Владимир Николаевич Войнович — шестидесятник. Шестидесятник не совсем характерный. К плеяде писателей «оттепели» он принадлежит уже по возрасту (родился в 1932 году), но даже в большей степени по надежде, которой пронизаны его первые произведения, и по темам, которым был посвящен ранний этап его творчества. Сейчас трудно представить, что Войнович написал слова к очень важной песне того времени — «Заправлены в планшеты космические карты…». Тогда о полетах в космос знали еще не многие, но уже все о них мечтали. В стихотворении выражена наивная мечта советского человека о прогрессивном и бесконфликтном будущем. Чего стоит хотя бы фраза «давайте же, ребята, закурим перед стартом». Теперь невозможно представить курящего космонавта, но в песне они простые ребята, какими и должны были быть в 1960 году люди с их романтикой и слабостями. Ранняя проза Владимира Николаевича стоит чуть в стороне от «генеральной линии» шестидесятников, но не настолько радикально. А повесть о Вере Фигнер так и вовсе вышла в идеологической серии «Пламенные революционеры». Ничто не предвещало, пожалуй, особой судьбы Войновича.
Но искрометный и желчный юмор не мог оставить писателя в рамках советской литературы. Хотя выслан из страны он был в итоге не за книги, а за правозащитную деятельность и неумение молчать, что в России всегда у писателей было достоинством.
Конечно, Владимира Николаевича будут вспоминать не по ранним текстам, а по «Шапке», «Чонкину» и недооцененной «Москве 2042». В «Москве 2042» Войнович открыл нам сначала в «тамиздатных», а затем и в отечественных изданиях право писателя говорить то, что думает, говорить зло и остро, не взирая на авторитеты и не щадя общепризнанных кумиров. В середине 1980-х для русских читателей смелость Войновича казалась совершенно невозможной. Вымуштрованные советской литературой, мы знали, что только очень глубокое тайное иносказание могло намекнуть на хоть какую-то критику признанного авторитета. А Войнович мог прямо критиковать того, кого в России считали полубогом. Само существование несогласия среди эмигрантов из СССР казалось нам абсурдным! Войнович показал, что общество состоит не только из своих и чужих. Разногласия возможны и среди инакомыслящих. И это нормально, в этом нет ничего необыкновенного, это естественно. Логика «кто не с нами, тот против нас!» — ущербна.
Войнович, со свойственной ему злой, обличающей сатирой, не признавал формальных, апофатических объединений. Человек, писатель имеет право, должен быть самостоятелен. В стае быть личностью невозможно, в группе трудно. Даже в группе, объединенной изгнанием и несогласием с режимом.
«Москва 2042» вызвала опасливый фурор. Даже в среде, близкой к диссидентству, о ней говорили полушепотом и не из-за вездесущих органов, а потому что книга разрывала привычный шаблон инакомыслия.
Кроме того, в ней были весьма точно предсказаны механизмы деградации и разрушения СССР. Наверное, читатель помнит, что важной идеологической процедурой в книге была проекция сериала «Даллас» на облака в безлунные ночи. Через 6 лет была «Санта-Барбара».