То есть, Федор не Федор, а как бы Петр. А уж Егор-то — во всяком случае».

Какой прекрасный мир на самом деле, где русский — он же татарин и он же цыган. И чуточку чухна. Дзын-дзы, Джын-джи.

«Месяц ясен, за числами не уследишь, год нынешний. Гражданину Сидор Фомичу Пожилых с уважением Зынзырэлы Ильи Петрикеича Заитильщина. Разрешите уже, приступаю».

Совершенно изначальный воздух. Тьма! В котором еще нет Луки, Матфея или Иоанна, и книги нет, а есть лишь прото-речь. Поговорки, присказки и песни. И их носители. Дзын-дзы, Джын-джи. И Зынзырэлы. А также Зимарь-человек, и Крылобыл. И из них составить надо не роман, не повесть, не рассказ, а картину. Картину русского мира. Вот ведь задачка! Красота.

Мать воссоздать по следам ее. По промельку в ночи. По голосу в ночи. Вернуть ее себе, восстановив из элементов. Но для начала, конечно, добыть сами элементы. А как? А очень просто, давайте все начнем воспринимать буквально. Все наше русское, в котором Петр допетривает, Егор объегоривает, а Федот всегда не тот. Раскроем, развернем все поговорки, присказки и сказки. Посмотрим, что там в этой целокупности за толики да за доли, пяди и вершки. И как связаны, переплетены и скроены внутри, между «да» и «нет», между небом и землей, между собакой и волком. Пусть попляшут, поиграют, похороводятся. И явят нам искомое.

Тяп-ляп колуном, еле-еле кашу. Кто? Мы! Люди, думающие по-русски. Стоит только отпустить частицы на свободу — и вот уже можем! Можем видеть за деревьями лес и дальше своего носа. А если плеоназмы придержать. То и в глазу соринку. И все свое, наше, родное, даже звезды.

«Там, по правую руку. Стожары-пожары горят, тут, по левую, — Крылобыл, косолапый стрелок, пули льет. Позади у меня Медицинские Сестры, впереди — Орина-дурина и чадо ее Орион. Много бродил я по мироколице и много созвездий определил. Есть созвездье Бобылки, только не разбираю какой, есть Поручики, Бакенщики, Инспектора. Есть Запойный Охотник, заводной в миру бузотер, мужик правильный — жаждой неугасимой, удалью исключительной до кимрских кожевенных слюз включительно пресловут».

А если Оря, Орина и Марина спутались, и фигурально, и буквально, так это оттого, что просто наши. Потому, что никто сказать не может, а много ли ненамного. Или не намного оно? В кривь ли вкось, в кось или вкривь? И почему вода — вАда, и почему мясной — мИсной, и почему не разделить и то и это. Впрочем, последнее понятно. Потому, что мир. Картина цельная его. И в центре родина. Дикая, пантеистическая, дохристианская.

«Россия-матерь огромна, игрива и лает, будто волчица во мгле, а мы ровно блохи скачем по ней, а она по очереди выкусывает нас на ходу, и куда лучше прыгнуть, не разберешь, ау, никогда».

Саша Соколов

Фото: http://russianwriters.berkeley.edu/sasha-sokolov/gallery/

И по краям она же, поэтому как не заходи слева ли от собаки, справа ли от волка, а всегда будешь между ними. Среди частиц. Фонетики и морфологии. Элементов мрака изначального. Вот, что получается из следа, промелька и голоса. И в самом деле, мать! Великая черная дыра. Центр притяжение, колодец гравитационный. Потому что, оказывается – чудо разъятых устойчивых оборотов, развеянных крылатых выражений, и распыленных идиоматических, а также прочих фокусов буквального восприятия языка выводит нас в очень русское и в то же время очень универсальное пространство, где все нельзя и вместе с тем все можно. И от роду и отродясь. И эта невольная и вольная всеядность и всеобщность мышления звуками и образами направлена не только внутрь, но и вовне. То есть, не только создает объект, но и субъект. Не только русским делается тот, кто думает по-русски, но и то, о чем по-русски думаешь, делается русским. И не только татарин, цыган или чухонец. Но и француз Жевело, и Даль, Владимир Иванович – датчанин, и Питер Брейгель Старший, голландский подданный, а вместе с ними и каждого творенья. Картины, например.

«Серые шляпы охотников — вы, верно, знаете этот тяжелый и плотный, но и ворсистый фетр наших провинциальных фабрик, на котором, сбиваясь в комки, так изумительно цепко удерживается снег, все равно — он ли падает, на головной убор или убор в сугроб; серые шляпы охотников нахлобучены низко, что называется по уши, и вот — не различишь и затылков».

Да и зачем, когда впереди, там дальше — серебро фигурок, беговых ножей и детских дутышей.

«А на льду прудов и реки — масса катающихся. Звонки их голоса и коньки, разгорячены лица».

И через это голландское и датское, татарское и цыганское все сущее перетекает в русское, потому что конек, в сути своей, одна из бесконечных вариаций главного — опоры. А что кроме нее, подошвы, палки, костыля. Края стола и поручня поезда, нужно человеку для устойчивости, для равновесия, для уверенности во тьме, во мраке изначальном, универсально русском между собакой и волком? Ничего. Только это — возможность не падать на ветру, а также под тяжестью напитков. Опора.

И значит только об этом и может думать русский человек. Одну ее и взыскует среди неразличимых и неделимых на сколько и насколько. Там, где чудеса в решете и суп из топора. И русским роман на русском языке может быть только об этом. Он об этом и получился. Самым естественным образом. О горестной утрате опоры и счастливом обретении ее.

«Отчего вы опоры мои истопили в печи в угоду огню негасимому», — спрашивает цыган, татарин и датчанин. Дзын-дзы, Джын-джи. И Зынзырэлы. Вопрошает.

А перепутали в потемках, там, где работа если в лес не убежит, то конь на ней уже непременно поваляется. Откровенничает. Признается ему такой же чухна, тунгуз, калмык и нидерландец. Волколис и Крылобыл. Два русских человека третьему:

«Так мозгую и перетак, а все сходится: не иначе — точильщиковы клюшки в тот раз погребли, пойти, вероятно, сказать. Вон как славно все обустраивается, Крылобылу я говорю, стало быть, завтра же надо бы их и отрыть. Стало быть, завтра же и отроем».

Вот оно, стало быть, зачем думать по-русски. Не только чтоб быть русским, как Владимир Иванович Даль. И не только чтобы сделать русским художника Брейгеля, и промышленника Жевело. А чтобы, в первую очередь и главным образом, крепко стоять на ногах. На своих двоих. На своих троих. Четверых. Да на всех! Между собакой и волком ведь не различишь.

Читайте также

10 фактов о Саше Соколове, которые вы не узнаете из фильма
Встреча с Борхесом, работа в морге и премия за рассказ о слепых
11 февраля
Контекст
«Не думаю, что из книг можно извлечь практическую пользу»
Философ Александр Секацкий о бытии читателя, ненужности нужных книг и Незнайке
22 марта
Контекст
Год не пьянствовать
Биография Ярослава Гашека и его героя
16 августа
Фрагменты