Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.
Многие фантасты предсказывали в своих произведениях будущее, описывая новые изобретения или поднимая вопросы, которые становились актуальными или даже попросту понятными лишь десятилетия спустя. Джонатан Свифт не старался предсказать будущее. Тем не менее ему удалось в четвертой части «Путешествий Гулливера» предвосхитить современное направление в психологии, которое только-только начинает зарождаться в и без того молодой науке. Речь идет об animal-assisted therapy, animal-assisted education и animal-assisted activities. На русском языке все это обычно объединяют в один термин «анималотерапия», что не совсем верно, но адекватный понятийный аппарат в этой сфере у нас пока не разработан.
В контексте «Путешествий Гулливера» мы будем говорить не обо всей анималотерапии, а скорее об одном из ее ответвлений — ипповенции. За рубежом также выделяют equine assisted activities / therapy и equine facilitated learning — и разница между ними большая, — но не будем вдаваться в подробности и тоже объединим все направления в один термин.
И все же необходимо разграничить иппотерапию и ипповенцию. В обеих активностях задействованы лошади, о чем, собственно, и говорит первая часть слов: «иппо». Иппотерапия почти всегда включает в себя верховую езду и воздействует на человека биомеханически (хотя никто не отрицает и эмоциональный вклад от взаимодействия с животным). Ипповенция больше направлена на познание себя, развитие личности и проработку сложных историй через общение с конями и наблюдение за ними. Отдельно надо отметить, что ипповенция — авторский термин, введенный в русский язык психологами Ольгой Лопуховой и Каюмом Газизовым для конкретных практик, однако слово, как это нередко бывает, стало жить своей жизнью, и его значение (точнее, охват того, что оно в себя включает) в последнее время значительно расширилось.
В четвертой части своего романа Свифт, по сути, описывает одну из современных психологических практик, когда через определенное взаимодействие с лошадью (причем часто без верховой езды) можно прокачать свои эмоциональные скиллы, социальные навыки и даже проработать психологическую травму. (Разумеется, при участии профессионала.)
Начинается четвертая часть «Путешествий Гулливера» так: «Я провел дома с женой и детьми около пяти месяцев и мог бы назвать себя очень счастливым, если бы научился наконец познавать, что такое счастье». За этим как раз часто и отправляются к психологу. Или в путешествие. Гулливер сделал последнее — возможно, потому, что с психологами в то время было непросто (такой профессии вообще не существовало).
Первая встреча Гулливера с гуигнгнмом ничем не отличается от встречи обычного человека с лошадью: «Наконец я набрался смелости протянуть руку к шее коня с намерением его погладить, насвистывая и пустив в ход приемы, какие обычно применяются жокеями с целью приручить незнакомую лошадь». При этом конь, с одной стороны, испытывает что-то вроде презрения, а с другой — принимается внимательно изучать Гулливера как доселе незнакомое существо. Исследовавшие его гуигнгнмы напоминали «философа, пытающегося понять какое-либо новое и трудное явление». И хотя герой пока еще называет их «неразумными животными», но уже начинает смотреть на них иначе, находясь в непривычной для себя обстановке, и чуть позже он уже пишет, что «вообще поведение этих животных отличалось такой последовательностью и целесообразностью, такой обдуманностью и рассудительностью, что в конце концов у меня возникла мысль, уж не волшебники ли это, которые превратились в лошадей».
Глазами другого
Тут-то и начинается самое интересное. Свифт описывает попытку взглянуть на мир по-новому или глазами другого. Причем буквально. Если мы перенесем это на реальную жизнь, то поймем, что даже на физическом уровне лошади видят мир иначе, чем мы. У них глаза расположены по бокам головы, что позволяет им обозревать все вокруг почти на 360° против наших 180° и глаз, расположенных спереди.
В реальных сессиях с участием лошадей такое очевидное различие нередко помогает человеку выйти за рамки своего стереотипного мышления и выученного поведения и взглянуть на ситуацию под другим углом. Даже банальный и в чем-то глупый вопрос: «А что, на ваш взгляд, сказала бы на это лошадь?» способен помочь клиенту иначе взглянуть на ситуацию.
Глазами другого — гуигнгнма — Свифт старается показать нравы современного ему общества: когда герой описывает привычную для него жизнь гуигнгнму, то будто бы прозревает и ужасается тому, откуда он пришел.
Разговор — с самим собой и специалистом
Так уж эволюционно сложилось, что мы, люди, — существа «вербальные», и в процессе речи действительно можем находить ответы на волнующие нас вопросы. То есть доходить до этого не методом проб и ошибок на практике, что характерно, как считается, для большинства животных, а именно благодаря словесному теоретизированию. Даже если оно направлено на самих себя или на тех, кто не понимает человеческую речь (предметы или животные).
Гулливер, рассказывая серому коню о том обществе, в котором живет, отвечая на его вопросы о причинах войн, смысле денег, объясняя, как работает юридический, а не «природный» закон и зачем он вообще нужен, сам меняет свои представления о мире. Он пишет:
«Сопоставление множества добродетелей этих прекрасных четвероногих с человеческой испорченностью до такой степени раскрыло мне глаза и расширило мой кругозор, что поступки и страсти человека предстали мне в совершенно новом свете, и я пришел к заключению, что не стоит щадить честь моего племени; впрочем, мне бы это и не удалось в присутствии лица со столь проницательным умом, как мой хозяин, ежедневно изобличавший меня в тысяче пороков, которых я вовсе не замечал до сих пор и которые у нас, людей, не считались бы даже легкими недостатками. Равным образом, следуя его примеру, я воспитал в себе глубокую ненависть ко всякой лжи и притворству, и истина стала мне столь любезной, что ради нее я решил пожертвовать всем».
Sawrey Gilpin
Что во всем этом есть из психотерапии? Во-первых, одно только проговаривание некоторых вещей поможет взглянуть на ситуацию под другим углом или найти решение, которое раньше просто выпадало из поля зрения. Во-вторых, попытки Гулливера объяснить что-то гуигнгнму напоминают беседу с психологом, подсвечивающим своими вопросами определенные «проблемные» места, которые наша психика «скрывала» от нас из-за сложности переживаний, связанных с ними.
Лошади могут выслушать и принять, причем безоценочно. Каким бы профессионалом ни был психотерапевт, мы все равно прежде всего видим в нем человека, а значит, боимся осуждения, поэтому — умышленно или нет — что-то замалчиваем, а где-то красуемся. Нужно время, чтобы самому принять тот факт, что специалист не будет вас осуждать.
С животными говорить проще. Мы не воспринимаем их как представителей своего вида и не боимся быть отвергнутыми, что критически важно для нас как социальных существ. К тому же попытки объяснить что-то лошади зачастую помогают нам и самим начать иначе воспринимать ситуацию — пусть даже реальная лошадь и не задает вопросы, как гуигнгнм.
Наконец, сам факт принятия (животное просто стоит рядом и слушает), которого нам так часто не хватает в современной жизни, может иметь целительную силу, простраивая новые нейронные пути в мозге и возмещая то, что находится в дефиците.
Язык и ложь
Для нас, людей, речь с абстрактными понятиями является естественным свойством, которое, впрочем, не развивается без специального обучения, как, например, у детей-маугли. И все равно у нас возникают сложности с пониманием друг друга, если мы владеем разными языками. Хотя нередко нам бывает трудно понять друг друга и тогда, когда говорим на одном.
Гулливер и гуигнгнмы тоже поначалу не могут расшифровать вербальные послания друг друга, даже когда очень стараются. И тут тоже открывается большое поле возможностей для работы психотерапевта или коуча в реальной жизни. Лошади не понимают нашу речь, за исключением отдельно взятых и часто употребляемых слов, однако отлично владеют невербальным языком и чутко воспринимают наши интонации, язык тела, микровыражения и даже запахи, которые постоянно меняются в зависимости от нашего состояния. Человек боящийся и человек расслабленный пахнут и ведут себя совершенно по-разному, что очевидно для лошадей, выживаемость которых напрямую зависела от их внимательности и правильной трактовки поведения хищника.
Да и большинство современных людей, у которых нет достаточного опыта общения с животными, оказавшись лицом к лицу с полутонным созданием, становятся более внимательными, поскольку речь идет о собственной безопасности, пусть и не на осознаваемом уровне. Человек начинает лучше отслеживать свои движения (впрочем, как и движения лошади), реакции и состояния, а также чувства и эмоции.
Постепенно Гулливер научается не просто понимать гуигнгнмов, но и сам уже может говорить на их языке. И тут Свифт подсвечивает одну весьма интересную особенность человеческого общения: с помощью слов мы врем. И гуигнгнмам при всей их «большой остроте ума» очень трудно объяснить зачем. «Способность речи, — передает Гулливер размышления одного из них, — дана нам для того, чтобы понимать друг друга и получать сведения о различных предметах; но если кто-нибудь станет утверждать то, чего нет, то назначение нашей речи совершенно извращается, потому что в этом случае тот, к кому обращена речь, не может понимать своего собеседника; и он не только не получает никакого осведомления, но оказывается в состоянии худшем, чем неведение, потому что его уверяют, что белое — черно, а длинное — коротко».
Однако врать-то мы врем (при помощи слов), а наше тело — нет. Как пишет психиатр Вирджиния Сатир в книге «Коммуникация в психотерапии», «каждый раз, когда вы что-то говорите, весь ваш организм тоже участвует в этом. Когда вы произносите слова, ваше лицо, голос, тело, дыхание, мышцы тоже говорят <...> Несоответствие между вербальным и невербальным планами общения порождают двусмысленность. Ваши слова говорят об одном, а все остальные ощущения и действия — о другом».
Поэтому лошади на сессии соврать не удастся. То есть вы, конечно, можете обмануть ее относительно вашей зарплаты или любимого автора (что для нее, впрочем, не будет иметь ровным счетом никакого значения), но ваше состояние она считает прекрасно. Вероятно, даже лучше, чем вы сами его будете осознавать. Благодаря такому помощнику, опытный ведущий сессии сможет обратить на это внимание клиента и, возможно, выяснить, для чего понадобилась ложь и какую правду она скрывает.
Разум и эмоции
А вот где Свифт «не угадал» с принципами ипповенции, так это с разумом лошадей. В контексте четвертой части «Путешествий Гулливера» «разум» воспринимается не как способность думать, а скорее является синонимом к слову «рациональность», «объективность» и означает умение принимать решения, дистанцируясь от эмоций. Серый конь — воплощение «нравственного совершенства», он представляется нам тем «разумным идеалом», на который, вероятно, стоило бы равняться. Или которым как минимум восхищается Гулливер: «Основным правилом их [гуигнгнмов] жизни является совершенствование разума и полное подчинение его руководству <...> он не осложнен, не затемнен и не обесцвечен страстью и интересом». Даже создание семьи подчинено у них исключительно разуму: «При заключении браков гуигнгнмы тщательно заботятся о таком подборе мастей супругов, чтобы были предотвращены неприятные сочетания красок у потомства. У самца ценится по преимуществу сила, а у самки миловидность — ценится не в интересах любви, а ради предохранения расы от вырождения <...> Волокитство, любовь, подарки, приданое, вдовьи доли совершенно неизвестны гуигнгнмам <...> Молодая пара встречается и сочетается браком просто для исполнения воли родителей и друзей <...> им неизвестны ревность, припадки нежности, ссоры и досада друг на друга».
Но ни лошади, ни люди не могут быть абсолютно «разумными» в реальной жизни. Потому что все мы эмоциональные существа. Эмоции — это те «маячки» от организма, которые помогали нам выживать на протяжении многих миллионов лет эволюции. Тебе больно (обжегся о костер) — держись от источника боли подальше, чтобы быть целым. Тебе вкусно (сладкий, спелый фрукт) — ищи подобное, чтобы насытиться. То есть эмоции не что-то, что мешает нам быть людьми, а то, что как раз нас ими делает. И дает информацию о нашем состоянии. Попытки избавиться от части себя делают нас, по сути, калеками, как если бы нам, например, удалили руку. Только в случае с эмоциями мы часто делаем это сами с собой и добровольно. А лошади, которые живут в соответствии со своей природой и «используют» эмоции именно как ориентир собственного состояния и состояния других, показывают пример полноценной жизни и помогают принять и «присвоить» собственные чувства и переживания.
Участие профессионала
Осталось упомянуть об одной маленькой, но очень важной детали — о «проводнике». Гулливер переживает трансформацию, иначе смотрит на ранее привычные для него вещи, меняет свое отношение к обществу и даже к собственной семье. Это закономерные следствия, характерные и для психотерапии. Но если в случае с Гулливером серый конь был одновременно и той самой лошадью, способствующей изменениям в реальных сессиях с клиентом, и их катализатором в той роли, в которой обычно выступает психолог, то в обычной жизни одного только животного недостаточно — «человеку нужен человек». Причем не просто человек, а профессионал, который сможет провести того, кто пришел за поддержкой, по всему непростому пути внутренних изменений. Какой бы чудесной ни была лошадь, в нашем мире она никаких волшебных свойств не имеет. Иначе не было бы в конном мире жестокости, пьяных конюхов и травмированных физически и психологически животных.
Размышляя о том, не сходить ли к лошади, которая «поможет», или на сессию к собаке-терапевту, нужно сделать правильный выбор и не перекладывать ответственность за результат на животное, которое даже не знает, что оно вас лечит или чему-то учит. Животное прежде всего просто живет и просто общается с вами. А исцеляетесь от общения с ним либо вы сами, либо при помощи специалиста.
Четвертая часть, а вместе с ней и все «Путешествия Гулливера» заканчиваются тем, что героя изгоняют из страны гуигнгнмов, где ему хотелось остаться навсегда, и он возвращается в родную Англию. Там Гулливер заново учится «выносить вид» жены и детей и «переносить общество еху-соседей» (кстати, это пример не очень удачной «терапии», поскольку прозрение героя не принесло ему ни облегчения, ни большего комфорта для жизни). Однако рассказчик заводит двух жеребцов и ежедневно минимум по четыре часа разговаривает с ними. И в общении с ними он находит для себя отдохновение и душевный покой.