1. Литераторы, журналисты, преподаватели, культуртрегеры рассказали «Афише», за что они благодарны Британскому совету; материал дает представление о том, как много успела сделать эта организация. Юлия Идлис: «Единственное полное издание сценариев Пинтера в начале 2000-х можно было найти только в библиотеке Британского совета в Москве, как и многие работы, посвященные истории и теории экранизации в принципе. Половина библиографии в моей диссертации — именно из библиотеки Британского совета». Александра Борисенко: «Благодаря им наши студенты регулярно встречались с молодыми британскими авторами и могли обсуждать с ними тексты. Когда мы придумали проект изучения современной британской литературы, Британский совет привез специально для нас в Москву выбранных нами писателей. Благодаря им у нас на факультете выступал знаменитый Джулиан Барнс». Шаши Мартынова: «Приостановка работы этой организации в России — камерная культурная катастрофа, на мой взгляд». На наш, тоже.
2. «Арзамас» вывесил большой аудиоархив Анри Волохонского: гипнотическое чтение стихотворений — собственных и совместных с Алексеем Хвостенко (от «Касыды министру культуры» до книги переложений Вильгельма Буша), переводов из Катулла и Джойса, воспоминаний. «Кроме совершенно особенной личной ноты, чтение Волохонского показывает, какую огромную роль в его художественном мире играет звук. Парадоксальные и не всегда понятные с первого взгляда сочетания образов становятся в его исполнении кристально ясными», — комментирует филолог Илья Кукуй.
3. Неделя свободного доступа. ИРЛИ РАН выложил в свободный доступ все номера журнала «Русская литература» с 1958 по 2017 год. Большой подарок для литературоведов — остается мечтать только о полноценном поиске по архиву. А наследники Аркадия и Бориса Стругацких, «признав свое поражение в борьбе с пиратством», вернули на официальный сайт братьев Стругацких все их произведения. «Сегодня у нас есть повод выпить по рюмочке эликсира Блаженства, закусив свежим огурчиком», — комментирует это событие издание Ferra.
4. Учителя, методисты и вузовские преподаватели выступили против введения единого госстандарта преподавания литературы. «Прочитать и обсудить на уроках все включенные в программу (часть нового стандарта) тексты вдумчиво и качественно невозможно, — сказано в их открытом письме. — Программа перегружена произведениями (двести тридцать пять произведений за пять лет обучения), зачастую объемными и имеющими сложную художественную природу. Это исключает возможность полноценного их освоения, создает риск формального, поверхностного разговора о них на уроке». Кроме того, единая программа почти полностью исключает из круга школьного чтения современную литературу: обязательный список «не учитывает интересов ученика и учителя, отстал от современной науки о литературе; он не берет в расчет изменившихся практик чтения, не отвечает вызовам времени». В беседе с журналисткой «Реального времени» Наталией Федоровой о предлагаемом стандарте среди прочего говорит филолог Алексей Вдовин: «Совершенно необязательно, чтобы все великие тексты непременно были прочитаны в школе. Это утопия. Желание заставить школьников прочесть весь канон — оно же исходит из неосознанной предпосылки, что дети, дескать, потом уже ничего не прочтут, и потому это их единственный шанс. Для каких-то школьников это в самом деле так, но ничего страшного я в этом не вижу. Мы не можем, да и не нужно, заставлять все 100%, тотально. Это мы уже проходили в XX веке. Ничего, кроме вреда, это не принесло. <…> Что бы министерство ни навязало сверху, единый учебник по литературе — это убийство литературы в школе как предмета, поскольку нет и не может быть единственно верного нарратива, единственно верной трактовки классических текстов. Это — факт, доказанный литературоведением и филологией XX века».
5. Издание «Идеаномика» публикует мысли Юрия Сапрыкина о современном чтении — или, может быть, об образе чтения как образе жизни. Сапрыкин разводит понятия «чтение» и «книга» («Сейчас на месте 16-й полосы „Литературной газеты” оказались даже не онлайн-издания, а социальные сети, через которые мы в том числе потребляем онлайн-издания»), отказывается драматизировать разговоры о «нечитающей молодежи», рассказывает о том, как отказ от соцсетей повышает количество и качество чтения. «Мой идеальный образ жизни такой: положить в чемодан 4 книжки на неделю, улететь в теплое место и лежать на солнце под зонтом, читая. Но это редко достижимо. Идеальный способ для чтения — и тут никакой нейропсихолог ничего нового не придумает, — когда тебя ничто не отвлекает. Если ты можешь в течение дня создать временные зоны для чтения, то это хорошо. Просто выруби телефон, подумай, когда дети уже спят или еще не встали, сбеги с работы на обед, так, чтобы тебя точно никто не нашел. Это и будет идеальное время для чтения».
6. «Новая газета» публикует интервью Дмитрия Быкова с Марией Розановой. Текст начинается с реплики Розановой: «А вот и наш розан, наш пузан, сразу заполняющий собой большую часть комнаты», и там еще много занимательного — например, отношение Розановой к движению #metoo, определение хорошего человека («если его трудно вовлечь в стаю, этого почти довольно, чтобы считаться хорошим»), разговоры о том, почему Россия гордится дурными делами и характеристика Лимонова («… он очень себе на уме. Он делает только то, что расширит его опыт. Не человек, а инструмент письма»). Вслед за публикацией последовал скандал — якобы Розанова очень удивилась, что ее частная беседа с Быковым была напечатана как интервью; потом выяснилось, что Розанова никаких претензий к Быкову и «Новой газете» не имеет, но Захар Прилепин успел возмутиться. Главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский у себя в фейсбуке обычно называет такие эксцессы «интересная литературная жизнь».
7. В The Guardian кенийский писатель и ежегодный кандидат на Нобелевскую премию Нгуги Ва Тхионго вспоминает, как в 1978 году без суда был заключен в тюрьму, и рассказывает о решении, которое до сих пор вызывает вопросы у его коллег: Тхионго отказался писать по-английски. «Когда я встречаю англичанина и он говорит „Я пишу по-английски”, я не спрашиваю его: „Почему вы пишете по-английски?”. Если я встречаю французского писателя, я не спрашиваю его: „Почему вы не пишете по-вьетнамски?” Но меня то и дело спрашивают: „Почему вы пишете на кикуйю?” Почему-то считается, что когда африканец пишет на родном языке, это неправильно». Тхионго много лет агитировал африканских писателей работать на своих языках; этой проблеме он посвятил книгу «Деколонизация разума». «Девяносто процентов африканских ресурсов потребляется на Западе, — утверждает писатель. — Но почему-то в лексиконе закрепилось другое понимание: это Запад „помогает” Африке. Кое-что возвращается, и они называют это „помощью”». Хотя Тхионго по-прежнему верит в культурный обмен, в том числе в силу перевода, он считает, что сначала надо «твердо встать на ноги в собственной культуре».
8. С молотка уйдут личные вещи Сильвии Плат. Lithub показывает предметы, которые смогут купить состоятельные поклонники поэтессы: первое издание романа «Под стеклянным колпаком» с ее автографом; машинку, на которой этот роман был написан (ожидается, что машинку продадут за 84 000 долларов), письменный стол, кошелек и нарисованный Плат портрет ее мужа Теда Хьюза.
9. Words Without Borders публикует большой материал о Марио Варгасе Льосе — его «политический портрет». В первой части Льоса рассказывает колумбийскому журналисту Фелипе Рестрепо Помбо о своей новой книге «Зов племени» и о том, как он пишет (от руки, хотя бы по два часа в день, с предварительными диаграммами и траекториями сюжета — но первые наброски писатель сравнивает с магмой: «они хаотические и бесформенные»). Помбо говорит о знаменитой дисциплинированности Льосы («у него нет времени на алкоголь и бессонницу… Варгас Льоса — профессионал, придерживающийся строгого графика). Дальше начинается, собственно, политика: у Льосы дома есть книжный шкаф, в котором стоят только биографии американских президентов, от Вашингтона до Обамы; биографии Трампа нет — Льоса говорит, что «никогда еще у Америки не было такого отвратительного президента» и что при Трампе США «утратили лидерство на Западе». Собственно, «Зов племени» во многом книга о возвращении национализма и отторжении Другого. Льоса вспоминает, как в его молодости было трудно «не быть левым», но постепенно латиноамериканские левые пришли к «сектантскому и догматическому марксизму».
Упоминается разочарование в Кубинской революции и знаменитая ссора с Маркесом: это произошло после ареста кубинского поэта Эберто Падильи в 1970-м. Кубинские власти обвинили Падилью в сотрудничестве с ЦРУ, за поэта заступились Сартр, Симона де Бовуар, Хуан и Луис Гойтисоло, Сьюзен Зонтаг — и Льоса; Кастро запретил авторам письма въезд на Кубу, Льоса ударил Маркеса, поддержавшего Кастро. С тех пор он почувствовал себя «абсолютно свободным»: вторая часть материала посвящена его приходу к либерализму.
Льоса ссылается на Адама Смита, Ортегу-и-Гассета, Поппера, Исайю Берлина и других либеральных мыслителей, отделяет либерализм — «гибкий инструмент, с помощью которого можно бороться за свободу и развивать общество, политику, экономику» — от неолиберализма, «который понимают как завесу, позволяющую эксплуатировать бедных и насиловать промышленность». Он разделяет идеи Берлина о сосуществовании разных ценностей и экономических ограничениях, необходимых для либерализма (чтобы он не превращался в тиранию, использующую детский труд). Помбо вспоминает историю о том, как Льоса безуспешно баллотировался в президенты в 1990 году (он проиграл во втором туре будущему диктатору Альберто Фухимори, впоследствии приговоренному к 25 годам тюрьмы). Некоторые политологи называли причиной поражения излишнюю гордость Льосы, другие — наивность; по сути, речь об одном и том же — нежелании вступать в публичную дискуссию с Фухимори. Впоследствии, эмигрировав в Испанию, Льоса критиковал перуанскую власть (многие перуанцы считали это предательством: Фухимори по-прежнему популярен в стране) и размышлял о природе диктатуры вообще. Помбо цитирует его роман «Нечестивец, или Праздник козла», повествующий о режиме Трухильо в Доминиканской Республике: «Вот что ужасно в диктаторах: да, они такие, как мы. Мы с ними слеплены из одного теста, они рождаются оттуда же, откуда все мы, и ведут себя как обычные люди, пока не придут к власти. К власти, которая пробуждает в них чудовище».